Именно этот вопрос Диметриуш и задал совершенно голому профессору по этике взаимоотношений транспортных субъектов, стоило тому принять человеческую форму. Базиль бросил на Бьёри мрачный взгляд, стянул с кровати покрывало и завернулся в него на манер тоги.
— Потому что выхода наружу нет, — проговорил, рассматривая лишённую мизинца правую руку. — Ты зачем воду перекрыл? Мне тебе палец заново отращивать…
— Не подумал, простите, — пробормотал Диметриуш, опускаясь на стул. — Я последние сутки в таком положении, что от всего уже голова пухнет…
— Да, положение у нас с тобой знатное, — пробормотал Базиль, устраиваясь напротив. — «Камасутра» нервно курит в сторонке… Ты как здесь очутился?
Димон вздохнул и нехотя, в двух словах и опуская ненужные подробности, рассказал свою историю, закончив её вопросительным предложением:
— А вы?
— И я примерно так же, — поморщился Базиль. — С той лишь разницей, что меня никто не арестовывал. Мне просто намекнули, где можно найти одного очень дорогого мне человека, ну я и ломанулся прямо в ловушку, как бешеный верблюд.
Диметриуш хмыкнул.
— Что?
— У вас всегда такие образы сочные, — пробормотал он. — То хер ушастый, то, простите, верблюд бешеный…
Базиль растерянно посмотрел на Димона, а затем вдруг захохотал.
«Нет, это всё-таки истерика!» — подумал Бьёри, присоединяясь к своему товарищу по несчастью.
Немного позже, когда безудержно-обречённое веселье отступило, Диметриуш посмотрел на Базиля с сочувствием и произнёс:
— Тот человек, из-за которого вы в верблюда превратились…
— Ну?
— Это Машкина бабушка?
— А что, если она?
Бьёри пожевал губу, размышляя, как мягче сообщить о том, что Василиса нашлась, но находится в глубокой коме, а затем махнул рукой на дипломатию и сказал, как есть. Базиль нахмурился, на скулах его сквозь основательный слой щетины проявились два белых пятна. Демон сжал руки в кулаки и зло выдохнул:
— А я тут сижу и помочь ничем не могу! Идиот старый…
Диметриуш поёжился. Видеть уважаемого человека, одного из сильнейших демонов в момент его бессилия и полной беспомощности было крайне неловко, и потому, чтобы только как-то заполнить напряжённое молчание, Бьёри нехотя признался:
— Да я тоже хорош… Знаете, надо было догадаться, что всё не так просто. Сначала следак этот, ну, Яаки, так легко на угрозы купился… Хотя какие это угрозы? Так, понты сплошные… Потом визиты. Я ещё гадал, что это руководство следственного изолятора расщедрилось на трёх гостей за сутки… Думал, побоялись деду отказать. А они, оказывается, просто хотели безопасность камеры продемонстрировать. Ну, и то, что меня там ничто не держит…
— То есть, — Базиль удивлённо приподнял брови и всей пятернёй почесал синюю от щетины скулу, — сначала они тебя в нормальной камере держали.
— Ну, да…
— А ты не сбежал.
Диметриуш опустил глаза.
— Не сбежал.
— Баран, — обозначил отношение к своему бывшему студенту Шахевич. — Голова тебе нужна не только для того, чтобы в неё есть. Слышал об этом?
Димон скривился и решил, что рассказывать о прямых намёках второго следователя не станет (а уж о своих выводах насчёт этих намёков, так точно). С другой стороны…
— С другой стороны, — попытался оправдаться начальник СБ Транспортного управления, — как бы я сбежал? Представляете размер скандала?
— Ну, конечно, — Шахевич язвительно усмехнулся. — Сейчас-то Империи никакой скандал не грозит. Да и, откровенно говоря, я думаю, не ради скандала всё затевалось.
Помолчали.
Базиль думал о Василисе. О том, что она никак не могла решиться, а он не сильно-то и настаивал, полагая, что у них впереди ещё очень много дней. Думал о потрясениях, которые ожидают его родной мир. О том, что в скором времени всё, вполне возможно, встанет с ног на голову, и, если ничего не предпринять сейчас, когда ещё есть время, весьма вероятно вернутся те страшные времена, когда реки окрашивались в насыщенно алый цвет из-за пролитой на их берегах крови, а воздух был наполнен дымом и одинаково притягательным и отталкивающим запахом разложения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Диметриуш тоже думал. В своих мыслях он не забирался в такие дебри, как будущее Империи и Мироздания. Прямо сейчас его волновали более насущные проблемы.
