Читать интересную книгу Укради у мертвого смерть - Валериан Скворцов

Пит Эрли объяснил, что существуют два способа умереть. Либо человек или животное перестают дышать, либо их сер­дце перестает перекачивать кровь. Все остальное сводится к практическому применению этих принципов. Это он уяс­нил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в кото­ром вспыхнула эпидемия брюшного тифа. В примитивной больнице стояли шесть коек, пациентов набралось полторы сотни, но умерли не больше десяти, намного меньше, чем у других, и он получил похвальную грамоту. Он раньше счи­тал, что в медицину идут либо те, кому религиозные или другие убеждения не позволяют убивать людей, либо чудаки. Но в шестьдесят седьмом он, Пит Эрли, всерьез увлекся

врачеванием. А потом его прикомандировали к седьмой группе специальных сил в Южном Вьетнаме, где действовал один закон — выжить любой ценой.

—  Тебя не смущало, что приходилось для этого убивать? спросил Бэзил.

—   Эрли выполнял приказ, — сказал капеллан. Он допил вино и заказал вторую рюмку.

—     Раз смутился... Я шел по тропе. Ну, представь себе... Весь настороже. Из-за поворота появляется человек. С авто­матом... Я сразу убил его. Сначала я радовался, потому что считал, что избежал страшной опасности. Но потом поспо­койнее стал размышлять над случившемся... Мы столкну­лись, и из нас двоих я оказался проворнее. Однако это уже как-то не радовало. Я подумал так. Вот шел солдат. И я тоже солдат. Он казался таким одиноким в джунглях. Я даже ис­пытал какое-то сочувствие к его семье. Это самое печальное воспоминание. В общем-то зачем относиться с беспокойст­вом к выполнению инструкций, а?

Пит Эрли повернулся к капеллану. Он висел на стойке, словно крюками зацепившись локтями. По лицу текли сле­зы. Одна блестела, застряв в усах, под лучами подсветки, утопленной за кромкой бара.

—  И каждый год, — сказал он капеллану, — мне и в самом деле легче умереть. Потому что слабнут рефлексы, уходит физическая сила. Я замечаю, что старею. Моя профессия чудовищно изматывает нервы, и наступит момент, когда я больше не смогу преодолевать страх, и однажды он парали­зует меня... Это — научно. И тогда я не смогу обучать поль­зованию резиновыми намордниками коров...

«Куда подевался этот Ват?» — подосадовал Бэзил.

Кто-то еще всхлипнул. Бэзил оглянулся и увидел японца, который, пододвинувшись поближе, заливался горючими слезами вместе с Питером. Было от чего растеряться.

Капеллан глядел ненавидящими глазами. «Будто жена, у которой на глазах споили мужа», — подумал Бэзил.

И тут в дверях появился Ват. Бэзил положил на прилавок сто батов и поспешил навстречу. Увлек в холл.

—   Там передвижной сумасшедший дом. Давай-ка прой­демся до моей гостиницы. Ну и местечко ты выбрал для встречи!

—   Развлекся?

—   Просто наслаждение.

—  Ну а я сейчас — лошадка, везущая хворосту воз... Узнал от коллег, что вокруг дела об убийстве Пратит Тука разматы­вается сложный клубок. В Бангкоке агенты специального управления по борьбе с торговлей наркотиками случайно зацепили некоего Абдуллаха, малайца. Обыкновенный мул...

—   Мул?

Шумовое облако ночных цикад накрыло их на повороте на Лой Кро-роуд. Два металлических столика стояли напро­тив супной на щербатом тротуаре. Присели. Ват ткнул паль­цем в банки с пивом, выставленные в стеклянном холодиль­нике. Парень, босой и в толстенном свитере, принес «Сингкха».

—    Мул, — сказал Ват, — это человек, которой занимается доставкой партий героина от оптовика к торговцам. Абдуллах имел при себе сто двадцать граммов. Закон предусмат­ривает тюремное заключение на пятьдесят лет за партию наркотиков свыше ста грамм... Чтобы выторговать снисхож­дение, выдавать хозяина бессмысленно. Тот не пойман с поличным, а понятие соучастия тайский закон не знает. Тог­да Абдулл ах намекнул, что знает нечто про убийство Пратит Тука. И запротоколировали: Абдулл ах знает убийцу. Это — наемник, бывший рейнджер, бывший полпотовец и пират. Больше того, убийца совершил после еще и крупное ограб­ление ювелирной лавки. Полиция встала на его след.

—   И что же?

