всем, что нужно будущему охотнику и воину. Отцу оставалось лишь привить мальчику самые важные навыки. От ведуньи Унчиды и от шамана Хавандшиты подрастающий Харка узнал легенды и историю дакота. Он выучился языку знаков и рисуночному письму, а в восьмое лето его жизни, когда он уже хорошо скакал верхом, отец в первый раз взял его с собой на охоту и, пользуясь случаем, учил его внимательно наблюдать природу, все подмечать и размышлять обо всем увиденном. Единственный путь, открывавшийся для мальчика из племени Сыновей Большой Медведицы, – это путь охотника и воина. Охота была их главным занятием. Белые люди вытеснили их с плодородных и богатых дичью земель в суровые нагорные прерии с их пылевыми и снежными бурями. Здесь могли выжить только выносливые, закаленные люди. Другого способа добыть пищу, кроме опасной охоты на бизонов, не было, поэтому Сыновья Большой Медведицы постоянно враждовали с другими племенами, которым тоже приходилось жить в прериях. Охота на бизонов была таким же регулярным занятием для дакота, как для крестьян земледелие. Харка рос с сознанием того, что станет охотником и воином, а позже – вождем, как отец. Он был здоров, крепок и умен. Отец пробудил в нем честолюбие, и, когда Харка заметил, как легко дается ему первенство над сверстниками во всех состязаниях и играх, для него стала невыносимой мысль о возможном поражении. Однако Маттотаупа осторожно, но строго учил его, что мальчик должен уметь не только побежать, но и мужественно принимать поражение. Как-то раз Харка ударил своего коня, когда увидел, что проигрывает гонки, и после этого ему пришлось расстаться со скакуном. Он на всю жизнь запомнил свой стыд перед ним и горечь расставания.
Однажды, когда Харке было девять лет, он в мальчишеском задоре дерзнул тайком, в лесу, затеять с товарищами игру в шамана и священные ритуалы и при этом сам так искусно и убедительно изображал Хавандшиту, что мальчики в пылу игры пали перед ним ниц. Но тут неожиданно появился сам Хавандшита, и все получили суровое наказание от своих отцов. Харка же был наказан самим шаманом. Сейчас в своих воспоминаниях он пропустил те двенадцать дней и ночей, проведенных в Священном вигваме, рассказывать и даже вспоминать о которых Хавандшита строго-настрого запретил ему.
Зато он обстоятельно, во всех подробностях, воскресил в памяти тот год, когда Сыновья Большой Медведицы покинули Черные холмы и ушли на юг к реке Платт, потому что так и не дождались бизонов. Зловещие приключения в пещере, смерть матери, убитой Священным Железом, его первая в жизни битва с врагами, в которой он, еще мальчик, добыл ценный трофей – ружье вождя пауни. С трофеем ему пришлось расстаться: он принес его в жертву Священному вигваму. Это была не добровольная жертва, а скорее плод его упрямства – он хотел доказать отцу и самому себе, что умеет подавлять свои желания. Это было нехорошо. И он в глубине души возненавидел шамана, который потребовал от него этой жертвы и воле которого он вынужден был покориться. С той поры им овладело страстное желание добыть еще одно Священное Железо. Вскоре в стойбище появился Рыжий Джим и подарил ему и Маттотаупе по двуствольной винтовке новейшего образца.
На этой истории Харка Твердый Камень, Ночное Око задержался дольше. Он еще раз во всех деталях вспомнил, как восхищался тогда Рыжим Джимом, метким стрелком, подарившим ему грозное оружие! Этот подарок ослепил его. И он совершил вторую ошибку в жизни: сначала он принес жертву, которую не хотел приносить, а потом доверился человеку, которому не должен был верить.
Потом Рыжий Джим ночью напоил гостей вождя минивакеном – огненной водой. Сын Старого Ворона и Старая Антилопа захмелели так, что уподобились животным и валялись в бесчувствии на земле. Харка тогда впервые в жизни видел пьяных людей. Но его отец в ту ночь не пил огненную воду. Да, тогда он еще не пил бренди. Маттотаупа отослал из вигвама женщин и детей, но Харка тайком вернулся и наблюдал за происходящим в шатре. Сейчас он с удивлением вспоминал об этом – о том, как мальчиком отважился нарушить отцовский запрет! Но это обернулось пользой, потому что он сам, своими глазами видел, что отец был трезв и в полном сознании. Все время, пока Харка тайно наблюдал за отцом, речь Маттотаупы была четкой и внятной. Однако на следующее утро Хавандшита и великий шаман Татанка-Йотанка, находившийся тогда в стойбище, обвинили вождя в том, что он, поддавшись чарам белого человека, совершил предательство. Его изгнали из племени. Харка бежал из стойбища и последовал за отцом в изгнание. Это случилось семь лет назад, и с тех пор оба они скитались по свету, как бродяги. Они жили отшельниками в горах, сопровождали художника Морриса, работали в цирке и, наконец, нашли прибежище у черноногих. Но злые происки Рыжего Джима вынудили их оставить и этот приют и наняться к белым людям разведчиками.
Маттотаупа был невиновен.
Харка то и дело мысленно возвращался к этой истине: Маттотаупа невиновен. В этом никто не должен сомневаться. Рыжий Джим до сих пор не нашел золота, хотя ищет его уже семь лет. Вот неоспоримое доказательство того, что Маттотаупа ничего ему не сказал! Причиной же всех зол, обрушившихся на них потом, был неправедный приговор совета старейшин, клевета шамана, возведенная на вождя. Так думал Харка Твердый Камень. Так было и на самом деле и не могло быть иначе.
Время шло. Наступил полдень, а Харка все еще был погружен в свои воспоминания. Дали затянула дымка, прерии словно таяли в ней и сливались с горизонтом. Харка еще около часа отрешенно, уже почти бездумно смотрел в серо-голубой простор.
Вдруг вдали показался какой-то неясный силуэт, который постепенно принял очертания мустанга, жеребца… Словно мираж, сгусток дымки, неподвижно стоял он на гребне холма.
Харка подумал, не снится ли ему это. Он видел того самого буланого, что уже встречался ему, и уставился на него как зачарованный. Тот тоже неотрывно смотрел на него. Так прошло некоторое время. У Харки не было с собой ни коня, ни лассо. Но даже если бы он имел и то и другое – ему сейчас нельзя было охотиться. Буланый жеребец, казалось, знал это. Наконец он пустился рысью, легко, гордо поскакал по лугам и взбежал на холм, где сидел Харка. Тот не мог отвести взгляда от его головы, от его странно диких глаз, раздутых ноздрей. Длинный хвост жеребца развевался на ветру. Харка слышал легкий глухой стук