Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

Сучковых.

– Выпейте капли, бабушка.

– Уходи! Вон отсюда! Нет у меня внучки, погубительницы родовой чести!

– Выпейте капли, бабушка!

Настойчивость холодного голоса Софьи заставила старуху сесть на кровати, боязливо ощупав взглядом темные утлы комнаты, начать креститься. Потом она встала.

– Выпейте, бабушка! Прошу!

Старуха выпила содержимое стакана, дошла до переднего угла с иконами, освещенными огоньками трех лампад, запрокинув голову, со стоном опустилась на колени, после каждого креста кладя земные поклоны.

Софья, поставив стакан на тумбочку возле кровати, подняла старуху с колен, усадила на кровать. Старуха, обливаясь слезами, смотрела на Софью, с трясущихся губ срывались слова:

– Что будет с нами, Софушка? А все ты со своими столичными повадками. Здесь Урал! На нем для нас любой чиновник большое начальство над твоей судьбой, потому на его фуражке кокарда. Колечко заставила бабушку пожалеть. Да уж не шибко дорогое по цене. Колечко пожалела, так теперь десятками тысяч станешь платить. В кого такой скупердяйкой уродилась? Думаешь, бабка на стрости вовсе без ума. Знаю, как надо от царских жуликов откупаться. Мордюков в силе. Он бы за колечко вызволил из беды.

– Успокойтесь, бабушка! Благодарить станете, что уберегла вас от взяточника. Думали, возьмет бриллиантовое и разом освободит от ответственности за происшествие на прииске. Понять должны, что такие, как Мордюковы, сами делают всякие происшествия на промыслах с надеждой на страхе хозяев поживиться.

– Не успокаивай меня. Ославила ты своим поведением добрую честь Сучковых. Ославила вконец! Господи, да как же дозволил дуре отдать в руки такие капиталы преогромные! Да ради чести нашего рода я готова хоть сейчас все свои ценности отдать.

– А чем наша честь запятнана мной?

От вопросов Софьи старуха истерично вскрикнула, зашевелила губами, но, ничего не сказав, залилась слезами, колотя себя в грудь кулаком правой руки.

– Жду, бабушка, ответа на вопрос.

– Бумажками незаконными, найденными на промысле. За них тебя в Сибирь, а все имущество до последнего ржавого гвоздя в казну отберут.

– Вот когда станут пугать Сибирью, тогда, может быть, я начну откупаться. Слышите, что говорю? За свое богатство, за всякую его копейку стану откупаться, но не перед Мордюковым.

– Крестись, Софушка, что не пожалеешь денег ради чести Сучковых.

– Сказала, если наступит такая необходимость. А сейчас пришлю Улю, чтобы раздела вас.

– Сама в платье меня укрой одеялом. Ульяну не зови, нельзя ей увидеть меня такой зареванной.

Софья укрыла старуху стеганным ватным одеялом под самый подбородок, поцеловав в лоб, пошла к двери, но услышала, как старуха громко сказала:

– Родимая, прости меня грешную, что дурой тебя величала.

– Бог простит, бабушка!

2

На следующее утро шел дождь, начавшийся после полуночи. Шел дождь мелкий, словно просеянный сквозь крупчаточное сито. По погоде в доме хозяева, гости и жандармское начальство проснулись поздно.

Софья Тимофеевна тотчас поделилась с Новосильцевым ночным казусом с кольцом бабушки. Новосильцев немедленно начал разговор с Мордюковым в присутствии Тиунова. После краткой, но неприятной беседы Мордюков в дурном настроении спустился в контору. Чай пил не в хозяйской столовой, а в квартире Жихарева в обществе саткинского пристава.

Не появилась на своем обычном месте за самоваром в столовой и Олимпиада Модестовна. По ее просьбе в опочивальню к ней ходил доктор Пургин…

В одиннадцатом часу в конторе за столом, покрытом зеленой суконной скатертью, разместились ротмистр Тиунов, следователь Мордюков и корнет Савицкий.

