Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Какой аккуратный, можно даже сказать, элегантный домик, — подумал Сиверцев. — Вот бы пожить в таком. Ровные белые стены, замечательные пропорции, и внутри, должно быть, очень уютно». Но внутри, едва вступив за порог, они сразу же почувствовали странную, мертвящую пустоту, словно оказались в вестибюле морга. Ровные пустые белые стены небольшого коридорчика производили впечатление полной стерильности, они не несли на себе отпечатка человеческой личности, словно не людьми и не для людей они были так выровнены.
Князев, Сиверцев и Зигфрид посреди ночи сели в автомобиль и понеслись на окраину Иерусалима. По дороге Князев пояснил:
— Сатанинская секта готовит массовое жертвоприношение. Вообще-то мы стараемся не вмешиваться в такие дела, потому что речь идёт о преступлении, носящем общеуголовный характер, хоть и с выраженной религиозной составляющей. По таким-то делам и полиция работает, в любом ином случае мы просто слили бы информацию через третьих лиц в местный уголовный розыск, но сейчас на это просто нет времени. Информация поступила только что, обращаться в полицию напрямую мы не можем, и речь идёт не о раскрытии, а о предотвращении преступления, так что придётся действовать самим.
— В чём задача, мессир? — спросил Сиверцев.
— Детей спасти и вывести в какой-нибудь приют, а сатанистов… нейтрализовать.
— То есть без крови?
— Это исключительно девушки, Андрей. Тебе охота их резать? Впрочем, будем действовать по обстоятельствам.
Стерильный коридор вывел их в небольшую комнату. Здесь на полу были разложены в ряд слабо попискивающие маленькие свёртки — новорождённые дети. Рядом с ними стояла девушка в белом балахоне. Она стояла спиной к вошедшим, но сразу же стало понятно, что это девушка. Обернуться она не успела, Андрей без приказа бросился к ней, одной рукой зажав рот, а другой — жёстко сцепив обе её тонких руки. Девушка неожиданно проявила огромную силу и, освободив одну руку, попыталась вцепиться Сиверцеву в лицо. Пришлось применить болевой приём. Девушка извивалась в руках, как упругая стальная пружина, с большим трудом ей заклеили рот и связали руки.
Осмотрев помещение, они обнаружили вход в подвал. Князев знаками велел Зигфриду контролировать ситуацию наверху, а Сиверцеву вместе с ним спускаться вниз. То, что они увидели было. очень красиво. Десять симпатичных, совсем юных девушек в элегантных белых одеждах стояли кругом посреди просторного чистого помещения. Поодаль на резном деревянном стуле с высокой спинкой восседала та самая необычная женщина, которую Сиверцев дважды видел на улице. Андрей нисколько не удивился, увидев её здесь, он знал, что третьей встречи не миновать. Ещё тогда, на улице, между ними проскочил некий энергетический импульс, словно установилась связь, которая обязательно потребует развязки. Её лицо в мертвенном электрическом освещении казалось ещё белее, на нём, как на древней маске, застыло удивлённое, несколько брезгливое выражение. Поразительный утончённый аристократизм сквозил во всех её чертах, и вместе с тем — столь же редкостная отстранённость от всего окружающего, словно она находится внутри хрустального футляра, где дышит каким-то другим воздухом и обязательно погибнет, если этот футляр разбить. Потом Сиверцев много раз вспоминал эту безмолвную встречу, но тогда они с Князевым не могли потратить на осмотр помещения больше двух секунд: лидер слева, группа в центре, внутри группы — несколько глиняных кувшинов.
— Всем на пол! — страшно заорал Князев. Его голос прозвучал так грозно и повелительно, что застигнутые врасплох противники, будь они лучшими в мире спецназовцами, обязательно выполнили бы приказ. Но сейчас в помещении лишь сгустилась тишина, ни одна из юных дев даже не вздрогнула, а стоявшие спиной к неожиданно появившимся мужчинам повернуться не соизволили, лишь бросили на них через плечо равнодушные ледяные взгляды. Королева на троне так же и мизинцем не шевельнула, и бровью не повела. Её губы тронула лёгкая насмешливая улыбка — ни страха, ни гнева, ни злости — только насмешка. Лица девушек тоже тронуло тихое безмолвное презрение. Ни по чему не было похоже, что мужчин здесь ждали, но эти странные существа, кажется, вообще не были способны чему-либо удивляться. На лицах девушек, по большей части явно несовершеннолетних, кроме тихой усмешки читалась безмерная усталость, словно каждой из них шла уже не первая тысяча лет, и бояться было уже нечего, и говорить бессмысленно, и удивляться глупо.
