Читать интересную книгу "Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок"

Марья Даниловна в 1720 году находилась в расцвете своей красоты; элегантную, умную женщину с радостью принимали у себя вельможи; внимание к ней проявляла и сама Екатерина. Шведка, встретившаяся с племянницей трактирщика из Мариенбурга, ничем не показала, что помнит её как простую девушку Марту. Хотя Екатерина не стыдилась своего происхождения, она могла предполагать, что шведка старается забыть своё прошлое и молчаливо согласилась с этой ситуацией. Таким образом, обе женщины во время общения друг с другом никогда ни одним словом не обмолвились, что ранее были знакомы…

Кроме того, они встречались очень редко, потому что Марья Даниловна избегала малейшей близости с Екатериной за исключением обязательного присутствия в случаях, когда этого требовали правила этикета.

Точно так же и Екатерина, увидев сон, в котором, от Марьи исходила смутная угроза, не попыталась возобновить с ней общение.

Дело в том, что Екатерина разделяла со своим августейшим супругом одну широко распространённую слабость – они оба были весьма суеверными и верили в приметы. Подобно Петру Великому, в изголовье постели Екатерины находилась пластина из чёрного сланца, на которой она, проснувшись, записывала свои сны. Затем эти сны ей разъясняли прорицательницы и ворожеи. Так вот, накануне появления в Петербурге Марьи Даниловны, царица видела во сне, что она сражается со змеей. Надо сказать, что она вышла победительницей из этой схватки: когда зубы змеи были готовы впиться в ее тело, она схватила змею и задушила её.

Но, тем не менее, схватка всё же имела место! И змея, хотя и была убита, всё же напала на неё!

Что это была за змея? Внутренний голос шепнул царице, что эта змея вполне могла носить имя Марьи Даниловны.

* * *

Поведение Марьи Даниловны в Петербурге на протяжении первых четырёх месяцев не подтвердило опасения внутреннего голоса Екатерины. И не потому, что оно было безупречным! Почти сразу же Марья, вынужденная расстаться со своим мужем, которого Пётр немедленно отослал в длительную поездку, пустилась в любовные интриги, словно стараясь наверстать упущенное время.

Сплетничали, что за четыре месяца у неё уже насчитывалось шесть любовников. Более одного в месяц! Да, вот уж не скажешь, что она вела себя недостаточно энергично! В её оправдание можно заметить, что все шесть были выбраны из числа самых красивых и самых щедрых мужчин Петербурга. Как отмечала скандальная хроника того времени, Марья Даниловна явно испытывала отвращение к некрасивым и скупым кавалерам. Так, самому Меншикову, относившемуся к числу последних, она с невинным видом ответила, когда тот потребовал от неё свою долю благосклонности:

– Мой дорогой князь, чтобы понравиться мне, нужно не иметь ваших маленьких глаз, вашего короткого носа и слишком крепко завязанного кошелька.

– Я развяжу его! – пообещал Меншиков.

– Прекрасно! Но тогда не забудьте увеличить свои глаза и удлинить свой нос! Но нет, вы решительно не устраиваете меня!

Правдива ли эта история? С уверенностью можно сказать только то, что Меншиков, после безрезультатных попыток ухаживать за Марьей на протяжении нескольких недель, проникся к ней сильнейшей ненавистью.

Императрица Екатерина, приятельница губернатора Петербурга – последней почётной должности Меншикова, и единственная его знакомая, не отвернувшаяся от князя после известного скандала, когда князь был приговорён к смертной казни за взяточничество, но помилован царём, попыталась успокоить его.

– Достойно ли мужчины, – сказала она, – желать зла женщине только потому, что она отказала ему в благосклонности!

Екатерина со снисхождением относилась к змее… Ведь она в действительности ей не угрожала!

Но в Петергофе, русском подобии Версаля, также построенном Петром и ставшем его любимой резиденцией, куда двор переехал на лето, она заговорила по-другому.

В то время, как на протяжении четырёх месяцев она наблюдала, как все вельможи в её окружении не сводили глаз с красавицы-шведки, благосклонно принимавшей их домогательства и подношения, Петр Великий не обращал на Марью Даниловну ни малейшего внимания.

Мы говорили уже, что царь любил всех женщин одновременно, но забыли уточнить, что он всегда предпочитал тех, чьё завоевание не требовало слишком больших затрат времени и денег.

Щедрый, как и положено императору, когда он строил корабли, воздвигал крепости и вооружал полки, Пётр сразу же становился скупым, словно прокурор, когда заходила речь о расчётах за любовные развлечения.

На одной картине, сохранившейся в Петербурге до наших дней, он изображён сидящим на бочке в одежде голландского крестьянина, и обнимающим толстую служанку.