Первыми допрашивали арестованных за сопротивление действиям полиции. Их набралось человек двадцать пять, и преобладали среди них женщины. Процедура допроса была однообразной. Мордюков каждого спрашивал о фамилии и годе рождения. Получив ответы арестованных, следователь недружелюбно осматривал стоявших перед ним мужчин и женщин, по своему желанию налагал штраф, объявлял его сумму. Отпуская допрошенных, Мордюков вкрадчиво наставлял впредь быть сугубо законопослушными перед любыми всегда правыми действиями полиции.

По желанию Тиунова была вызвана Людмила Косарева. Интерес к ней у ротмистра появился после разговора о старательнице с Софьей Тимофеевной за вчерашним обедом. Узнав, что Косарева художница-самоучка, Тиунов навестил ее комнату в казарме, осмотрев висевшие на стене рисунки, после чего отдал распоряжение освободить Косареву из изоляции.

В контору Людмила Косарева вошла неторопливо, в строгом темно-сером сарафане, босая, в шали, накинутой на голову. Поклонившись жандармам, опустила шаль с головы на плечи.

Появление женщины тотчас привлекло внимание сидевших за столом. Корнет Савицкий смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Мордюков плотоядно ощупал взглядом весь облик, а встретившись со взглядом ее красивых глаз, быстро достал из кармана платок и вытер влажные от слюны губы. Тиунов смотрел на босые ноги пришедшей с необыкновенно красивой ступней. Мордюков заговорил медленно, как будто без особого желания:

– Ты, Косарева Людмила, позвана для откровенного разговора. Памятуй, что от него будет зависеть судьба известной тебе старательницы Травкиной Лидии, ныне содержащейся под стражей за преступление против государственного строя Российской империи. Предупреждаю, всякое твое слово будет записано на бумаге.

– Сначала, господин следователь, запиши мое заявление.

– О чем заявление?

– Ты слушай. Вчера с утра меня увели в баню и заперли в ней. Выпустили из-под ареста только вечером. Без меня в моем жилье был обыск. Вернувшись домой, увидела на полу разбитое дорогое зеркало.

– Чепуха твое заявление. Ты ведь и без зеркала знаешь, что недурна собой.

– Да тебе ли судить об этом, господин следователь?

– Прошу не тыкать меня, Косарева.

– Такая же просьба и у меня. Прошу объявить причину, из-за которой держали в бане? За что была арестована?

– Косарева, вы не были арестованы, – сказал Тиунов. – Это по моим личным соображениям были временно изолированы во избежание…

– Во избежание чего?

– Любых могущих быть для вас неприятностей.

– Заботились о моем покое? Господин Тиунов, я отказываюсь отвечать на вопросы следователя, пока он не извинится передо мной за нанесенное мне оскорбление словом.

– Каким словом?

– Матерным, конечно.

– Хорошо! Сам буду спрашивать.

– Какие обвинения у вас против меня? При обыске у меня ничего противозаконного не нашли.

– Мы вас ни в чем не обвиняем. Нам скорее нужна от вас помощь, чтобы облегчить участь вашей подруги.

– О Травкиной намекаете? У меня, господин Тиунов, чуть ли не все приисковые женщины в подружках числятся.

– Прошу, Косарева, быть откровенной. Травкину знаете давно?

– Не меньше десяти лет. В девичью пору познакомились.

– Ведь дружите с ней?

– Сказала, что со всеми на промыслах в бабьей дружбе.

– Скажите утвердительно. Травкина ваша подруга?

– Да, близкая подруга. Уважаемая мною женщина за твердость характера и справедливость. Правда, на язык злая, но душой ласковая ко всем, у кого совесть без пятнышек.

– Откуда знаете мою фамилию?

– Знакома с вами с пятого годика. Вы тогда в меньшем чине были. При ингушах состояли.