Читать интересную книгу Укради у мертвого смерть - Валериан Скворцов

В загустевавшем полумраке зала за столиками угадыва­лись две-три фигуры. Над стойкой на экране телевизора три джентльмена и дама в китайском платье с высоким воротни­ком сооружали пирамиду из хрустальных бокалов. Через секунду она развалилась.

—   Водку со льдом и колой, — сказал Бэзил бармену. — И если кто выберет табурет рядом со мной, предупредите, по­жалуйста, что место зарезервировано. Я поджидаю приятеля.

—  Да, сэр, — сказал бармен. — Благоволите сообщить, на какой номер выписать счет.

—   Я пришлый.

—   Большое спасибо, сэр.

—    Все мы здесь пришлые, — прозвучал за спиной бари­тон с хрипотцой. Бэзил не обратил внимания.

—  Я говорю, мистер, мы все пришлые в этой замечатель­ной стране!

Пришлось полуобернуться.

—   И что из этого следует?

Католический патер повернулся тоже, но в сторону Бэзи­ла. Мягкая извиняющаяся улыбка на молодом лице. И куда только запропастился этот чертов Ват!

—    Из этого следует предложение выпить за этот велико­лепный край!

—   Принято, — сказал Бэзил.

Он отхлебнул водки с колой. И пожалел. Заскрипел ото­двигаемый стул. Под боком Оказался лобастый американец с детской улыбкой под седыми усами, не вязавшимися с белобрысыми влажными волосами. Что американец, сомне­ния не оставлял выговор. Общительный приставала косола­по расставил ступни в черных ботинках. Нью-йоркский кол­лега во Вьетнаме рассказывал: если в тропиках встречаешь соотечественника в начищенных до глянца черных штибле­тах, не сомневайтесь — перед вами человек из морской пехо­ты.

Бармен казался поглощенным вытиранием рюмок. За­втра все эти разговоры станут донесением. «Шутки в сторо­ну, — подумал Бэзил. — С самого начала следует внести яс­ность».

—   Кто мой новый знакомый?

—     Пит Эрли, специалист при министерстве обороны, к вашим услугам, мистер...

—   Бэзил Шемякин...

—   Вы, что же, ирландец? Тогда — долой британское коло­ниальное господство! Я никого не обидел тут? Капеллан ведь католик... Тот японский джентльмен, естественно, не в счет... Я полностью уважаю и его религиозные убеждения!

—   Я — русский, журналист.

Пита Эрли, специалиста, не обескуражило. Раньше, когда их набиралось в Индокитае до нескольких сот тысяч, они не были такими общительными. Даже под сильным хмельком. Удовлетворялись тем, что принято называть человеческим общением, в собственном коллективе. Теперь коллектива не стало. Под воротничком синей рубашки американца желтел тигровый клык на цепочке. Клык покрывали щербинки, на­верное, потихоньку крошился от ветхости. Такие вручали в качестве символа кровного братства горцы.

—   С ним все в порядке, господин Шемякин, — очень мяг­ко сказал капеллан. — Господин Эрли несколько шумный и общительный, но уравновешенный человек. Извините, по­жалуйста. Вы журналист и все правильно поймете...

—   Ну, вы тоже не тихоня, — переключился Эрли на капел­лана. — Помните журналиста, которого принимали в про­шлом году?

Он повернулся к Бэзилу:

—      Капеллан надел мою форму, а я — его крестик. Все остальные поменялись тоже. Так что полковник стал лейте­нантом, ну и наоборот... Я оставался все время капелланом. Когда этот тип принялся выспрашивать про мораль военно­служащих и все такое, я как пастор духовный сообщил ему свое особое мнение...

—   Господин Эрли, это анекдот, — сказал капеллан.

—      Не анекдот... Я как пастор заявил ему, что основная проблема нравственного порядка заключается в повсемест­ном запрещении армии посещать публичные дома. Я сказал: срочно необходим закон, отменяющий этот грубый произ­вол. Я сказал, что готовлю передовую на эту тему в газете... Полковник в лейтенантской рубашке принялся в открытую поносить лейтенанта с полковничьими регалиями. Тип ука­тил из Вьетнама в Америку, где написал серию разгромных статей об этом... ну, общем упадке, моральной деградации и поругании служебной субординации. Может ли такая армия победить? Он так и спрашивал у читателей и, наверное, по­верил бы их ответу, как и нам поверил... Дурачить репорте­ров — легкая забава, что им не дай...

—     Господин Эрли совсем не собирался вас обидеть, — сказал Бэзилу капеллан.

