– Восемь-шесть, поехали. Повешение.
– Блин, ну вам везет сегодня!
– Не говори. Полная параша.
– Жевку возьми.
– Не, спасибо, у меня «полицай» есть…
Алехина
Здесь все было ясно с первого взгляда. Обрезок ремня с надписью «Wrang…», острый как бритва нож, поблескивающая на перилах пряжка. В квартире полно ментов, а у разобранной постели растерянно стояли наспех одетые хозяева: долговязый очкарик и гибкая, как березка, синеглазая девушка. Присутствовали и герои дня – хорошо одетый молодой человек и его «случайный» спаситель. Демонстратор-суицидник и ассистент.
Слепой бы увидел: продумали и сговорились. Он умолял, она отказала, он повесился. Верный друг полоснул ножом по ремню и позвонил в дверь.
Вызовите скорую, тут человек повесился!
Молодой человек полулежал на кровати. Висеть ему довелось две секунды, но он, как водится, непроизвольно описался и сейчас, расставив колени, демонстрировал окружающим свою мокрую промежность.
Все чувствовали неловкость, но пострадавший этого не замечал. Он говорил о любви.
Девушке было мучительно стыдно. Северов осматривал ножик. Повертел в руках, попробовал лезвие и одним движением развалил чуть ли не надвое увесистую «Из рук в руки». Выразительно глянул на суицидника. Тот осекся. Менты понимающе ухмылялись.
Участковый пытал соучастника:
– Вы знакомы с пострадавшим?
– Нет.
– Вы здесь живете?
– Нет.
– Тогда что вы здесь делали в первом часу ночи?
– Шел в гости.
– В какую квартиру?
– А вам не все равно?
– Вы лучше отвечайте, молодой человек.
– А почему я должен вам отвечать? По-моему, вы не имеете права…
А вот это зря! Мусорам про «не имеете права» лучше не говорить. Это он крупно ошибся.
– У вас ведь нет ни сумки, ни рюкзака?
– А какое это имеет значение?
– Самое непосредственное. Раз у вас нет ни сумки, ни рюкзака, значит, этот нож был у вас в кармане, так? Так.
Теперь смотрим: лезвие больше десяти сантиметров, имеется кровосток и упор для пальцев.
Участковый саданул лезвием по бетону дверного проема и осмотрел кромку.
– Изделие выполнено из твердой, неотпущенной стали и остро заточено. Холодное оружие. Разрешение на ношение, пожалуйста.
– Да такие ножи в любом ларьке продаются!
– Разрешение есть?
– Да какое разрешение? Вам что, придраться, что ли, не к чему?
– Так. Разрешения нет. Незаконное приобретение, хранение и ношение холодного оружия плюс публичное оскорбление сотрудника правоохранительных органов при исполнении служебных обязанностей. Проедемте с нами.
Попал парниша.
– Так, теперь с этим. – Участковый обратился к Северову: – Данные мы сняли, куда вы его?
– Еще не знаю, запросить надо.
– Я никуда не поеду.
– Вопрос обсуждению не подлежит.
– Я еще раз говорю: Я Н-И-К-У-Д-А НЕ П-О-Е-Д-У!
– А хотят ли вас здесь видеть, вы не задумывались?
– Это уже не ваше дело.
– Ошибаетесь, мое. Уж коли вызвана скорая, то ответственность за пациента целиком и полностью ложится на меня.
– Я скорую не вызывал.
– Вы – нет, а ваш товарищ – да. Кстати, по предварительному сговору с вами же.
– Не несите чушь. Я не знаю его.
Веня ухмыльнулся.
– Ай донт ноу хим! Истинно говорю тебе: еще не пропоет петух, как ты трижды отречешься от меня. В общем, так, драгоценный, с боем или без боя, а ехать придется. Лучше это сделать без боя. Тогда я пишу в диагнозе «демонстрация суицида» и после осмотра ЛОРа вы свободны, как ветер прерий. В противном случае мы вас пеленаем, рисуем суицидальную попытку и везем в дурку, со всеми вытекающими.
– Вы гарантируете, что после осмотра меня отпустят?
– Я ничего не гарантирую. Сочтут нужным оставить – останетесь. – Северов повернулся к старшему: – Капитан, нам бы сопровождающего.
– Обратно отвезете?
– Не вопрос!
– Тит, съезди.
– Я без нее не поеду. – Суицидник посмотрел на мента. – И дайте мне слово офицера, что…
– ТЫ, ДЕШЕВКА СРАНАЯ, А НУ, ПОДНЯЛ ЖОПУ И ПУЛЕЙ В МАШИНУ! ЛЕЖИТ ТУТ ОБОССАННЫЙ, СУКА, ГОЛУБУЮ КРОВЬ КОРЧИТ! СЛОВО ОФИЦЕРА ЕМУ ДАВАЙ! ВСТАЛ! Я СКАЗАЛ!! ГОВНО!!! И ТОЛЬКО ВЯКНИ ЕЩЕ, ПАДАЛЬ, КЛИТОР ВЫРВУ!
Все посмотрели на меня с удивлением. Юноша откинулся на постель.
– Разговор окончен.
– Вы опять за свое?
– Я все сказал.
