Читать интересную книгу И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота - Людмила Прошак

– Да не виновать ты себя, брат, монах добавки не попросит, но, сколько бы не положили, всё съест..

Печка между тем остыла, и дрова в сенях были на исходе. Кирилл, взяв топор («Хоть так повинюсь за чревоугодие…»), взглянул на Епифания, но тот уж был далече – вновь склонился над рукописью. Позабытой осталась лежать недоеденная краюшка..

«Жаждущий крови Едигей хитрил, чтобы против него не собрали даже небольшого войска, а сам в это время неустанно приближался… И город пришёл в страшное смятение. И побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всём на свете. И поднялась в людях злоба, и начались грабежи… Это было страшное время, – люди метались и кричали, и гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружали полки нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около города. Не посмели они стать близ города из-за городских орудий и стрельбы с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда всё это увидели люди, пришли в ужас; не было никого, кто бы мог противостоять врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с христианами…»

Епифаний восстанавливал по памяти то ли погибшее в пожаре, то ли унесенное злоумышленниками «Сказание о нашествии Едигея». Не чувствуя холода, он ощущал леденящий душу бег времени, который стирает остроту пережитого, и торопился наверстать утраченное…

Вздохнув, Кирилл отправился в лес один. Со всех сторон обступали мохнатые сосны, к которым с топором не подступишься. Надо было искать валежник. Приметив поваленное дерево, Кирилл нагнулся, чтобы нырнуть под заступившую дорогу сосну, и замер. На развесистой лапе висел красный лоскут. Другой зацепился на выглядывающих из сугробов пучках лозы. Еще один грозил сорваться с берёзы. Тряпицы манили в чащу. Там мельтешила какая-то точка. Белая на белом, она почти сливалась со снегом, но выделялась на фоне чёрных стволов. Кирилл отступил за сосну и замер. Сквозь чащу, срывая с деревьев красные лоскуты, мчался сын послушницы. Вот вынырнул за буераком, вот мелькнул на бугорке, вот перепрыгнул через яму.

– Мама, правда, я белоризец?

– На тропе стояла Анисья. Малец подбежал к ней – он был в портах и белой рубахе – инокиня накинула на него кожух, и мать с сыном растаяли в позёмке…

Кирилл вернулся с вязанкой дров – такой, что самого из-за нее видно.

– Епифаний, ты про белоризцев слыхал?

– «Побеждающий облечется в белые одежды», – ответил тот, не оставляя пера. – Убиенным за Слово Божие, души которых покоятся под небесным жертвенником, «даны были каждому из них одежды белые»12.

– А монашье воинствоXX есть? На Куличках поговаривали, Пересвет и Ослябя из таких были…

– Тебе лучше о том знать, – пожал плечами Епифаний.

Кирилл развёл огонь и долго смотрел, как пламя бежит по сырой бересте, как шипит, закипая, снег, притаившийся в поленьях, но всё ещё видел отрока в белой рубашке. Почему Глафира (Кирилл часто, забывшись, про себя так называл Параскеву) восстала против разговора о сыне послушницы?

18

Великое княжество Тверское,

р. Орша, Вознесенский Оршин монастырь,

в год 6917 месяца студеня в 20-й день,

утреня

Две гривны за переем. Смерть у жертвенника

Послушник, кланяясь, вошёл в алтарь, почтительно приблизился к Антонию:

– Отче, к тебе гонец от князя!

– Веди! – удивился наместник, собиравшийся сойти с ПрестолаXXI.

Было чему изумиться. Князь Михаил Александрович – внук Михаила Ярославовича, того самого, лютой смертью казненного в Орде за непокорность, ни разу не был в Оршином обители, в Твери были монастыри, гораздо более достойные княжеских очей. Какое дело может быть у княжеского гонца?

Услышав гулкие шаги, обернулся: по пустому проходу шёл лысый чернец – тот самый, которого он однажды пустил в монастырь на постой вместе с двумя другими всадниками.

– Что ж ты чужим именем прикрываешься? – гневно спросил наместник, – какой же ты гонец?

– Самый что ни на есть настоящий, – не смутился Сатана. – Гонец от князя Свидригайло.

– Не знаю такого князя! – отрезал наместник.

Анджей-Андрей, взойдя на Престол, подошёл вплотную, тон угрожающе тих:

– Куда дел книжника – москвитянина Епифания? Сначала в лес отослал, а сейчас он где? Вспоминай быстрее, а то обитель твой запылает не хуже той пустыни, что сгорела. – Не давая волю рукам, грудью напирал на Антония. – Где он может быть? Небось, по всему лесу кельи понастроил?