— Давно вы знаете про Вовочку И? — внезапно спросил он.
— А ты как думаешь? — Шахевич устало потёр виски. — Я всё-таки не слепой и не вчера родился.
— Думаете, именно поэтому вас тут заперли? Чтобы не сблотнули лишнего?
— Что я думаю? — демон положил руки на колени и наклонился вперёд, цепким взглядом въевшись в напряжённое лицо Диметриуша. — А вот что. Во-первых, я, хоть и не состою в родстве с Императором, внушению и ментальным атакам поддаюсь плохо. Всё-таки преподавательская практика длиною в не одну сотню лет даёт о себе знать. Поэтому, полагаю, да. Заперли меня здесь, чтобы о мальчишке не сильно трепался… Кстати, надеюсь, ты-то в курсе, что у Фоллетского никакого младшего брата быть не может?
— В курсе, — буркнул Димон. — И можете мне поверить, прямо сейчас я очень остро сожалею о том, что не настоял на более тщательном расследовании ситуации с попыткой моего похищения семнадцать лет назад.
Базиль довольно цокнул языком и протянул:
— Ну, надо же! Сам догадался? Хвалю и беру свои слова о том, что голова тебе нужна только для приёма пищи, назад. Кстати, о пище… Который час?
— Без четверти восемь.
— О-о-о, дорогой друг, мне пора. Местный повар готовит отвратительно и есть его стряпню можно только в горячем виде. Так что я удаляюсь… Водопроводом если решишь воспользоваться, по трубе постучи, чтобы снова какого-нибудь казуса не вышло.
Шахевич сбросил с себя покрывало, и Диметриуш тактично отвернулся, пробормотав:
— Я, кстати, так и не понял, что произошло…
— Что-что, — голос Базиля приобрёл уже знакомый металлический оттенок. — Пытался доказать на практике аксиому «Вода камень точит». Ладно. Приятного аппетита. Я ближе к полуночи загляну, после обхода.
— И вам приятного, спасибо. Буду ждать.
Ждать. Ничего другого не оставалось. Ждать и надеяться.
Диметриуш стукнул по стене, за которой прятался лифт для доставки еды, и когда крышка отскочила, задумчиво посмотрел на предложенный ужин. Определить с первого взгляда, чем именно предлагает подкрепиться затейник-повар, не удалось. Потому что выглядело это так, словно кулинар решил облегчить жизнь заключенных, избавив их от утомительного пережёвывания и тяжёлого переваривания. И всю работу сделал сам.
Понадеявшись, что на вкус всё будет не так ужасно, Димон перенёс поднос на стол и вооружился столовой ложкой. Вилка узнику не полагалась, видимо, руководство тюрьмы справедливо опасалось, что после такой трапезы у арестанта может возникнуть непреодолимое желание сделать этот приём пищи последним в своей жизни.
Сняв пробу, Диметриуш понял сразу две вещи. Первое — и профессора иногда ошибаются. Второе — даже в горячем виде ужин был совершенно, абсолютно, категорически несъедобен.
— Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу, — пробормотал Диметриуш и, держа на вытянутых руках шедевр от непризнанного гения кулинарии, направился к ютившемуся за ширмой унитазу.
Он ещё успел подумать: «Интересно, а Базиль пробовал через эту канализацию наружу выбраться? Хотя, пожалуй, не стану у него об этом спрашивать». А в следующее мгновение сначала стены камеры полыхнули голубым, словно предупреждая Диметриуша о том, что магическая защита усилена, а затем тихонько скрипнула дверь. К тому моменту, как она открылась полностью, Димон успел вернуться к столу, поставить на него тарелку со своим отвратительным ужином и выстроить вокруг себя защитный родовой круг. К сожалению, никакая иная магия в межмировой тюрьме — и это было тем, что отличало её от следственного изолятора — не работала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Первое, что Диметриуш почувствовал, увидев того, кто стоял за мерцающей завесой сдерживающего магию полога, было разочарование. Ведь он знал, знал, что за всем стоит именно он, но при этом так не хотелось разочаровывать деда! Расстраивать не хотелось. Но теперь, видимо, придётся.