—       Ну, что вы! Все в порядке. Я пишу о другом. Мой жанр — наблюдения.

—   Наблюдения, — сказал Пит Эрли, специалист при ми­нистерстве обороны. — Хороший наблюдатель стоит десят­ка... Раз, Бэзил, вы... можно по-товарищески? Раз ты, Бэзил, наблюдатель, значит, нюх меня не подвел. Я сразу сказал себе, что ты тоже из наших, только с другой стороны. «Зеле­ный берет», только русский. Давай-ка я коррумпирую тебя двойным виски. За счет конгресса Соединенных Штатов... А потом ты меня коррумпируешь водкой за счет вашего конг­ресса. У вас есть, Бэзил, конгресс?

—   Не совсем такой.

—   Все равно. За счет не-совсем-такого... И давайте споем!

—  Дорогой Пит, может быть, время отдохнуть? — увеще­вательно сказал капеллан. Ханжества или лицемерия в голо­се не слышалось.

—   Мы же не псалом «На реках Вавилонских»!

—   Марш морской пехоты? — сказал Бэзил.

—   Ты думаешь? Нет, другую... «Мы поженились в спеш­ке»!

—  У вас есть «Мы поженились в спешке»? — спросил Бэ­зил через прилавок бармена.

—   Простите, сэр?

—  Я говорю: у вас есть пластинка с песней «Мы поженились в спешке»? Полтора десятка лет назад ее пела одна леди, кажется, ее звали Ненси Синатра...

—   Извините, сэр, я не помню такой. При мне эта леди не выступала тут... Но я посмотрю пластинку, сэр.

От дважды повторенного «сэр» подбородок Пита Эрли приподнялся с волосатых ручищ. Взгляд проблуждал в про­странстве между головой бармена и экраном телевизора, на котором теперь шел репортаж с мирового первенства по бил­лиарду.

—   Что вы заладили — сэр да сэр! Тут никто не на службе. Тут все в частной обстановке. Зови меня Пит, а его — Бэзил. Понял?

Бармен старался вспомнить, хотя старался он зря, соби­рая морщины на лбу. Улыбка становилась все приветливее, по мере того как пальцы, перебиравшие пластинки, подви­гались к концу стопки.

—    Как только рот растянется до ушей, тогда и услышим «нет», — сказал Пит Эрли. — Все наизнанку. Хотя мне тут всегда нравилось.

«Как быстро течет время, в том числе и историческое», подумал Бэзил. «Мы поженились в спешке» играли в заведе­ниях Индокитая, посещавшихся американцами, в конце ше­стидесятых. Пит Эрли, судя по летам, наверняка обретался где-нибудь здесь. Бэзил тихонько напел мотив. Подстукивая в такт стаканом, Пит сказал:

—   Этим, Бэзил, ты мог бы коррумпировать всю седьмую группу специальных сил. Там умели петь... А в противогазе много не попоешь.

—   В противогазе?

—    В противогазе. Так точно... Вот именно... Когда ты сва­лился в этот город? В газетах и по радио только и талдычат: завтра после двенадцати часов без намордника не появляй­тесь. Станете подопытной свинкой для постов по дезинток­сикации... Ребята, собранные в городе, всерьез считают, что следующая тревога будет настоящей и клубы оранжевого элемента, запущенные противником, задушат все живое...

—  А как быть с коровами?

—   Какими коровами?

—   Которые ходят по улицам.

—Ах, дьявол! Но... кажется, существуют противогазы для лошадей. Что-то такое использовалось или заготавливалось во время второй мировой войны с этим... ну, с этим... Гитле­ром... Ты голова, Бэзил. Ах, дьявол! Коровы...

Пит Эрли коров не предусмотрел. А еще профессионал! Какая, к чертям, газовая атака, если среди мечущихся в про­тивогазах «красных быков» спокойненько слоняются, пома­хивая хвостами, невредимые и целехонькие коровы?

Пит Эрли объяснил, что существуют два способа умереть. Либо человек или животное перестают дышать, либо их сер­дце перестает перекачивать кровь. Все остальное сводится к практическому применению этих принципов. Это он уяс­нил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в кото­ром вспыхнула эпидемия брюшного тифа. В примитивной больнице стояли шесть коек, пациентов набралось полторы сотни, но умерли не больше десяти, намного меньше, чем у других, и он получил похвальную грамоту. Он раньше счи­тал, что в медицину идут либо те, кому религиозные или другие убеждения не позволяют убивать людей, либо чудаки. Но в шестьдесят седьмом он, Пит Эрли, всерьез увлекся