Он всегда интересовался служанками, этот император! Почему бы и нет? Императорский скипетр, олицетворяющий власть, не избавляет мужчину от страстей.

Короче говоря, Пётр I никогда не интересовался Марьей Даниловной. Говорят даже, что он однажды сказал графу Зотову, одному из наиболее верных его собутыльников:

– Конечно, она красива, но у неё такая тонкая талия! Я не хотел бы иметь её своей любовницей – я постоянно боялся бы сломать её!

Эта фраза, переданная Марье на ушко, отнюдь не вылетела из другого.

Однажды после обеда, прогуливаясь по Петергофскому парку под руку с одной из своих подружек, она увидела царя, беседовавшего с графом Зотовым, о котором мы еще будем говорить ниже.

– Оставьте меня, Акулина, – сказала она своей спутнице, и та тут же удалилась по боковой аллее.

Петр и Зотов, прогуливаясь, подошли к тому месту, где остановилась Марья. Они вежливо поприветствовали её и двинулись было дальше, но Марья, остановившись перед царём, обратилась к нему:

– Позвольте сказать вам несколько слов, ваше величество.

Петр небрежным жестом отослал графа Зотова с том же направлении, куда только что удалилась Акулина. Не успел граф отойти, как Марья бросилась императору на шею и впилась ему в губы страстным поцелуем.

Затем, когда царь ещё не оправился от удивления, вызванного этой неожиданностью – в которой, впрочем, для него не было ничего неприятного – она отбежала на несколько шагов и крикнула:

– Ну что, ваше величество, разве я сломалась в ваших объятьях?

Пётр покраснел до ушей. Бывают моменты, когда даже самый суровый вояка может смутиться. Придя в себя, он засмеялся и погрозил Марье пальцем:

– Похоже, княгиня, вы дали мне хороший урок? – воскликнул он.

– Может быть, – уклончиво ответила она.

– Но одного урока явно недостаточно, моя дорогая! Совершенно необходим второй!

– Вы действительно так считаете?

Пётр шагнул вперёд. Она попятилась.

– Куда же вы, княгиня… – пробормотал царь едва ли не умоляющим голосом.

– Ах, чего же вы хотите? Ведь у меня слишком тонкая талия! Прощайте, ваш величество!

И она убежала.

Но бегство её было подобно бегству нимфы Виргилия – с уверенностью, что её обязательно догонят.

И царь, разумеется, догнал княгиню. Только уже не в парке, а в её апартаментах.

* * *

Мы рассказали вам о приёме, использованном Марьей Даниловной не затем, чтобы вы, милые дамы, подражали ему, а только как пример того, на что способна решительная женщина вроде княгини Гамильтон.

Марья всё рассчитала правильно; то, что шокировало бы натуру тонкую, деликатную, должно было увлечь темпераментную, грубую личность, какой и был царь. Поэтому она его заинтересовала. А у любого мужчины, каким бы он не был зачерствевшим, всё равно есть уязвимое место – это его самолюбие. И у Петра I его было предостаточно, как, впрочем, у любого потомка Адама.

– Значит, ты любишь меня? – спросил он через несколько часов у Марьи.

– Да, конечно, ваше величество! Я полюбила вас с первого взгляда. Ведь вы так прекрасны!

По правде говоря, Марья Даниловна не лгала. Царь, достигший сорокасемилетнего возраста, был довольно привлекательным. Высокого роста, смуглый, с черными глазами и живым взглядом; у него было выразительное лицо, хотя и часто искажавшееся конвульсивным тиком, оставшимся после яда, которым его пытались отравить в детстве

Короче говоря, неожиданное начало их связи позабавило царя и польстило его самолюбию. Марья же, сумевшая ловким трюком поймать царя в свои сети, позаботилась о том, чтобы он подольше оставался в них. На протяжении двух последовавших месяцев не было ни одного утра, чтобы он не посетил её. Неоднократно Пётр открыто, без малейшего стеснения, проявлял на людях интерес, который он испытывал к княгине. Во время приёмов он постоянно отпускал комплименты её красоте или её туалетам, и то и дело отвлекался от важной беседы, чтобы полюбезничать с ней…

Разумеется, отношение Петра к Марье не могло остаться незамеченным императрицей; слишком гордая, чтобы показать озабоченность очередной связью мужа, она делала вид, что ничего не замечает. Тем не менее, поведение Марьи Даниловны становилось всё более вызывающим, всё более раздражающим императрицу. Можно было подумать, что она не только наслаждается изменой царя, но и испытывает удовольствие , насмехаясь над его супругой.