будто передумал!
– Нет, Иоанн. Я не передумал. Я сомневаюсь в том, что это возможно. Меня сюда привела слабая надежда на то, что князь заинтересуется мной, как воином и как бывшим этериархом. Теперь я вижу, что это и вовсе…
– Это возможно, Рагнар, – перебил патрикий, – это возможно и даже очень легко. И это – действительно лучший способ добиться расположения Феофано. Ей, безусловно, гораздо больше понравится целовать твои руки, чем позволять тебе целовать свои.
Рагнар покраснел. Калокир продолжил:
– Я предлагал тебе этот путь. Ты теперь сам видишь, что я был прав. Сегодня же вечером я представлю тебя князю Святославу. Ты будешь принят в дружину.
– Ты говоришь серьёзно? – спросил Рагнар задумчивым голосом, совершенно не выказав удивления, – это правда?
– Когда я тебя обманывал?
В этот миг дверь корчмы открылась. Но Калокир сидел к ней спиной, поэтому не увидел того, кто её открыл. А это был белокурый, худенький человек небольшого роста, одетый примерно так же, как и Рагнар. У него была рыжая бородка, подстриженная довольно изящно. Увидев сидящего за столом патрикия, человек с рыжей бородой сделал одобрительный жест его собутыльнику, улыбнулся ему и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.
– Прости, Иоанн, мне нужно на улицу ненадолго, – сказал Рагнар, поднимаясь с места.
– Конечно.
Бывший этериарх вернулся в корчму через две минуты. Его шатало, как будто он только что глотнул не свежего воздуха, а болгарской водки из груш. Проход стал для него узок, и он задел двух матросов, которые разъярённо о чём-то спорили. Их взаимная неприязнь мгновенно переадресовалась ему, и они набросились на варяга, да не с пустыми руками. В следующее мгновение Калокир опять убедился, что Святослав получает в лице Рагнара очень серьёзное подкрепление для своей усталой и поредевшей дружины. Один матрос, который замахивался кувшином, грохнулся на пол, лишившись трёх последних зубов. Другой, с холодным оружием, не известно чего лишился, так как он вылетел из корчмы вперёд головою, врезавшись ею в дверь. Все, кто был в корчме, вяло похвалили Рагнара. И почти сразу о нём забыли, вернувшись к прежним делам. Рагнар опять сел за стол, вытерев рубашкой кулак, расшибленный в кровь.
– Она Цимисхия любит? – спросил у него патрикий, сделав глоток из кувшина.
– Любит, – чуть слышно проговорил Рагнар, опустив глаза, – очень сильно любит.
– Прости меня за этот вопрос. Он правда намерен стать василевсом?
– Да. Он им станет.
– Неужто все за него?
– Лев Мелентий – против.
– А почему? Он что, не осознаёт реального положения дел?
– Скорее всего.
– Как это возможно?
– Против него плетутся интриги. Его вводят в заблуждение. За всем этим стоит Никифор Эротик, который метит на его должность.
– Скажи, а верно ли то, что от Феофано уже ничего не зависит?
Рагнар весьма удивился.
– Месяца три назад от неё зависело всё. Едва ли за этот срок что-то изменилось.
– Ну, хорошо. Идём во дворец.
Через два часа Рагнар был зачислен в личную гвардию Святослава. Поскольку имя Рагнара было небезызвестно, это внезапное назначение раздосадовало дружину, а у Лидула, который возглавлял гвардию, оно даже вызвало ярость. Но продолжалось это недолго, благодаря стараниям Калокира и самого Рагнара, который был дружелюбен, храбр и сметлив, а самое главное – любил выпить. Если он что-нибудь обещал кому-то, то держал слово. К примеру, когда Кремена решила вызвать его на сабельный поединок, он ей сказал, что выбьет у неё саблю при втором выпаде. Бесноватая попрыгунья, которую обучал фехтовать Лидул, громко рассмеялась и перед всей дружиной обозвала Рагнара лжецом. Но на втором выпаде её сабля при всей дружине вылетела в окно. Надменная фехтовальщица преисполнилась восхищением и с тех пор считала Рагнара лучшим своим товарищем. Точно так же к нему стали относиться почти все воины.
