Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

class="p1">Жандармское начальство прибыло на прииск на двух тройках.

Тиунов тотчас приказал начать обыски, поручив их производство корнету Савицкому и следователю по особо важным делам при жандармском управлении господину Мордюкову. Он также приказал о немедленной изоляции от рабочих Лидии Травкиной и Людмилы Косаревой.

– Очень сожалею, Софья Тимофеевна, но работу на прииске временно вам придется остановить. Понимаю, что это убыточно.

– Надолго?

– Трудно сказать. Все будет зависеть от результатов обысков.

– Но это незаконно, господин Тиунов? Ведь действуете, не имея никаких достоверных данных, кроме подлого доноса.

– При этом наверняка анонимного, – добавил Новосильцев.

– Никак нет, Вадим Николаевич, на этот раз донос не анонимный.

– Вы можете назвать фамилию доносчика? – спросила Софья.

– Лишен возможности. По закону обязан хранить тайну. На не благополучие ваших промыслов в политическом отношении у нас было много доносов. Мы считали их незаслуживающими внимания, но последний, к сожалению, не могли оставить без последствия. Однако считаю ваше волнение преждевременным. Как вам известно, в шкафах конторы ничего не было найдено. Но сделать в них обыск мы были обязаны, ибо на приисках Гришина именно в шкафах конторы были найдены особо опасные прокламации. Вам не нужно забывать, что революционные подпольщики на все способны.

– Но все же я воспользуюсь своим правом и пошлю телеграмму уфимскому губернатору, а также в Петербург.

– Мой совет этого не делать. Уфа поставлена в известность об акции на ваших промыслах. Прошу подождать результатов обысков. Между прочим, ваших гостей не задерживаю. Они могут покинуть Дарованный в любое время. Уверен, что господина Новосильцева ждут свои неотложные дела.

– Нет, ротмистр, именно я-то и останусь здесь. Во-первых, потому что Софья Тимофеевна моя невеста. Удивлены? Но это именно так. Во-вторых, хочу быть свидетелем всего происходящего, ибо стал им невольно с момента появления на прииске полиции. Кроме того, мне было запрещено покидать прииск.

– Какая глупость. Кем?

– Саткинским приставом.

– Стоит ли обращать внимание на дурака.

– Но этому дураку дают право унижать достоинство людей. Кроме того, господин Тиунов, мне интересно наблюдать за ходом вашего следствия.

– Думаю, что интересного будет мало.

В столовую вошел щегольски одетый корнет Савицкий с моноклем в глазу.

– Приятного аппетита, господа, прошу прощения за вторжение. Господин ротмистр, разрешите доложить о первых результатах обысков. В вещах изолированной по-вашему приказанию старательницы Травкиной найдены эти листовки.

– Так! Дайте их мне.

Савицкий отдал листовки Тиунову. Тот, осмотрев их, положил около себя на стол.

– Что еще?

– Точно такие же найдены у старателя Зуйкова. Есть подозрение, что их передала ему башкирка Амине, назвавшаяся его невестой. Листовки были обнаружены в гитаре. Разрешите быть свободным?

– Да, да. Идите и перерывайте все до самого основания. Сопротивление оказывают?

– Только женщины. Но все будет в порядке, господин ротмистр.

После ухода Савицкого Тиунов снова осмотрел листовки и, смотря на Софью, заговорил с улыбкой:

– Как видите, Софья Тимофеевна, дыма без огня не бывает. Донос оправдал себя.

– Вы сами будете допрашивать арестованных?

– Нет, Софья Тимофеевна, это дело следователя Мордюкова. Но присутствовать при допросах, видимо, буду.

– Господи! – с тяжелым вздохом произнесла Олимпиада Модестовна. – Вот и мимо нас не прошло Божье наказание. Видишь, Софушка, как все обернулось.

– Бабушка, о чем вы?

