на ощупь находил мои бантики в косицах, карман на фартуке, где был сахар. Сахар исчезал, и через секунду снова появлялся хобот, обвивал меня и вытаскивал из убежища. Удобно усевшись на хоботе, я качалась, как на качелях. Потом, держа в руках сахар, упрашивала слониху:
– Лили, Лилечка! Ну, пожалуйста, покажи мне ещё раз цирк с потолка.
Лили съедала сахар и снова брала меня на хобот. Осторожно свёртывала его бубликом и подталкивала меня, помогая взбираться на свою макушку.
– Мамочка! – кричала я на всю конюшню. – Я вижу тебя с потолка!
Усталые мамины глаза тотчас меня находили. Сначала смотрели строго, потом добрее, мама подходила к нам, гладила слониху и говорила:
– Ты зачем, Лили, балуешь мою Наташу? Славная и добрая слониха. Аты, негодница, – это уже относилось ко мне, – спускайся сейчас же вниз. Лили вечером работать, ты ведь не даешь ей отдохнуть!
– Мама, она не хочет отдыхать!
– Откуда ты знаешь?
– Если бы она хотела отдохнуть, то легла бы, а она стоит и качается.
– Нет, Наташа, ты у нас ничего ещё не знаешь. Иди-ка сюда, я тебе что-то расскажу.
Я спускалась вниз.
– Послушай, я расскажу тебе, как спят слоны. Слоны никогда не ложатся спать. Они спят лежа недолго так, будто дремлют. А если слон лёг, то, значит, не просто лёг, а слёг – заболел. Да, слоны спят стоя.
Я шептала слонихе в хобот, воображая, что говорю с ней по телефону: «Тебе трудно спать стоя, хочешь, я принесу много сена, больше, чем здесь есть. Тебе лучше будет. Ноги – так, а живот весь на сене. Хорошо?!»
Я трудилась, таскала охапки сена и, к моему огорчению, видела, что сена мало. Я вскарабкалась на охапку, но достать до Лилиного живота не могла. Он был надо мной, как потолок. Пригорюнившись, я села на пол, где стояли слоны, и вдруг дождь из сена пролился на мою голову. Лили усердно обсыпала меня сеном. Я уже походила на соломенного человечка, но стояла не шевелясь, впитывая душистый и пряный аромат. Это был новый запах. Я видела, как от него затрепетали ноздри ослика Пиколлё. Он свалился подле меня и стал кататься в сене, как поросёнок в лужице.
Вскоре мне наскучило щекотание высохших травинок, и, выпроставшись, я побрела туда, где кончалась моя сказка. Здесь у клетки белых медведей, конец. К ним мне вход воспрещён. А очень хочется подружиться с ними. Два сугроба сидят в клетке. Они не такие уж и белые: похожи на комья уличного снега, который под утро сгребают дворники. Мама убеждала меня, что они злые. Они не умеют радоваться солнцу и лесу. Глаза у них холодные и пустые.
Но меня всё-таки тянуло к этим двум грязновато-кремовым сугробам. Зимой мне купили новую заячью белую шубку, валенки и пушистую шапку. Я гуляла в цирковом дворе, собирая в промокшие варежки снег. Ком круглый, нетяжелый, я обхватила его и побежала к медведям. Быть может, они любят играть в снежки? Я бросила ком в клетку. Он разбился о прутья, осев на полу снеговыми, таявшими на глазах лужицами. Один из медведей стал слизывать снег с решетки. Я принесла ещё. Медведи с жадностью поедали снег. Я осмелела. Набрала снегу на фанерку и, копируя служителей, стала приподнимать решётку, пытаясь просунуть в клетку снег на подносе. Решётка была тяжёлой. Приходилось держать обеими руками. Что делать? Тогда я головой упёрлась в решётку и потянулась за снегом. Неожиданно ноги мои взвились вверх, и я услышала щелчок решётки – белый медведь лапой втянул меня в клетку. Он стоял надо мной, пофыркивая. Мех на моей шубке разлетался под его дыханием. Я поднялась на четвереньки. Мы стояли друг против друга. Маленькие глазки медведя равнодушно смотрели на меня. Я протянула к медведю руку, он попятился.
Я было встала на ноги, но медведь лапой сшиб меня и покатил по клетке.
– Я тебе не мяч! – возмутилась я.
Второй медведь равнодушно двинулся в мою сторону.
– Лилечка! – пронзительно закричала я. – Они играют со мной в футбол, как бульдоги! Лили!!!
Слон затрубил тревогу, и по цирку разнесся крик:
– Дурова, скорее зовите Дурова! Девочка в клетке у белых медведей!
Медведи вдвоём катали меня по клетке. Наконец раздался голос, похожий на папин:
– Спокойней! Рыбу скорей. Ещё рыбы!
Медведи оставили меня. Подняли морды. Я тоже задрала голову. Над нами пролетала в дальний угол клетки рыба.
– Наташа! – Это был папин голос, но только чуть-чуть другой, слишком звонкий. – Наташа, не вставай, не двигайся.
Папа вошёл в клетку, прошёл мимо меня к медведям, повернулся к ним спиной и сказал уже своим обычным голосом:
– Марш из клетки, глупая девчонка, быстрее!
Я спрыгнула на пол и бросилась к маме. Кругом все сразу почему-то заговорили. Только мама стояла молча, зажимала рот руками и глядела в клетку. Мама не замечала меня. Папа уже был рядом. А мама по-прежнему не отрывала глаз от клетки, где медведи, урча, поедали рыбу. Папа обнял маму за плечи.
– Родная, ну не надо, прошло. Вот она, смотри, рядом с тобой. Зина, ты слышишь меня, успокойся!
– Чудо! Просто чудо! – говорили артисты.
– Девчонка родилась, не иначе, в рубашке!
– Что её спасло, Юрий Владимирович? Что? – приставали к папе.
– Бесстрашие и доверчивость ребёнка. Только это, – задумчиво произнёс папа. Мама с трудом переводила дыхание.
Глава III
Мои друзья – артисты. Чижику – шесть лет. Он работает акробатом. У него красивый костюм и лакированные башмаки. Каждый вечер ему завивают щипцами чубчик, и Чижик выходит из гардеробной, чтобы посмотреть на меня победителем, а я тотчас забываю, что в драке побеждаю я, а он обычно бежит жаловаться.
Вечерами мне очень грустно. Чижик работает по-настоящему. Нонна Луговая ещё не выходит в манеж. Но утром она репетирует, а я… я по-прежнему играю с животными. Только теперь играть бывает скучно.
– Папа, ну когда же я буду работать? – пристаю я к отцу.
– Подрасти сначала. Будешь слону по плечо, и я разрешу тебе войти в манеж, – смеётся папа.
Я бегу в слоновник. Меряюсь ростом с Лили. Я ей только по колено.
– Наташа! – зовет меня Нонна. – Идём с нами гулять!
Нонна добрая. У неё есть братья. Она водит их за руки, и сейчас мы идём в палисадник при цирке.
– Давайте играть в колечко, – предлагает Нонна.
Садимся рядком на скамеечку. Нонна обходит нас, делая вид, что каждому в ладоши кладет колечко.
– Кольцо, кольцо, ко мне! – кричит Нонна.
Я вскакиваю, мне становится весело. Я