— Не думаю, что все. Но я русский.
— Русский? — теперь уже удивилась незнакомка. — Русские так себя не ведут.
— А как они себя ведут?
— Очень несдержанно, пристают к женщинам, пьют крепкий алкоголь, ругаются, шумят.
— Это плохие русские.
— Я заметила, вы оценивающе разглядываете женщин, но не пристаёте. Почему? Вы с женой?
— Нет, я один, — сказал он правду.
— Тогда, может быть, проведём время вместе? Меня зовут Леонсия.
— Вы англичанка?
— Креолка, хотя давно живу в Штатах. Здесь оказалась случайно.
— В каком смысле?
— Мы с подругой обитаем на круизном лайнере «Геба», он поломался, стоит в порту. А подруга приболела. Ничего, что я мешаю вам отдыхать? Просто я здесь никого не знаю, скучно. Как вас зовут?
Сильвестр подумал:
— Феофан.
— Феофан? — Леонсия фыркнула. — Это имя вам не подходит. Но пусть будет Феофан. Вы действительно не сердитесь на меня?
— За что? Мне тоже скучновато, вдвоём веселее.
— Значит, вы меня не прогоните?
Сильвестр засмеялся.
— Выпить хотите? Здесь подают хорошее местное вино.
— «Альпака», я пробовала. Если вы так добры…
Сильвестр подозвал официанта, заказал вино.
Эту ночь он провёл не один.
Леонсия ушла под утро, пообещав встречу вечером.
— Мне надо навестить подругу, узнать, когда отплывает лайнер. Говорили, поломку устранят за три дня, поэтому сегодня я ещё здесь. Но кто знает?
— Чао, — поцеловал он её в щеку, — до вечера.
Завтрак он проспал. Зато попал на автобус, объезжавший южное побережье Тенерифе. Гид — местный житель из рода гуанчей, свободно болтавший на английском и испанском языках, поведал им историю острова и сообщил множество подробностей, плохо укладывающихся в голове. Из всего, что он говорил, Сильвестр запомнил лишь одно: Тенерифе, в переводе с языка древних гуанчей, означает «Снежная гора».
Остановились подкрепиться в какой–то небольшой рыбацкой деревушке, в уютном ресторанчике на скале, с которой открывался великолепный вид на океан. Гостей угостили лобстерами и мидиями величиной чуть ли не с кулак взрослого мужчины. А так как Сильвестр очень любил морские блюда, да ещё изысканно простые и вкусные, то решил навестить эту деревушку ещё раз, с Леонсией.
Выходили из автобуса не один раз, наблюдали за игрой диких попугаев, любовались канарскими соснами, причудливыми скалами и зарослями колючих и не очень кактусов.
Вернулся Сильвестр в отель после четырёх часов дня, лёг спать, ещё не адаптировавшись к смене часовых поясов, а в шесть его разбудила Леонсия. Она была одета ещё более соблазнительно, чем вчера (хотя, казалось бы, куда уж соблазнительней), и Сильвестру стоило немалого труда остановиться с приставаниями, хотя эта процедура и так затянулась на два часа.
Ужинать пошли в начале девятого.
Джокер впервые расслабился, перестав следить за распределением «тревожных флюидов» и обращать внимание на людей вокруг. Ему всё нравилось, жизнь на острове казалась безоблачной, ушли в прошлое сосредоточения на «паранормальном дыхании», на выходы в астрал, поиск опасного или, наоборот, необходимого, схватки с неизвестными «сущностями» и бескровные, но не менее жестокие, войны с бандитами и убийцами.
Леонсия неожиданно вошла в личную жизнь милой и наивной незнакомкой, отвечающей его вкусам и требованиям, и пусть это знакомство оказалось вдруг совершенно необходимым, оно было лёгким, ни к чему не обязывающим, всего на два–три дня, пока круизный теплоход стоял в порту Ла Гомеры. Сильвестра всё устраивало.
Ночь они снова провели вместе.
Утром Леонсия предложила ему посетить «пещеру капитана Немо».
— Где это? — заинтересовался изрядно уставший Джокер.
— Полсотни километров на запад от Лас–Америкас. Там была Розалинда, моя подруга, рассказала кучу интересного. Кстати, не возражаешь, если она поедет с нами?
Он вообще никуда не хотел ехать, хотел выспаться до обеда, а потом хорошенько подкрепиться, но уступил просьбе.
— Она уже выздоровела?
— Да, пришла в себя, врач посоветовал развеяться.
— Ладно, пусть едет.
— Ой, ты прелесть! — Леонсия поцеловала его и умчалась, сказав, что сама зарезервирует места в экскурсионном автобусе.
