мол, какой дикий чудак, сбежал!
— Нет, я так о вас не подумала, — живо возразила Ирина. — Но мне было очень больно. Разве я не внушала вам доверия?
— Что вы, я в вас не сомневался, — остановил ее Ковров. — Я видел в вас доброго и душевного человека, но мне тогда надо было уйти… Я — солдат партии.
Ковров с улыбкой глядел на Ирину, невольно любуясь ею. Она действительно была хороша в эту минуту.
— Я, Ирина Васильевна, с того времени, как ушел от вас, не был в городе, а то бы я непременно побывал в вашем доме.
— Неужели вы все время находились здесь, в этом подземелье?
— Да…
К ним подбежала босая девочка-подросток в зеленом сарафанчике.
— Доктор, идите кушать, — сказала она, вся вспыхнув. — Только скорее идите, а то вас там дожидаются.
Ирина ласково улыбнулась девочке.
— Хорошо. Я сейчас…
Девочка шустро повернулась и побежала обратно, сверкая по траве желтыми, как репка, пятками.
Ирина встала, взяла пальто на руку и подняла саквояж.
— Поля, подожди! — закричал Ковров девочке. — Куда ты побежала? Проводи доктора.
— А вы не пойдете со мной? — спросила Ирина, взглянув на Коврова.
— Нет. Меня ждут товарищи. Идите завтракайте. Мы еще увидимся.
Ирина пошла за девочкой по мягкой траве. Она почувствовала вдруг необыкновенную легкость, и в лице ее засветилась такая большая радость, которую она еще не испытывала в жизни.
4
В этот день на территории каменоломен все было спокойно. Белые не появлялись. Англичане не бомбардировали с моря.
Затишье удивляло партизан. Но как потом выяснилось, французские моряки в знак солидарности со своими товарищами в этот день отказались выйти в море.
Белым надо было остановить продвижение на Керченский полуостров Красной Армии, которая уже заняла Симферополь и двигалась дальше.
Пришедший из Новороссийска в Керчь миноносец «Деортэ» распространил слух среди моряков о волнениях на кораблях в Одессе. И на приказ командира этого миноносца срочно отшвартоваться от мола и уйти на Акмонайский перешеек, встать в цепь собравшихся там английских и части французских миноносцев, матросы ответили дружным отказом.
Командир стал угрожать. Один из матросов подскочил к нему и, поводя перед его горбатым носом пальцем, сказал словами, заимствованными у русских моряков:
— Братишка, ша! Возьми полтона ниже, а не то будешь купаться за бортом!
Вскоре все матросы высыпали с миноносца на мол и ушли в город, напевая песню:
Вы прекрасны, Франции сыны…
В городе они встретились с моряками других кораблей и стали шумно разгуливать по главной улице. Целыми толпами они окружали людей в рабочих одеждах, наперебой пожимали им руки, горячо и страстно на своем языке уверяли, что они никогда не будут стрелять по каменоломням, не будут душить рабочую революцию в России и что они скоро уйдут отсюда во Францию и там рассчитаются с теми, кто их обманывал.
Городские подпольщики воспользовались этим случаем, вручили им листовки и воззвания одесской большевистской партийной организации, призывающие французских моряков прекратить борьбу с Красной Армией и вернуться на родину. Главная улица города наполнилась восклицаниями:
— Да здравствует революция!
— Слава русским рабочим!
— Мы не хотим стрелять в своих братьев!
— Долой врага трудящихся Клемансо!
Белогвардейцы боялись усмирять французских моряков. А когда вмешались англичане-офицеры, пытаясь призвать союзников к порядку, то французские моряки с кулаками набросились на английских офицеров, называя их палачами буржуазии. В этот день английские миноносцы не вышли на обстрел каменоломен.
Поздним, темным вечером Ирина с доктором Хлебниковым на рессорной линейке, запряженной добрыми лошадьми и окруженной отрядом партизанской кавалерии, мчались по направлению к городу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Приближение Красной Армии к Крыму, все возрастающая активность партизанских отрядов, революционные волнения рабочих и крестьян всполошили весь тыл белой армии.
После освобождения партизанами полковника Коняева репрессии белых усилились; расстрелы стали производиться на видных местах, большими группами, без суда и следствия. Перед расстрелом офицеры объявляли стандартный приговор: «За неповиновение власти — расстрел», или: «За нарушение порядка — смерть». Этот метод усмирения народа был предложен английским командованием, которое требовало все «карательные акты» совершать «быстро, с британской твердостью и дисциплиной».
В Керченском укрепленном районе теперь работали три белогвардейские контрразведки и еще английская, которая держала себя «солидно», работала скрытно. Она находилась в здании белогвардейской городской контрразведки, руководимой капитаном Цыценко. Теперь, когда советские войска ворвались в Крым, английское командование тихонько приказало своим военным советникам взять все в свои руки. Они «посоветовали» белым срочно начать пропаганду среди населения о победе иностранных войск и наведении «порядка» в России. Стали усиленно распространять слухи, что иностранные войска ликвидировали гражданскую войну на Севере, в Сибири, на Волге, что Красная Армия там разбита, что союзные войска двинулись с запада и очищают Украину и что, наконец, разбитые красные войска загоняются специально в крымский мешок; города же на Черном и Азовском морях сданы иностранными войсками по чисто стратегическим соображениям.
2
Березко договорился с дочерью о встрече с Ковровым и в назначенное время отправился к юноше, которого он привез для связи с партизанами.
Дойдя до Центральной улицы, Березко увидел на площадке перед зданием бывшего английского клуба большую толпу. Поодаль стояли солдаты английской морской пехоты. Они посматривали, улыбаясь, на балкон второго этажа, где стоял, вглядываясь в собравшуюся толпу, седоватый господин в пенсне, в чесучовом костюме, с черным бантиком вместо галстука. Он хмурил лоб, очевидно собираясь что-то сказать собравшимся.
Березко остановился. Он всмотрелся в человека, стоявшего на балконе, и узнал в нем Могилева. Да, это он, председатель городской думы, тот самый человек, который так красиво говорил здесь в дни февральской революции семнадцатого года. Что же он теперь скажет?
Могилев ораторским жестом поднял руку и начал торжественно:
— Друзья мои! Наша великомученица Россия наконец-то заканчивает гражданскую войну. Теперь мы должны перейти к мирному труду и на обломках, оставленных на нашей необъятной земле большевиками, возрождать свое государство… Поможем друг другу, как братья! Поможем иностранцам, нашим спасителям, ликвидировать русские беспорядки.
Березко оглядел толпу. Люди стояли молча, опустив головы.
— Поблагодарим же, друзья и братья мои, наших спасителей — англичан и американцев. Это те нации, кому положено свыше быть судьями и учителями! Да процветает дружба с великими державами — Америкой и Англией!
— Помилуйте, что он говорит! — тихо воскликнул, толкнув Березко, высокий старик. — Он с ума сошел?!
— Пули заставят что угодно говорить! — отозвался кто-то позади.
Березко усмехнулся и пошел туда, где должен был встретиться с юношей-связистом.
Юноши на условленном месте он не застал. Возвращался