Немая сцена тянулась несколько бесконечных секунд. Сиверцев чувствовал, что его матёрый командор, так же как и он, шокирован этой неожиданной реальностью, но воля его не парализована, и вот прямо сейчас он найдёт решение. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных», — взмолился Сиверцев и увидел, что Князев жёстко и неотступно смотрит в глаза королеве — в этом взгляде не было ни злобы, ни враждебности, но была горечь, была живая человеческая боль и сожаление, столь же необычные в этой ситуации, как и безмолвное презрение лилин. Боль и сожаление во взгляде командора были настолько человечными и по-своему даже тёплыми, что хрустальная оболочка, внутри которой обитала Лилит, кажется, дала трещину. Королева медленно, с усилием начала поднимать правую руку, словно вдавленную в подлокотник перегрузкой. В тяжёлом усилии этого заторможенного жеста уже чувствовалось явное желание защититься. Лилин увидели этот жест, почувствовали его, прочитали. Ситуация хрустнула, надломилась и рассыпалась. Ангел молитвы одержал безмолвную победу над равнодушным оцепенением духов древней злобы. Лилин вспыхнули, начался кошмар.
Одна из лилин взвилась дикой белой пантерой и, оторвавшись от пола, ногами ударила Сиверцева в грудь. Удар был страшной силы, его впечатало в стену, на него тут же набросились ещё три таких же бешенных белых кошки, они явно хотели вырвать ему глаза. Андрей наклонил голову и постарался прикрыть глаза левой рукой, а правой выхватил кинжал и полоснул вокруг себя. Из клубка тел брызнула кровь, но натиск не ослаб. Здесь больше не было девушек, только стая диких бешенных кошек, хлеставших его упругими жёсткими ударами. Всё переплелось в каком-то дьявольском клубке, душа ушла в боевой ад. Андрей пытался молиться и бить. «Господи Иисусе Христе.» — удар кинжалом наотмашь. «Помилуй нас, грешных» — колющий удар кинжалом в извивающийся клубок. Сиверцеву казалось, что все демоны преисподней разом набросились на него. Он бил и молился, молился и бил. Потом Андрей не раз удивится тому, что в этом аду не потерял молитвы. Он знал, что, утратив молитву, потерял бы жизнь. По силе каждая лилин была равна нескольким мужчинам. Их руки впивались в него, словно стальные абордажные крючья, казалось, они голыми руками вполне могли вырвать у него сердце и, будь он безоружен, без сомнения порвали бы его на части, но отточенная дамасская сталь кинжала полосовала живую плоть, как она обычно полосует любую плоть — трепетную, мягкую и совершенно беззащитную перед сталью.
Андрей обнаружил себя уткнувшимся лбом в стену и рыдающим навзрыд. Командор стоял посреди зала, широко расставив ноги и глядя в пол перед собой. Весь пол бы завален окровавленными телами, кое-где валялись руки, отсечённые отточенной сталью. Андрей дико огляделся и стал оттаскивать мёртвых девушек к стене, укладывая их в ряд. Раненных здесь не было. Даже смертельно раненные лилин продолжали бросаться на них, пока не получали несовместимый с жизнью удар. Андрей посмотрел на лица покойниц и на многих увидел что-то очень человеческое и даже трогательное. В мёртвых лицах девушек было куда больше жизни, чем во время их биологической активности. Сиверцев глянул на Князева и прошипел: «Гнусная победа, омерзительная победа».
Командор оторвал от пола совершенно убитые глаза и, не глядя на Андрея, горячо взмолился: «Господи, прости нас, грешных». Потом повернулся к Сиверцеву: «Прости, Андрюха». Андрей почувствовал, что жизнь вместе со страшной душевной болью возвращается в него. «Бог простит, мессир, а вы меня простите», — прохрипел он. Теперь он узнал свой голос, значит что-то живое в нём ещё осталось.
Лилит всё так же неподвижно сидела в кресле, но в ней появилось нечто человеческое. Князев подошёл к ней и взял за запястье, пытаясь обнаружить пульс. Она была мертва. «Очевидно инфаркт, — бросил Князев. — Отмучилась». Андрей тоже подошёл к Лилит. Утончённая гармония её аристократических черт совершенно исчезла. Теперь это была маска страдания и ужаса. Вполне человеческого страдания и немного даже детского ужаса
* * *Сиверцев с удивлением рассматривал в зеркале свои совершенно седые виски. Он не испытывал по этому поводу никаких чувств. Было лишь странно, что виски — белые. Он только что вымыл голову, и теперь ему казалось, что он перепутал шампунь с краской для волос. И в своём лице, и в своей душе он чувствовал что-то очень чужое, холодное, зловещее. Впрочем, он был совершенно спокоен. Пожалуй, даже слишком спокоен. Не торопясь, побрился. Потом надел камуфляж. Надо было надеть цивильный костюм, но костюм вчера в подземелье решительно погиб, превратившись в кровавые лохмотья. А камуфляж выглядел вполне прилично. Он пошёл в комнату Князева.
- Смерть святого Симона Кананита - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Сестра милосердия - Мария Воронова - Историческая проза
- Руан, 7 июля 1456 года - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза