почему? – строго пропищала Кремена, дёргая струны, – а ну, отвечай немедленно!
Даже и не взглянув на неё, Калокир ответил:
– Да потому, что мои расчёты пошли к чертям! Тем не менее, разве ты жалеешь о том, что последовал моему совету? Благодаря Дунаю ты стал в два раза богаче! С Империей воевать придётся, и сил для этого нужно много. Всё, больше мне сказать нечего.
– Михась клялся, что приведёт мне весной ещё пару тысяч угров, – промолвил князь, – столько же болгар наберу в дружину. Летом Константинополь возьмём.
– Что? Болгар? В дружину? Но ты ведь сам только что назвал их подлым народом!
– Речь шла о южных болгарах! – снова подала голос Кремена, – будто не слышал! Что он себе позволяет, месяц мой ясный? Скажи ему!
– Я и у Бориса пару полков позаимствую, – как ни в чём не бывало продолжал князь, – не думаю, что сейчас он наскребёт больше.
Бросив чубук на стол, Калокир поднялся. Он был в покрытой пылью одежде и сапогах со шпорами.
– Хорошо, пойду отдохну. Я целые сутки провёл в седле.
– Ты слышал о том, что Гийом погиб?
Лицо Калокира стало таким, что Кремена вздрогнула. В упор глядя на Святослава чужими, страшными, совершенно неузнаваемыми глазами, он сделал шаг в его сторону.
– Что такое? Что ты сказал?
– Что Гийом убит.
– Как это произошло?
– Спроси у Рагдая.
– Он теперь тысяцкий, – сообщила Кремена, – и твоему храброму Рагнару Святослав тоже дал под начало тысячу воинов. В этом я его поддержала. Рагнар – это Ахиллес!
– Ахиллес убит, – возразил патрикий.
Он отыскал Рагдая в самом разбойничьем кабаке Переяславца. Девять тысяцких, в том числе и Рагнар, сидели там за столом и о чём-то спорили. Они так увлеклись своим разговором, что даже не замечали красивых девушек, которые наполняли вином их чаши. При появлении Калокира воины смолкли и поднялись, чтоб его приветствовать, но он молча дал им понять, что не расположен слушать радостный вздор. И сразу же вышел, жестом позвав за собой Рагдая.
Обогнув рынок, возле которого находился кабак, патрикий и тысяцкий подошли к стене какого-то склада и сели на выпиравший фундамент. Рагдай в подробностях рассказал о смерти Гийома. Упомянул и о двух последних словах его. Лишь об изначальной роли Талута в этой истории умолчал.
– О чём был ваш спор? – спросил Иоанн, Как только рассказ завершился. При этом он глядел на прохожих так, будто те имели какое-то отношение к ужаснувшим его событиям.
– Спор? – не понял Рагдай, – какой ещё спор?
– Ну, вы сейчас спорили в кабаке?
– Ратмир возмутился тем, что Кремена лезет в дела дружины. Все согласились с ним, но заспорили, надо ли говорить Святославу о том, что мы недовольны, или не стоит.
– И кто за то, чтоб сказать?
– Я, Ратмир, Перенег, Куденей, Тудор.
– А кто против?
– Сфенкал, Икмор, Лидул и Рагнар. Они говорят, что князь со своей любовницей разберётся сам.
– Я думаю, они правы, – проговорил Калокир, бесцельно трамбуя каблуком землю, – а расскажи-ка мне, как Кремена суётся в дела дружины?
– Ну, например, по её прошению Святослав снизил пошлины для болгарских купцов.
– Дружина-то здесь при чём?
– Дружине – убыток! Вот у меня, например, было пять подружек. После снижения пошлин с одной из них пришлось распрощаться. Не на что стало ей покупать подарки!
Иоанн пристально поглядел на друга, чтобы понять, шутит он или нет. Рагдай говорил серьёзно. Он продолжал:
– Ещё через эту девку в доверие к Святославу втёрлась уже целая толпа всяких её родственников и свойственников! И даже бывшие женихи её на пирах пьют со Святославом. И он специально Ратмиру велел привести с Руси только десять тысяч бойцов, не больше, чтоб перед войною с греками взять болгар тех в дружину!
– О чём ты? У Святослава не было никаких болгарских приятелей, когда он отправлял Ратмира на Русь!
– Но уже тогда Кремена ему твердила, что нужно брать в дружину болгар!
– А вот это правда. Ну ладно, я приму меры.
Меры, принятые Калокиром, свелись к тому, что он дал Святославу совет звать меньше болгар на пиры. Князь совету внял, и во время пира Ратмир выразил ему своё одобрение в связи с этим. Кремена, встав, громко назвала Ратмира ослом, за что Святослав отвесил ей оплеуху, к великому удовольствию всей дружины. Красавица убежала в слезах. Однако, на ловах, которые состоялись через два дня, Кремена, как прежде, гнала своего коня бок о бок с конём Святослава, а на привале она и князь сидели в обнимку и пили из одной чаши. Кроме того, на юной болгарке было жемчужное ожерелье, подаренное ей князем в знак примирения. Но дружинники отнеслись к столь быстрому примирению добродушно, ибо синяк на лице Кремены бросался в глаза не меньше, чем это самое ожерелье. Так стёрлись противоречия между воинами великого князя и его дерзкой любовницей. С каждым днём она расцветала, подобно весенней лилии. Ей ведь было только семнадцать лет! Красивая девушка превращалась в женщину сверхестественной красоты.
В конце января 968 года в Переяславец прискакал гонец от Вадима. Он привёз весть о смерти царя Петра и благополучном вступлении на престол Бориса. Ещё гонец сообщил, что архиепископ Феофил Евхаитский уже покинул Преслав, а Никифор Эротик – нет, и не собирается. Последняя часть сообщения озадачила Калокира. Он целый день размышлял, бродя по всему дворцу. Наконец, сказал Святославу:
– Мне надо ехать в Преслав. Вадим один там не справится.
– Поезжай, – согласился князь. И на другой день Иоанн с полусотней воинов отбыл. В апреле прибыл его гонец, который передал Святославу следующие слова: «Здесь всё не так просто. Не жди меня, выступай в поход!»
Но легко сказать – выступай в поход! Князь не был готов к походу. Он поджидал Михася, который собирал в Прикарпатье двухтысячную ватагу своих лихих соплеменников, чтоб усилить ими княжескую дружину. Эрик и Харальд, а также все их товарищи, в противоположность опасениям Калокира, с радостью согласились идти на Константинополь. Им до смерти надоело сидеть без дела, даже и обрастая богатством. Русским бойцам также не терпелось ринуться в битву, хотя они богатели ещё быстрее, поскольку князь вовлекал их в свои торговые предприятия. Юношам из болгарских сёл, которые вот уже девять месяцев умоляли его принять их в дружину, он отказал, рассудив, что толку от них будет очень мало, а вреда – много. Жемчужное ожерелье Кремены служило ему хорошим напоминанием о её разладе с дружиной из-за болгар. Однако же, Святослав по-прежнему рассчитывал получить от Бориса хотя бы несколько сотен опытных воинов, чтоб они отдельным полком участвовали в его войне с Никифором Фокой.
Михась возвратился в мае, и не с двумя, а аж с тремя тысячами отборных рубак и головорезов. К нему примкнули два его лучших друга, Стефан и Гейза. Узнав об