Охоты на мустангов и еще не успели как следует укротить. Весной она ожеребилась. Жеребенок – серый, с темной полоской на спине, темным хвостом и темной гривой – был сильным и буйным. Когда он начинал резвиться и брыкаться, маленькие дети в страхе разбегались.
Оценивая выбор своего брата, Горный Гром, который еще не привык к своему новому имени, заметил:
– Лучшей лошади для того, что ты задумал, просто не найти.
Однако им предстояла большая осенняя охота на бизонов, и Рогатый Камень пока не мог заняться осуществлением своих личных планов. Он считал своим долгом по мере сил помогать гостеприимным хозяевам, относившимся к нему как к сыну, в хозяйственных нуждах. Осенняя охота была очень важна для накопления зимних запасов пищи и других необходимых вещей. Зима с холодами и снегами длилась в этих северных землях до апреля или даже до мая, и, если запасов не хватит до весны, их ждет голод.
Братья Горный Гром и Рогатый Камень вместе ходили в разведку на поиски бизонов; Горный Гром ничуть не стыдился учиться у своего друга искусству следопыта. А когда теплыми вечерами они беседовали у костра, сиксик любил вспоминать об их первой охоте на бизонов, в которой они вместе приняли участие еще мальчиками, о том, как Маттотаупа хитростью и храбростью направил ассинибойнов на ложный след. Рогатый Камень слышал от черноногих столько лестного о своем отце, что прежний образ Маттотаупы постепенно вновь ожил в его памяти и начал вытеснять неприятные воспоминания о бывшем вожде. Здесь, у сиксиков, он, Рогатый Камень, не был сыном предателя; он был сыном воина, стрелявшего в солнце. Все черноногие хорошо помнили, как Маттотаупа, будучи у них в гостях, поразил их воображение своим беспримерным выстрелом из лука и с трехсот шагов попал точно в середину мишени с нарисованным на ней солнцем.
Охота на бизонов прошла благополучно, и добыча Харки оказалась особенно богатой. Он не только обеспечил себе беззаботную жизнь зимой, но мог делать подарки. У женщин теперь было много работы.
С Ситопанаки у него сложились ровные, дружеские отношения, похожие, скорее, на отношения между братом и сестрой. Они говорили друг с другом не чаще и не дольше, чем с другими. В присутствии Рогатого Камня Ситопанаки уже не краснела, не робела и не чувствовала себя скованной. А тому и в голову не приходило вечерами играть для нее на флейте. Однако за этими, казалось бы простыми, отношениями скрывалась сложная подоплека: речи и поступки Рогатого Камня нисколько не отличались от его чувств; что касается Ситопанаки, непринужденность и самообладание стоили ей невероятных усилий.
Гуляющий по Ночам, сын Мудрого Змея, не докучал ей больше своими ухаживаниями. Но Сойка Пересмешница часто перехватывала его взгляд, издали устремленный на Ситопанаки, и улыбалась, поражаясь этой неисцелимой и безнадежной привязанности.
Мустанг в болоте
Охота на бизонов закончилась, и Рогатому Камню больше ничто не мешало приступить к осуществлению собственных желаний. Время между Большой Охотой и началом зимы индейские воины обычно посвящали любимым увлечениям. Однако Рогатый Камень не торопился сделать то, о чем много думал и чего с нетерпением ждал от него Горный Гром. Горящая Вода тоже успел обратить внимание на эту странную медлительность и однажды вечером, у очага, спросил его:
– Что ты намерен делать до зимы?
– Я ожидаю решения шамана о том, будет ли одному из нас двоих – и кому именно – оказана честь принести жертву Солнцу.
– А если шаман не заговорит об этом до следующего лета?
– Мне надо еще найти своего отца и сообщить ему о том, что я стал воином, а еще что белые люди не искали нас у сиксиков и что Шарлемань сказал неправду.
– У тебя есть еще какие-нибудь важные дела?
– Когда я сделаю все, чего от меня ждут другие, я займусь охотой на буланого жеребца.
– Два первых дела очень важны. Я поговорю об этом с шаманом.
На следующий день вечером Рогатого Камня позвали в Священный вигвам. Он отправился туда не без волнения, так как чаще всего именно шаман принимал окончательное решение, а он не знал, будут ли учтены его собственные пожелания и к чему его обяжет совет старейшин.
В Священном вигваме в очаге горел огонь. Шаман предложил молодому воину сесть и долго пристально смотрел на него, не говоря ни слова. Дольше и пристальней, чем хотелось бы юноше.
– Рогатый Камень, ты многое скрываешь от нас, – произнес он наконец. – Я не спрашиваю тебя об этом. Но я должен сказать тебе, что Великое Солнце ждет твоей жертвы. Это лето уже прошло, но придет следующее, и мы отпразднуем жертву Солнцу. Топор войны зарыт. Не думаю, что мы поднимем его до следующего лета. Напротив, мы дадим знать шаманам и верховным вождям ассинибойнов и дакота, что хотим принести жертву Солнцу, и я думаю, они придут к нам, чтобы принять участие в нашем празднике.
Кровь прилила к лицу молодого воина. Вожди и шаманы обоих племен, к которым он принадлежал по воле судьбы – по рождению и выбору, – соберутся на праздник, и главным моментом этого общего праздника станет жертва, которую он, Рогатый Камень, принесет Великому Солнцу!
– Ты готов? – спросил шаман.
– Я готов.
– Ты останешься у нас до того дня, когда мы соберемся на Танец Солнца. Я не возражаю против участия в нем твоего брата Горного Грома. Но это его дело, пусть решит сам. Я сообщу ему об этом.
– Я понял тебя.
Шаман отпустил молодого воина, и Рогатый Камень вернулся в вигвам вождя, где коротко рассказал Горящей Воде о принятом решении. Вождь, судя по его лицу, остался очень доволен известием.
Ночью произошло событие, которого никто не мог предвидеть.
В вигваме вождя все уже легли спать. Женщины – бабушка, мать и дочь – спали рядом. У них под боком уснул и малыш. Вождь и два юных воина расположились на своих привычных местах. Рогатый Камень еще мальчиком любил спать у входа и остался верен своей привычке. Разговоры у костра в тот вечер затянулись, потому что после Рогатого Камня шаман вызвал к себе и Горного Грома, и тот, возвратившись, сообщил, что тоже вместе с братом будет участвовать в Танце Солнца. Решение шамана произвело на всех сильное впечатление. Ситопанаки, чтобы скрыть волнение и казаться спокойной, веселой и приветливой, сжала ладони, вонзив ногти в кожу, так что даже