—   А то, — сказал Ват, обсасывая с губ пену, — что теперь им не удастся выдать расправу над Пратит Туком как быто­вое преступление. Личность убийцы свидетельствует, что он мог действовать только по найму. Раз. Если уберут и, так сказать, не захватят убийцу живым, это лишь усилит нега­тивную реакцию общественного мнения. Тем более, что Аб­дулл ах показал, будто ему предлагали стать убийцей убийцы. Два. Если даже убийца Пратит Тука и жил какое-то время в Камбодже, то теперь ясно — при полпотовцах, что не дает возможности запустить утку о вмешательстве нынешнего Пномпеня и поддать жару для нагнетания на границе с Кам­боджей. Три... Нужно возвращаться в Бангкок.

—  А предстоящие маневры с газовой атакой?

—   Там важнее.

У себя в номере Бэзил заснул под пиликание разошед­шихся цикад. Снилось, будто лежит он на узкой койке в сырой комнате двухэтажного барака народного комитета вьетнамского пограничного городка Нгашона. Рядом хра­пит, подрыгивая острыми коленками кубинец, Франк. То, что творилось в желудке, желчью поднималось к груди. Бэ­зил поднял голову, сел, перекатившись на пятки поджатых ног, встал на колени перед окном без рам. Какие-то тени возились внизу, обвязывая машину шуршащими ветками для маскировки. Вырвало на бамбук, стонавший под поры­вами ветра. Вдоль реки полыхали костры, от которых несло жженой резиной...

Все повторялось так четко, что Бэзил проснулся с бью­щимся сердцем. В распахнутой балконной двери висели ват­ные клубы облаков, подсвечиваемые луной.

2

В хрупком тельце под упругими перьями жило сердце. Нежно облапив боевого петуха, Цзо почти чувствовал ладо­нями, как отлажено, и напористо работает организм птицы. Корзина из бамбуковой дранки для любимца покоилась в густой тени навеса на алюминиевом шесте. С восхода до захода зорко следил птичник за пристанищем лучшего в Чиенгмае бойца, переставляя вслед за путем светила по небу. Солнце петух получал дозированно, как питание. Птичник исчезал в одном случае: когда появлялся хозяин.

Цзо оставался наедине с самым дорогим существом в этой жизни.

За оградой виллы, в пагоде Ват Суан Док — храме цвету­щего сада — золотистые квадраты трехскатной крыши по­блескивали под полуденным небом. Ударили в там-тамы. Упругий неторопливый гул, выдавившись из узкой часовни, растекался между деревьев Будды, усыпанных красными и желтыми цветами. Наступал час купания.

Майкл взглянул на электронный термометр. Табло пока­зывало: вода в бассейне, выложенном плашками из дерева, привезенными с острова Бали, славного боевыми петухами, нагрелась достаточно. Черный Дракон топорщил перья, де­ргал вислым хвостом, клекотал, показывая норов, поклевы­вал ладони. Но не злился. Умник понимал, что ванна не надолго, что она — неизбежна и после нее придет еще более сильное желание убивать, которое он испытывал, едва от­крывал глаза на рассвете.

Цзо помассировал голенастые лапы со шпорами. Боксер или тренер знают лучше, когда приходит единственный и неповторимый, счастливейший миг обладания высшей бо­евой формой? Человек прислушивается к сердцу птицы. Же­лание убивать достигло взлета, закипело в крови, подобно тому, как закипает металл только при определенных услови­ях. В том-то и заключается секрет непобедимости Черного Дракона, что в это состояние хозяин или птичник приводили его всегда в одно время — когда в Ват Суан Док гудели там­тамы.

Приподнята вторая корзина. Ненавистный соперник пе­ред глазами. Нахохолив жабо, отливающий сталью, Черный Дракон на взлете наносит первый удар. Долгожданное сведе­ние счетов. Летят перья... Но через полторы минуты трени­ровочная драка прервана. Цзо любовно дует в остекленев­шие, рыбьи от ненависти глаза петуха, чтобы очистить от пыли. Как бешено колотится сердце под жесткими перьями!

— Придет денек, придет, — шепчет, раскачиваясь с пти­цей в руках, Майкл Цзо.—Ты насладишься чужой смертью... Среди большого ринга. Я надену на твои шпоры пятнадца­тисантиметровые кинжалы. Ты вонзишь их в сердце против­нику. Ты испытаешь ни с чем не сравнимое наслаждение от ощущения, как уходит жизнь из тела врага. Может, и он нанесет кровавый удар. И эти дикари, сгрудившись вокруг ринга, выкатив глаза и открыв рты, будут с вожделением следить, кто испустит дух первым из вас... Потому что они поставят на твою победу огромные деньги. А некоторые и нечто большее, чем просто деньги. Рисовые поля, лодки, а то и собственных детей, которых после твоей победы придется продавать. О, петушок! Тысячи батов, человеческие судьбы окажутся поставленными на кон... Ты ощущаешь силу кин­жалов на шпорах? Тебе предстоит сразиться с Тигром, кото­рый выиграл сто шестьдесят боев и стоит двенадцать тысяч батов... Умертви его!