– Да все о том, что завелась у нас страшная крамола. А ведь как тебя наставляла быть с народишком построже. А ты не слушалась. Всякими добрыми заботами избаловала людишек. Не верила мне, что приисковый народишко признает только твердую руку. Что же теперь будет, господин Тиунов?

– Успокойтесь, Олимпиада Модестовна. Заверяю вас, что мы сумеем во всем разобраться. Конечно, Софья Тимофеевна вела себя с рабочими не совсем правильно.

– Господин Тиунов, разрешите взглянуть на листовки, – попросил Новосильцев.

– Сделайте одолжение.

Тиунов передал Новосильцеву лежавшие на столе листовки.

– Как видите, Софья Тимофеевна, именно вашей неопытностью и воспользовались подпольные революционные негодяи.

– Интересно, господин Тиунов.

– Что именно, Вадим Николаевич?

– Эти листовки идентичны с листовками, найденными у Гришина.

– Не удивительно. Они слишком стандартны по всей глупости.

– Не скажите. Вот содержание этой совсем не глупое. Взгляните.

Тиунов взял листовку от Новосильцева, прочитав ее, пожал плечами.

– Кажется, Вадим Николаевич, вы правы. Эти листовки одинаковы по содержанию с изъятыми у Гришина. У вас прекрасная память.

– Посему можно предположить, что подмет их на прииск Дарованный произведен одной и той же рукой.

– Вполне вероятно. Важно узнать, чья это рука. И еще вопрос, подмет ли это. А что, если на промыслах завелась тайная революционная ячейка? Но мы узнаем. Добьемся сознания арестованных. Я не напрасно захватил сюда следователя Мордюкова, человека в таких делах опытного.

– Вы правы, ротмистр. Мордюков человек опытный. Я уже был свидетелем его опытных рук.

– Что вы хотите сказать, доктор?

– Что он хороший костолом.

– Ну что вы, доктор. Это добрейший человек, притом тонкий психолог. Опасно судите о людях.

– Но правильно. Уже дважды сшивал сломанные им челюсти. Хотите, чтобы привел вам доказательства? Где, когда и кого он уродовал при допросах?

– Не верить вам у меня нет основания. Если это действительно так, то слышать это очень прискорбно. У меня до сих пор о Мордюкове было другое мнение.

– Такие, как Мордюков, вам необходимы для раскрытия очагов политических преступлений. Но ведь должна же и при вашей работе существовать элементарная человечность.

– Поговорим, доктор, об этом в другой раз. Давайте не говорить о мрачных делах при дамах. Согласитесь, что у Мордюкова тоже самые обыкновенные нервы.

– Но я слышал, как он причисляет себя к интеллигенции. Неужели ему это дозволено?

– Разрешите войти?

Сидевшие за столом обернулись на вопрос, произнесенный хриплым голосом. В столовой стоял вошедший следователь Мордюков, крайне неопрятно одетый в помятый синий мундир.

Он невысок ростом, с брюшком. На одутловатом лице яблоки пухлых щек.

– Господин ротмистр, довожу до вашего сведения, что результаты обыска дали мне право остановить все работы на прииске сроком пока на две недели. Народ из бараков выпущен, ибо мужикам, да и бабенкам после вчерашних именинных торжеств муторно с похмелья. А вы, как вижу, кофем угощаетесь? Может быть, и мне разрешите?

Не ожидая приглашения хозяек, Мордюков сел за стол рядом с Ниной Васильевной. Олимпиада Модестовна налила ему кофе. Принимая из ее рук чашку, следователь метнул взгляд в сторону доктора Пургина, смутившись, пробурчал:

– Не ожидал, доктор, встретиться с вами при данных обстоятельствах.

– Мои встречи с вами всегда нежданны и при неприятных обстоятельствах.

– Почему, доктор? Вы мною чрезвычайно уважаемы.

Софья, слышавшая отзыв Пургина о Мордюкове, внимательно разглядывала его. Ее внимание остановил на себе его лысый череп с конусным заострением на темени. Не миновало ее внимание и то, что правый глаз следователя сильно