Ещё когда мы были в больнице, Савелию позвонили. Он слушал собеседника, мрачно хмурился при этом и брезгливо кривил губы.
— Все документы? — уточнял он. — И копии?.. И личные наработки? А морда у тебя не треснет?.. У меня пока нормальный тон, не биби мне моск… Ах, распоряжение!? Засунь себе это распоряжение… Вот, когда шеф вернётся, сам ему об этом расскажешь. А что я? Я как старый друг и просто товарищ по оружию помогу твоей вдове выбрать недорогое похоронное агентство… Сопля перламутровая…
Последнюю фразу Савелий произнёс, запихивая телефон в задний карман джинсов. Телефон запихиваться не хотел и, судя по зверскому выражению лица демона, даже оказывал сопротивление. Мы с Борщом переглянулись. Поросёнок трусливо дёрнул кончиком хвоста, и я тоже как-то вдруг загрустила, почувствовав неладное.
— Дело у нас забирают, — сообщил демон, справившись с телефоном. — Велели в СК привезти все документы… Вот же суки…
Я вздохнула.
— Копии, главное, ещё все затребовали… Тоже мне, нашли дурачка!.. Маша, ты только не расстраивайся. Так даже лучше. Я отпуск за свой счёт возьму, никакая херня… в смысле, ерунда, отвлекать не будет. Шефов домашний ноут ты же вчера из квартиры захватила?
— Захватила…
— Ну, видишь, как хорошо! А я ещё с утра попросил Гену припрятать рабочий. Так что, неизвестно, кому они ещё хуже сделают… Короче, Машенция, дуй ко мне. А мы с Борщом сначала в Управление, потом в Комитет. Ну, всё, я на связи. И не расстраивайся!
Я вяло кивнула и подумала: «Легко тебе говорить, не расстраивайся… А я уже на честном слове держусь! Будто проклял кто, ей-богу! Что ни новость — то сюрприз! Дела — хуже некуда». Впрочем, уже следующим утром я поняла, что фразу «хуже некуда» придумали неисправимые оптимисты.
А ведь ничто не предвещало неприятности! Ни солнечное утро, ни разбудившие меня своим безумным чириканьем воробьи, ни Пудя с сытой мордой — я предпочла не думать о том, кем он перекусил сегодня — перевалившийся через край распахнутого по случаю ночной жары окна.
Открыв глаза, я какое-то время повалялась в кровати, рассматривая зеленоватый потолок. Этой ночью вернулись кошмары. Ну, как вернулись… Димы в них не было — и это просто нереальный плюс! Не знаю, как бы я себя чувствовала, привидься он мне, как в старые времена. Но и без него сон был нехорошим. Мутным каким-то, тяжёлым. Ещё не ужас, но сердце уже болезненно и так знакомо сжимается, предчувствуя страх. А у меня нет ничего. Ни таблеток, ни Бусиных элексиров, ни блокаторов. Да и воспоминание о том, как Димка говорил, что навсегда меня от кошмаров избавит только его, Диметриуша Бьёри, присутствие в моей жизни, улучшению настроения не способствовало.
Скрипя мыслями и ноя костями, я спустила ноги с кровати и побрела в сторону кухни-гостиной, по пути свернув в комнату для девочек.
«А у нас с Димкой в квартире две ванные», — мрачно подумала я, рассматривая своё взъерошенное отражение в зеркале над раковиной, а когда поняла, что я подумала, чуть по щекам себя не отхлестала от досады. Серьёзно? В нашей квартире?
«Совсем ты, Машка, распустилась. Возьми себя в руки! Как жить будешь, когда всё закончится?» — прогнусавило самое отвратительное существо во всём Мироздании, мой внутренний голос.
— Заткнись, а? — пробормотала я вслух и поплелась варить себе — ну, и Савелию тоже, всё-таки это его квартира — кофе.
Джезва у демона была огромная, на целых четыре кружечки, бока у неё были основательно подкопчены, и это свидетельствовало в пользу того, что Савелий обязательно поблагодарит меня за утренний кофе. Налив воду и засыпав кофе, я зажгла огонь и щёлкнула пультом, включая новостной канал.
