Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

определила Оксану старшей над поварихами у артельных котлов. Девушка, нехотя приняв приказ хозяйки, на удивление всех, выхлопотала себе право, что бухгалтер Рязанов будет довольствоваться пищей возле нее. Естественно, желание девушки вызвало на прииске женские пересуды, все, кому не лень, гадали, когда это Оксана сумела приворожить к себе студента. Однако скоро все как-то привыкли, что Рязанов не что иное, как неотъемлемое дополнение к жизни Оксаны. А скоро уже никого даже не удивляло и то, что они часто совершали вечерние прогулки в световую пору по сосновому бору, стоявшему глухой стеной за приисковыми казармами.

Рязанов привыкал к своему новому положению возле Оксаны, мучительно сознавая, что все более и более позволяет девушке упорно вторгаться в его привычный уклад, а недавно был просто напуган тем, что ловил себя на мыслях о молодой прелести девушки, ибо от ее взглядов его внезапно окатывала волна нежности, и потому на прогулках он все чаще брал ее под руку, тогда у самого от волнения высыхал язык, а по телу разливалось тепло молодого девичьего тела…

К стогам у старой мельницы Рязанов пришел, когда сгущались сумерки. С удивлением наблюдал, как постепенно небо, остывая от теплых тонов заката, темнело, окрашиваясь переливчатой смесью синьки и сажи. Рязанов приучил себя любить замирание звуков и голосов людской жизни прииска. Вот сейчас тишину ночи еще спугивает надрывная мелодия одинокой гармошки, кого-то зовущей явиться на ее голос. Но вот и она смолкла. Слышно, как кричат коростели, а в стоге сена разнобойно поскрипывают сверчки, и Рязанов знает, что стоит только начать к ним прислушиваться, как появится неодолимое желание закрыть глаза и начать думать о чем угодно, а также вспоминать обо всем, что унесло с собой почти позабытое детство.

Яснее слышен плеск воды, переливавшейся через край запруды, и похож этот плеск на стариковский шепоток при рассказе затейливой сказки.

Но совсем близко раздалось привычное покашливание Оксаны, которое одолевает ее, когда быстро бежит. Следом ее голос: «Степанушка», – заставивший Рязанова разом встать на ноги и ответить:

– Здесь я.

– Не разгляжу! Темень вовсе осенняя.

Натолкнувшись на Рязанова, Оксана обрадованно зажала в горячих ладонях его лицо.

– Вот вы где. Чуть не задохлась, как торопилась. До ужасти соскучилась. Гуляю у подружек, вокруг веселие, а мысли мои все до единой возле вас… Говорю о чем, а вы стоите перед очами. Сядем, а то в ногах дрожь!

Рязанов, ощутив в дыхании девушки запах вина, озабоченно спросил:

– Неужели выпили?

– Да самую малость кагора пригубила. – Но помолчав, со вздохом добавила: – И брагу пробовала. Я до нее любительница.

– Зачем? Говорил, что девушке неприлично пить.

– Уж извините, ослушалась. Да ведь пила больше для храбрости при обхождении с вами. Неужли у вас, Степанушка, так и нет желания обнять меня? – Неожиданно Оксана, прижавшись к груди Рязанова, обжигая горячим дыханием его шею, сама ласково и капризно несколько раз настойчиво спросила:

– Может, обнимите?

Рязанов, прислушиваясь к ее словам, не шевелился, прикрыв глаза.

– До ужасти намучили меня мужской скромностью, а ведь я живая. Вот прошлый раз в сосняке прикоснулись к моей руке, а меня кровь огнем стала жечь.

– Оксанушка! – Рязанов сказал, пересиливая волнение.

– Ну чего еще? С вами я! Вот я! – Горячие губы девушки припали к сухим губам Рязанова. Оксана слышала, как учащенно билось ее сердце.

– Родимый! Не бойтесь! С любовью к вам! Не бойтесь! Радость во мне для вас! Радость!

В ушах Рязанова от шепота Оксаны зазвенели колокольчики, он, порывисто обняв девушку, начал целовать ее глаза, рот, шею, грудь. А Оксана, тяжело дыша, все чаще и чаще говорила:

– Не бойтесь, Степанушка! Радость во мне для вас! Радость!

Задыхаясь от поцелуев, Оксана, слабо вскрикнув, дернулась в объятиях Рязанова, охватив его шею, шептала в ухо:

– Вот и отдала свою радость! Отдала! Сам Господь дозволил одарить любимого!

Порывистое дыхание обоих успокаивалось. Лежали возле стога рядом, крепко прижавшись щеками. Оксана продолжала говорить:

– Звезд-то сколечко. И все такие огненные по яркости. Мой вы теперь, Степанушка, навек. Приняла вас в себя по своей воле. Вот и хватило моей радости на двоих.

– Оксанушка, я давно люблю тебя.

– Знаю, потому и пришла седни к вам с радостью, коей одарила…

2

Чистые до прозрачности краски рассвета, розоватые с наплывом зелени, обещали новое утро ведреным. Но едва горизонт позолотило восходящее солнце, со стороны горных хребтов Таганая поползла на ясность пелена облачной хмари, пачкая радужность красок серостью, а светлина раннего утра оборачивалась неприветливостью…

До начала рабочего дня оставалось еще больше часа, но коноводы, перекидываясь обычными прибаутками и перебранкой, выводили из конюшен коней на водопой.

В это время на прииск с саткинской дороги появился отряд конных полицейских во главе с приставом и двумя урядниками. По команде пристава полицейские разъехались в разные стороны, чтобы закрыть все выходящие с прииска дороги. Один из урядников, поскакав к реке, приказал коноводам загнать лошадей в конюшни, а самим отправиться по своим казармам.

Пристав лично навестил котельную, запретив подавать гудок.

Перекрыв дороги, урядник с полицейскими появился среди бараков и казарм, населенных старателями. Под неистовый собачий лай отдавая команды, урядник расставил возле них посты со строгим наказом ни под каким видом не выпускать из них обитателей.

Озлобленно тревожный лай псов послужил для рабочих вестью о появлении на прииске зловещих гостей с полицейскими кокардами. Женские крики, плач ребятишек, цветастая мужская ругань, заливчатые полицейские свистки разбудили еще недавно мирное утро.

Полицейские, выполняя желание начальства, не выпуская рабочих на волю, к особо непослушным применяли нагайки, получая в ответ едкие насмешки приисковых острословов, прекратить которые не имели возможности без права до особого распоряжения, входить в помещения.

Лука Пестов, проснувшись, встав с постели и выглянув в окно, увидел возле котельной конного полицейского, быстро одевшись, направился в контору…

Смотритель Жихарев с опухшими глазами от вчерашних именинных чарок, отвешивая почтительные поклоны, отвечал на вопросы пристава, шагавшего со звоном от шпор по конторе.

– У кого ключи от замков на шкафах?

– У доверенного Пестова.

Увидев вошедшего в контору Пестова, Жихарев обрадованно воскликнул:

– А вот и они сами, легки на помине.

Пестов молча поклонился приставу, направился к лестнице на второй этаж. Но пристав повелительно крикнул:

– Назад! Хозяек пока не беспокоить!

Не обратив внимания на окрик пристава, Пестов, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь, в которой ночевали Новосильцев и доктор Пургин. Войдя в комнату, Пестов увидел у окна одетого Новосильцева и лежащего в кровати доктора Пургина.

– Полиция на прииске, Вадим Николаевич.

– К сожалению, очередной полицейский балаган налицо,