А Ратмир слово не сдержал. Его ожидали через пять месяцев, а вернулся он через два. И привёл с собой без малого десять тысяч экипированных всадников. В это время Калокир, Дмитр и Вадим с надёжным отрядом были уже в Преславе.
Глава восьмая
Услышав шаги в коридоре, августа Феофано велела четырём юным патрицианкам, которые раздевали её, уйти. Пока они пятились, она села на своём ложе с пахнущими амброй простынями. Более ощутимо и широко растёкся по спальне аромат ладана. Он внушал священный и мрачный трепет, как в храме святой Софии на отпевании. Ладан тлел в четырёх золотых курильницах, установленных по углам кровати. За окнами занималось утро, потому свечи были уже погашены. Девушки не закрыли за собой дверь. Войдя и увидев императрицу в чёрном шёлковом пеньюаре, Георгий Арианит и Никифор Эротик остолбенели: первый – бесхитростно, а второй, конечно, шутливо.
– Не корчите из себя дураков, – холодно сказала она, болтая ногами, – можно подумать, что вы ни разу не видели меня голой! Во сне.
И императрица захохотала, довольная своей шуткой. Подойдя к креслам, стоявшим возле кровати, оба сановника с позволения Феофано расположились в них. Георгий Арианит потупил глаза. Никифор зацокал своим гадким языком, уже с расстояния вытянутой руки разглядывая царицу. Та продолжала:
– Я рада видеть тебя, будущий патрикий Георгий.
– Спасибо, солнцеподобная, – проронил отважный скиталец, не поднимая взгляда.
– Ты весьма быстро вернулся, – заметила Феофано.
– Да, я спешил.
– Ну что ж, расскажи о своей поездке.
Георгий провёл рукой по жёсткой щетине на подбородке и произнёс, украдкой взглянув на ноги императрицы:
– Челдай убит.
– Замечательно. А теперь объясни, кто такой Челдай.
– Печенежский хан, который всегда был самым надёжным союзником Святослава, – сказал Никифор Эротик.
– А, понимаю! И кто стал ханом вместо него?
– Его брат, Намур, – ответил Георгий Арианит.
– Что он из себя представляет?
– В точности то, что нам нужно.
– Во сколько нам это обошлось?
– В четыреста золотых, госпожа.
– Немало! А как ты думаешь, сколько придётся дать этому Намуру за то, чтобы он уничтожил Киев?
– Я думаю, тысяч пять, – дал ответ Георгий, – он не прибрал к рукам все кочевья. Ему придётся делиться с родственниками и свойственниками. За меньшие деньги весь этот сброд не захочет ссориться с русским князем.
– Это громадная сумма, – пробормотала царица Священной Римской Империи, помрачнев, – как ты полагаешь, Никифор, мой супруг сможет при нынешнем положении дел наскрести её?
– У него нет выбора, – дал ответ секретарь, – ему нужно во что бы то ни стало взять Антиохию. Если Святослав двинется на Константинополь, об Антиохии можно будет забыть. О Константинополе, впрочем, тоже.
– Это понятно! – взмахнула босыми ножками Феофано, – но чёрт возьми, чёрт возьми! Пять тысяч! Где их достать с учётом того, что большая часть страны уже голодает? Можно ли вытрясти из неё эти дополнительные пять тысяч? А вдруг начнётся мятеж? Послушайте, подавлять его будет некому, ибо все войска – в Сирии!
– Я с тобой полностью согласен, императрица, – пожал плечами Никифор.
– А логофет? Что думает он по этому поводу?
– Лев Мелентий считает…
Тут секретарь замялся.
– Ну, что же ты? Продолжай! – потребовала царица.
– О, венценосная! Логофет считает необходимым