Хорошо, что к этому моменту я кофе сварить ещё не успела, потому что подавилась бы обязательно. Потому что с небольшого экрана, который Савелий разместил немного левее плиты, на меня смотрело моё собственное лицо. То самое, с той самой фотографии, на которой у меня острый приступ дизентерии и флюс всех тридцати двух зубов сразу. А в качестве музыкального сопровождения омерзительно бодрый голос за кадром:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— …по версии следствия, соучастница сбежавшего сегодня ночью из Межмирового Следственного изолятора Диметриуша Бьёри. Напомним, внук Красного императора был арестован вечером третьего дня по подозрению в убийстве и причастности к ряду иных противоправных действий, среди который такие как похищение людей, работорговля и попытка государственного переворота. Подробно с места событий наш корреспондент…
— Еб-бонитовая палочка мне в зубы, — хрипло взвыл за моей спиной кто-то голосом Савелия. — Они что там все? Оху… ху… оху…
— Я поняла, можешь не заканчивать, — мой голос на мой тоже был не очень сильно похож.
Что я там говорила? Хуже не бывает? А накося!
В следующий момент я поняла, что сейчас взорвусь.
— Ведро… есть? — с трудом прохрипела я, чувствуя, как нестерпимый жар подкатывает откуда-то изнутри прямо к коже.
Савелий посмотрел на меня так, словно я не о ведре спрашиваю, а о щипчиках для накручивания ресниц. Но уже мгновение спустя удивление на его лице уступило место недоверчивому восторгу.
— Да быть не может! — выдохнул он и метнулся в коридор. — Маш, потерпи! У меня есть! Я сейчас, я для племянника держу!
Спустя минуту, когда я, к своему неописуемому ужасу, уже видела как в синем пламени горят мои — мои! — собственные руки, он влетел в комнату наперевес с чем-то, напоминающим огнетушитель, только не красного, а синего цвета, и закричал:
— Отпускай!
И я отпустила. Думать о том, что Савелий теперь знает о двойственности моей магии, я просто не могла.
Хуже не бывает? Ну-ну…
В «огнетушителе» у демона оказалась не вода и не пена, а какой-то удивительно ароматный порошок, безмятежный и свежий, как лавандовое поле на берегу знойного Балатона. И я успокоилась. Истерика схлынула так же быстро, как началась, но, удивительное дело, не вымотала меня и не оставила разбитой. Наоборот, я чувствовала себя на удивление легко и правильно. Даже кости после ночного недокошмара перестали болеть.
Я опустила взгляд на свои руки — огонь не оставил после себя следов, да и порошок Савелия полностью исчез.
— Мне брат сказал, что в моём положении стоит избегать блокаторов, — безучастно заметила я, и демон выдохнул.
— Маша, — голос его дрожал и руки, кажется, тоже. — Маша, ты… ты что же… с ума сойти!
— Не стоит, — попросила я. — Не сходи. У меня сейчас, кроме тебя, нет никого. Поэтому будет лучше, если ты будешь в здравом уме и трезвой памяти.
Демон рассмеялся и тряхнул головой.
— Нет, ну шеф всё-таки жук! И почему ему всегда достаются лучшие женщины?
Внезапное раздражение окатило меня горячей волной и оставило после себя горьковатое послевкусие.
— Вот про женщин твоего шефа я сейчас категорически не настроена слушать! — и, к своему стыду, почувствовала, что краснею, услышав, как Савелий многозначительно хмыкнул. — Кофе хочу.
Телевизор мы, от греха подальше, выключили и какое-то время просто молча пили кофе. Первым заговорил демон.
— Если я хоть что-то понимаю в Следственном комитете, — недовольным тоном проговорил он, — то нам стоит ждать гостей. Думаю, они обязательно заявятся, чтобы проверить, не знаю ли я, часом, где прячется шеф.
— Наверное.
Большим пальцем я начертила на столешнице кружок и спросила:
— Ты понимаешь, что происходит?
— А ты?
— Кроме того, что Дима ничего не совершил, а значит нужды в побеге не было?
Решительным жестом Савелий отставил в сторону кофейную чашку и произнёс:
— Я поеду сейчас в изолятор, прижму к стене того следака, который позавчера увёз шефа и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И я останусь совсем одна, — закончила я мрачным тоном. — Не гони волну. Дай подумать.
Демон пробормотал что-то нечленораздельное и одним махом допил кофе.
— У тебя есть какие-то идеи?
— Не знаю, — я неуверенно пожала плечами. — Хотя… Савелий, вот ты мне скажи, ты тоже на сто процентов уверен в том, что Вовочка И не может быть младшим братом Яна Фоллетского?