Влюбленного заломали. Он истошно орал и, повисая на руках, выкрикивал на весь дом: «Катя! Катя!», усиливая всеобщее омерзение. Менты озверели. Его спасало только наше присутствие, он это понимал и орал, брызгаясь, еще громче. Северов резюмировал:
– Я б такими наполнял баржи и топил в Финском заливе.
Щелкнули наручники, чмокнуло несколько оплеух. Девчонка не выдержала:
– Оставьте его. Я поеду.
– Не стоит – он же только этого и добивается.
– Я знаю. Он мне уже так надоел.
– Так оставайтесь. Слышь, парень, не пускай ее!
– Не надо. Не надо, Саш, я поеду. Я с ним поговорю…
Мы курили, стоя на мозаичном полу приемника. Я, Веня, девушка Катя и мент Тит. Под ногами угадывалось выложенное при царе «SALUS AEGROTI SUPREMA LEX»[31]. Надпись пересекали дорожки следов и разводы половых тряпок. Северов ухмыльнулся:
– Символично.
Ромео обследовался. Добившись своего, он, лежа раненым героем, всю дорогу рассказывал Кате о своих чувствах, а узнав, что по ее просьбе едем не в дурку, повеселел и даже попытался вести задушевную беседу с ментом. Но тот за все время не произнес ни единого слова и лишь в приемнике, склонившись над зажигалкой и глянув вслед, коротко бросил:
– Обсосок.
Катя частила затяжками, не зная, куда девать ломкие пальцы. Скулы ее заострились, глаза потемнели, лицо осунулось.
– Да-а, довел он тебя. Бить пробовали?
– Некому.
– А парень твой?
– Его самого несколько раз отметелили. Этот подослал.
– Что, сам не пошел?
– Да какое тут «сам», о чем вы?
Тит угрюмо хмыкнул.
– Он гопоту подсылал, а сам невдалеке стоял, прятался. Потом, когда понял, что Саня не отступит, – травиться начал. Нажрется таблеток, записку напишет и звонит, прощается. Со мной, с родителями, с друзьями… Они, естественно, в скорую. Те приедут – дверь открыта. Не запирался. И таблетки подбирал неопасные. Мамаша его достала, мои меня задолбали, друзей общих всех подключил. Мы уж с Сашкой и квартиру сняли втихую, и телефоны сменили – все равно выследил. Вот, теперь новое шоу придумал – вешаться.
– Ну, и на фига ж ты с нами поехала?
– Я не знаю… Ничего к нему не чувствую, одно отвращение. Поговорить хотела по-хорошему.
– Ну и как, поговорила?
– Ни слова не дал сказать. Вон, товарищ сержант слышал.
Товарищ сержант прикурил новую сигарету.
– Зря ты его, доктор, в дурдом не свез. Мы б с ним в следующий раз не церемонились.
– Черт его знает, может, и зря… дай-ка и мне одну… думаешь, будет следующий раз?
– Да, как два пальца!
– Знаешь, такие вещи даром не проходят, это все равно что Провидение искушать. Выберет другого напарника, а у того, скажем, зуб на него чуть ли не с детства – полюбуется на конвульсии и уйдет, насвистывая: а повиси-ка, брат, подольше!
– Слушай, – Тит обратился ко мне, – а это не с тобой мы прошлой осенью синюшника констатировали? Тоже на ремешке вешался, попугай.
Было такое.
– А-а, помню-помню. Он еще на ремень ваты навертел и бинтом обернул, чтоб не давило. А вешался стоя: просто подогнул ноги, типа, если что – встану обратно.
– И что?
– Не встал, Кать. Осиротел город.
Появился спасаемый.
– Слушайте, я еще на входе хотел спросить: а что здесь на полу написано?
– Сюда на носилках, отсюда в гробу!
– Ха! – В голосе клиента проскальзывало недоверие.
– Как дела? Горлышко не болит?
– Ничего не нашли. Отпустили.
– Ну, еще бы! Готовился, наверное, в Сеть лазал, да?
Он уже держался свободно, с наглинкой.
– Зря иронизируете. Вам, как доктору, это было бы познавательно, особенно про отравления: все расписано – и дозы, и комбинации… Рекомендую.
Господи, как же она с таким жить-то могла? Веня хотел было что-то сказать, но опередил Тит:
– Ну, ты мудак! – Его вдруг конкретно прорвало. – Ну ты, бля, чмо! Вали отсюда, чтоб я тебя здесь не видел!
Спорить с представителем власти молодой человек не хотел. Он повернулся к Кате:
– Пойдем? – и потом к нам: – Вы нас не подвезете?
– Нас?
– Да. Ко мне, на Руставели, я заплачу.
ОН ЕЕ ДАЖЕ НЕ СПРАШИВАЕТ!!! От стыда и унижения Катя заплакала.
– Божья роса – да, чувак?
– Не понял.
– Пешком дойдешь.
Мы вышли.
– Слышь, сержант, сядь в кабину. Вова, давай туда же, а потом в отдел, ладно? – Веня достал мобильник. – Говори номер, Кать.
– Зачем?
– Говори, говорю.
– Восемь-девять-один-один, семь-семь-два, два-один-восемь-два…
– Алло, Саша? Северов, со скорой. Катя с нами, мы едем, минут через пять будем…
– Да зачем, не надо. Я сама…