Пришлось идти в душ и приводить себя в порядок.
Леонсия позвонила в половине восьмого:
— Выезд в девять, успеем позавтракать.
Ощущая себя разболтанным, состоящим из сотен гаек, винтов и штифтов, Сильвестр поплёлся в ресторан, где они всегда завтракали.
Леонсия была с подругой.
Он подтянулся. Розалинда оказалась эффектной блондинкой с тонкими чертами лица и пухлыми чувственными губами. Чем–то она была похожа на Диану. Хотя мысль об этом мелькнула и исчезла: Москва и Диана находились на другом краю света и душу не трогали.
Автобус до «пещеры капитана Немо» оказался мини–вэном на восемь человек. Правда, совсем новым и удобным, оборудованным кондиционером. Кроме Сильвестра и подруг там уже сидели пять человек, трое пожилых мужчин и две женщины, одетые как и все туристы мира — в джинсы и куртки с капюшонами на все случаи жизни. Все они разговаривали между собой на немецком языке и представляли какую–то группу немецких любителей экзотики.
Группу сопровождал гид — молодой человек в очках, сбивавшийся с немецкого на английский и почему–то заметно нервничавший. Правда, Джокер не обратил на это внимания, он был занят спутницами.
Автобус взял курс вдоль побережья Тенерифе к северо–западу, влился в негустой поток автомобилей на автостраде, соединявшей южную и северную части острова, вскоре превратившейся в горный серпантин.
Если бы Сильвестр присмотрелся к поведению Леонсии и Розалинды, он бы заметил их переглядывания, усмешки и гипертрофированную ласковость обеих. Возможно, он насторожился бы и заставил работать свою паранормальную систему, превращавшую его в Джокера, в экстрасенса. Но он был далёк от оценок происходящего, близость сексапильных дам кружила голову, и Сильвестр ничего не замечал. Его мучила только одна проблема: как сделать, чтобы вечером у него осталась Розалинда, а Леонсия при этом не обиделась.
Через час после выезда из отеля, попетляв по серпантину, микроавтобус свернул к скалам на берегу океана. Остановились у шлагбаума, за которым слева начинался крутой бок берегового откоса, а справа тянулся ряд бунгало с тростниковыми крышами. Бунгало представляли собой магазинчики, торгующие сувенирами, и уличные кафешки, где можно было посидеть в доброй компании и вкусно поесть.
Проводник нервно засуетился, собрал группу и строго–настрого приказал никуда от него не отлучаться.
Двинулись к скале, в основании которой открылась горизонтальная щель, переходящая в пещеру.
— Почему её назвали «пещерой капитана Немо»? — спросил Сильвестр.
— Если вы читали романы французского писателя Жюля Верна, — отозвался гид, крутя головой, — то должны помнить, что описываемый им «таинственный остров» принадлежал Канарскому архипелагу. Здесь начинается пещера, выходящая в грот под берегом океана, очень похожий на тот, где пряталась подводная лодка капитана Немо. Там очень красиво, местные жители сделали макет лодки, как бы находящейся в полупогружённом положении.
— Нам разрешат фотографировать? — наивно спросила Розалинда.
— Никакого разрешения на фотосъёмку не требуется.
— А посмотреть лодку?
— Внутрь макета попасть нельзя, но на нём можно постоять и сфотографироваться.
Группа проследовала ко входу в пещеру.
Резко стемнело. Если бы не фонари, освещавшие проход в глубь массива, ориентироваться в пещере было бы невозможно.
Первым начал спуск проводник. За ним гурьбой полезли немцы, доставшие фотоаппараты и айкомы.
Сильвестр взял под руку Розалинду:
— Не упадите.
— С таким галантным кавалером трудно не упасть, — со смехом ответила девушка, прижимаясь к нему.
Так они и шли, спускаясь по естественным каменным ступеням–наплывам вниз, к гроту, пока Сильвестр не почувствовал холодок беспокойства, охвативший спину. Хотел оглянуться на идущую следом Леонсию и вздрогнул от укуса в шею.
Вскрикнул, прижимая ладонь к месту «укуса».
— Чёрт побери! Здесь кусачие мухи! Леон… сия…
Голова закружилась, глаза застлала пелена, ноги подкосились, и он осел на холодный пол пещеры.
— Иди, скажи, что ему стало плохо, приступ клаустрофобии, и мы возвращаемся.
Розалинда исчезла.
Вскоре раздался топот: это возвращались гид и блондинка.
— Всё нормально? — спросил очкарик. — Никто не видел?
— Не трясись, — брезгливо сказала Леонсия. — Веди группу дальше, мы выводим его.
Сильвестр хотел сказать, что он всё слышит, но не смог, язык не повиновался.