в крепостной стене. Покинув дворец, Гийом и Рагдай побрели к северным воротам. Стоял конец октября, но было тепло, как на Руси – в мае. Светило солнце. В церквах звонили к обедне. Люди спешили к ним, оттого на улицах было тесно. Долго послы шли молча. Гийом глядел себе под ноги, а Рагдай вертел головой. Его впечатляла красота статуй, дворцов и храмов. Вдруг он увидел очень красивую женщину в драгоценных одеждах, которая шла по городу с двумя слугами. Возвратившись мыслями к Феофано, Рагдай спросил у Гийома:
– Ты ведь не в первый раз говорил с царицей?
– Не в первый, – ответил франк, хмуря брови. На том разговор и кончился. Огибая большую площадь, в центре которой стояла конная статуя василевса Юстиниана, послы услышали из таверны на краю площади вопль Талута:
– Да, нас прислал сюда Святослав! За золотом! Если царь нам его не даст, то наш князь сюда сам прискачет с дружиной! И поглядим тогда, чего стоят все эти стены!
– О боже, что за дубина? – схватился за голову Гийом. Круто повернувшись, он побежал к таверне. Рагдай кинулся за ним.
– Гийом, погоди! Он орёт по-русски! Кто здесь его понимает?
– Я тебе точно могу сказать, что здесь – до черта понятливых, – усмехнулся франк, открывая двери.
За ними, точно, царило взаимное понимание, да и бог знает что ещё. Такого рода таверны возникли даже в центральных районах Константинополя при Никифоре Фоке, когда казну нужно было пополнить любыми средствами, а потом исчезли. Это был жуткий притон. Талут и ещё шестеро дружинников пили с дюжиной молодцов, лишь одного взгляда на которых нормальному человеку хватило бы, чтобы сильно насторожиться. У некоторых из них, в том числе у трёх здоровенных негров, были следы оков на запястьях. Талут готов был с ними подраться, чтоб доказать им, что он не врёт. Прочие дружинники уже были слишком пьяны, чтоб что-то доказывать. Разглядев Гийома с Рагдаем, Талут ужасно обрадовался.
– А вот и мои друзья! – стал он верещать на всю площадь, – спросите у них, спросите! Они вам сразу ответят, что мы приплыли в Царьград за золотом!
– Ну-ка быстро, твари, встали и вышли! – негромко проговорил Гийом, обращаясь сразу ко всем своим боевым товарищам. Те вскочили – ну, так себе, конечно, вскочили, и стали медленно выходить, цепляясь за каждый угол. Талут хотел было спорить, но франк его вышвырнул пинком. Прежде чем покинуть таверну, Гийом с Рагдаем обвели взглядами разноцветные лица тех, кто остался. На улице Рагдай взял Талута за воротник.
– Ты за каким чёртом орёшь тут, сволочь, про золото?
– А чего? – завизжал Талут и изо всех сил попытался вырваться. Но Рагдай держал его крепко. Воротником сдавив ему шею, он объяснил:
– А то, что если ещё раз выйдешь ты из предместья без моего разрешения – оторву башку тебе, понял?
– Это касается всех, – прибавил Гийом, внимательно поглядев на дружков Талута. Они потупили очи. Талут о чём-то хрипел. Но его не слушали. А потом Рагдай его отпустил, и все зашагали к предместью св. Мамы.
Через полтора дня, на рассвете, русским послам велели явиться в гавань. Туда уж были доставлены под охраной отряда воинов два стальных сундука, наполненных золотом. Возглавлял охрану этериарх по имени Иоанн Куркуас. Никифор Эротик, также явившись в гавань, вручил Гийому некий пергамент с печатью. На нём рукою императрицы было начертано повеление всем властям пропускать послов Святослава, везущих золото. Сумма дани была указана. Под размашистой подписью Феофано стояла подпись Василия, её сына. Гийом отдал помощнику логофета вместо расписки свои посольские грамоты и о чём-то спросил его по-французски. Никифор ему ответил на этом же языке, сперва рассмеявшись. Они пожали друг другу руки, после чего сундуки были перетащены на ладью, и посольство отбыло восвояси.
Ни сам Гийом, ни его товарищи ничего не смыслили в навигации, потому было решено от Босфора плыть до устья Дуная только вдоль берега, не теряя его из виду. К этому вынуждало ещё одно обстоятельство, о котором Гийом уведомил своих спутников, когда те налегли на вёсла, и судно вышло из гавани. Он сказал, что необходимо будет зайти в Месимврию, чтоб пополнить запасы пресной воды и купить провизию.
– А почему нельзя было это сделать в Константинополе? – спросил кто-то.
– По очень простой причине. Благодаря одному из вас весь Константинополь знает о том, что мы повезём в Болгарию золото. Нам нужно было отплыть как можно быстрее и незаметнее.
– Ещё надо язык оторвать тому, кто не смог держать его за зубами! – вскричал Талут, старательно разбивая воду веслом. Гийом не ответил. Он пристально поглядел на тающий в синем мареве неприступный Константинополь, обставленный лесом мачт, затем обвёл взглядом морские дали, пестревшие парусами, и завалился спать на корме. Он проспал до вечера. Остальные весь день гребли, прервавшись лишь для обеда. К этому часу ладья давно уже вышла из вод Босфора, и златоглавый Константинополь скрылся за линией горизонта.
Ровные каменистые берега, поблизости от которых шёл посольский корабль, были необозримо пустынны. Одни лишь дикие козы по ним бродили, отыскивая травинки среди камней. Как только стемнело, Рагдай объявил перерыв на ужин. Гийом всё спал. После ужина двадцать пять человек, включая Рагдая, последовали примеру франка, а остальные вновь сели к вёслам. И судно двинулось дальше.
Рагдаю плохо спалось. Через час он встал и протёр глаза. Дул западный ветерок. Благодаря звёздам берег был виден. Ладья ползла еле-еле. Гийом стоял у борта и глядел на волны.
– Что ты спросил у секретаря на пристани? – поинтересовался Рагдай, подойдя к нему. Белокурый франк как будто и не услышал вопроса. Когда Рагдай его повторил, Гийом очень неохотно произнёс:
– Так, ничего особенного.
– Серьёзно? Гийом, но ты волновался! Это было заметно.
– Брось, Рагдай, брось. Я даже не помню, о чём мы с ним говорили. Дай мне сейчас побыть одному.
Рагдай отошёл и опять улёгся на палубе, где была у него постель. Скомканный мешок из-под сухарей ему заменял подушку, снятый кафтан – одеяло. Но не спалось Рагдаю. Он созерцал яркие созвездия, размышляя над поведением франка. Было понятно, что тот, конечно, лукавит, сердце его терзается чем-то страшным. Только под утро Рагдай забылся тревожным сном. Совсем ненадолго. Когда забрезжил рассвет, пришла пора тем, кто спал, сменить у уключин тех, кто всю ночь работал. Гийом с Рагдаем тоже взялись за вёсла.
Так миновали ещё одни сутки пути. Это были сутки немногословия и подавленности Гийома. Поутру мореплаватели увидели вдалеке Месимврию – крупный портовый город, распологавшийся близ болгарской границы. Его высокие стены и башни уже не одно столетие требовали ремонта. У пристани собралось не менее ста торговых судов и рыбачьих лодок. Гийом