– О том мне не ведомо, – вздернул сивую бородёнку настоятель, отступив от дарохранительницы.

Посох остался стоять прислонённым к стене.

– Раз тебе не ведомо, тогда назначь провожатого, который эти пустыни знает. За переём получишь две гривны, купишь в хозяйство лошадку.

– Сан имеешь, а обычаем похабен..

Гонец молча достал из верёвочной петли топор.

– Совсем осатанел, монах? Святому отцу в алтаре грозишь? – задохнулся от негодования Антоний и тут же сполз вниз, оставляя на жертвенникеXXII алый след.

За трапезой хватились настоятеля. Догадались пойти в храм. Преданный друг Андроник приник к груди: ухо уловило едва различимый хрип. Приподняли голову, настоятель приоткрыл глаза, увидел Андроника и прошептал: «Приблизься…» Тот наклонился.

– Предупреди Епифания, гостя… С ним Кирилл, трудник… Если живы, прячутся… в пустыньке Окула… или в скиту у Параскевы… Где ещё…

Андроник хотел было переспросить, но Антоний уже отошел в мир иной.

– Что делать? Что же делать?! – растерянно повторял щуплый монашек, размазывая по лицу кулаками слёзы.

– Обычая не знаешь? – осерчал Андроник. – Убиенного отпеть, церковь на сорок дён затворить, потом помост вскопать, чтобы не осталась в храме за литая кровью земля, да еще и жертвенник, – кивнул на окровавленный столик, – отмыть, молитву сотворить, святой водой всё вокруг окропить.

Братия понуро закивала…

Оплывали свечи, пахло ладаном, инок тихим голосом читал над усопшим Антонием Евангелие. Андроник и горюя, напряженно думал над предсмертными словами Антония. Почему об Епифании была его последняя и главная тревога? Почему убит Антоний? Позабывшись, стукнул посохом по полу и поймал на себе обескураженные взгляды: не пристало шуметь при покойнике. Андроник смутился. За ним водился такое: волнуясь, пускать в ход посох – это помогало думать. Привычку эту он приобрел в юности, когда у него в руках был железный щуп старателя, а потаённый ход, сокрытый от глаз людских, был входом в другой мир…

Андроник шагнул в мрачную мглу храма и остановился: казалось, теперь на всём вокруг, даже на иконах, лежала печать напраснойXXIII смерти. Вот здесь лежал Антоний у перевернутого жертвенника. А вот здесь, у дарохранительницы, и сейчас стоит его посох. Стало быть, когда вошел убийца, наместник находился у дарохранительницы. Андроник, открыв ковчежец, приблизил свечу: лежат, как и прежде, запасные дары, предназначенных для причащения больных. Заглянул на самое дно… Слежавшийся пергамен развернулся не сразу. Андроник поднес первую из страниц к свече и прочёл: «Исповедальная записка…»

Он никогда уже не услышит голос Антония, но с ним теперь его живое слово. Хотел было уйти – зацепился за посох. Тот с гулким стуком упал. Взялся за рукоять и вдруг почувствовал: она изогнутая, с опущенными вниз концами. Но у посоха Антония рукоять была прямой!

Затворившись в келье, погрузился в воспоминания Антония. Лишь однажды Андроник прервал чтение, когда прочитал про себя самого: «Старик споткнулся, череп упал и рассыпался в прах». («Вот значит каким я тогда казался!»)

Андроник отложил рукопись и закрыл глаза. Он словно снова стоял у этого обугленного лаза, в котором нашёл свою Любушку. Они прятались в хитросплетении подземных ходов, чтобы родители ненароком не узнали, что боярская дочь встречается с нищим подмастерьем, у которого повадки крота. Влюблённые не знали, что их «тупик для встреч» на самом деле был одним из слухов. Там они и стали нечаянными свидетелями того, как надсадно сопевший толстяк оставил под привальным камнем – план подземного устройства кремля. И это тогда, когда близ стен войско Тохтамыша! Решили, что Андрон найдет князя и раскроет заговор, указав на злоумышленника, которого успел рассмотреть. Уговорились, что Любаша будет дожидаться… Хмельная дворня хохоча сказала, что Дмитрий Иванович сбежал. Андрон сунулся было к воеводе, но вместо него наткнулся на того, кто и прятал записку. Это был боярин Василий Румянец… Андрон нёсся, не чуя под собой ног, а столб чёрного дыма выползал из лаза толстым, удушливым змеем. Любушка была там, где он её оставил. Успев обрадоваться, взял её на руки – она рассыпалась в его объятиях…