Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Пересчитав деньги, председатель попросил паспорт иностранца для временной прописки, и опять слетал Коровьев в спальню, после чего председатель бережно уложил и паспорт, и деньги, и один эк земпляр договора в портфель.

– Ну вот и все в порядочке! – радостно провизжал Коровьев.

Председатель не удержался и попросил билетик на гастроль ино странца.

– Об чем разговор! – воскликнул Коровьев. – Сколько вам биле тов, Никанор Иванович? Десять? Двенадцать?

Ошеломленный председатель пояснил, что нужна ему только па рочка – ему и Пелагее Антоновне, его супруге.

Коровьев тут же вынул блокнот, вырвал листок и лихо выписал Никанору Ивановичу контрамарку на два лица в первом ряду. Эту контрамарку левой рукой переводчик всучил Никанору Ивановичу, а правой ловко вложил в другую руку председателя приятно хрустя щую пачку. Метнув на нее взгляд, Никанор Иванович густо покрас нел и стал отпихивать от себя эту пачку.

– Я извиняюсь, – бормотал он, – этого не полагается…

– И слушать не стану, – зашептал в самое ухо его Коровьев, – у нас не полагается, а у иностранцев полагается. Вы трудились, ми лейший Никанор Иванович. Обидите, нельзя!

– Строго преследуется, – тихо-претихо прошептал председатель и почему-то оглянулся.

– А где свидетели? – шепнул в другое ухо Коровьев. – Я вас спра шиваю, где они? Что вы?

И тут случилось, как утверждал впоследствии бедный председа тель (в чем ему никто не верил), чудо. Пачка сама вползла к нему в карман толстовки. А затем председатель, какой-то расслабленный и даже разбитый, оказался на лестнице. Мысли вихрем крутились у него в голове. Тут была и эта вилла в Ницце, и дрессированный кот, и мысль о том, что свидетелей действительно не было, и что Пелагея Антоновна обрадуется контрамарке. В общем, это были бессвяз ные, но приятные мысли. И только где-то какая-то иголочка покалы вала в душе председателя, а почему, он никак не мог понять, спуска ясь с лестницы.

Лишь только председатель покинул квартиру, из спальни донесся густой голос:

– Мне этот Никанор Иванович не понравился. Он выжига и плут. Нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил?

– Мессир, вам стоит это приказать! – отозвался Коровьев, но не дребезжащим, а очень чистым и звучным голосом.

Переводчик отправился в переднюю, навертел номер и начал го ворить почему-то плаксиво:

– Але? Считаю долгом сообщить, что наш председатель жилтоварищества дома № 302-бис по Садовой, Никанор Иванович Босой, спекулирует валютой. В данный момент у него в вентиляции, в убор ной, в его квартире № 35 в газетной бумаге четыреста долларов. Сам видел. Говорит жилец означенного дома в квартире № 11, Тимофей Кондратьевич Перелыгин. Но заклинаю держать в тайне мое имя. Опасаюсь мести вышеизложенного председателя.

И повесил трубку, подлец.

– Этот вульгарный человек больше не придет, мессир, клянусь в том вашими золотыми шпорами, – доложил Коровьев, или регент, или черт знает кто такой, подойдя к дверям спальни.

– Дорогой Фагот, – ответили из спальни, – но при чем здесь Пе релыгин? Не причинил бы ты ему хлопот.

– Не извольте беспокоиться, мессир, – ответил Фагот этот, или Коровьев, – эти хлопоты будут ему чрезвычайно полезны. Тоже негодяй. У него есть манера подсматривать в замочную скважину.

– А, – ответили из спальни, а Фагот-Коровьев пришел в гости ную, где уже сидел тот рыжий, глаз с бельмом, изо рта клык.

– Ну что же, будем завтракать, Азазелло? – обратился к нему Ко ровьев.

– Сейчас! – гнусаво ответил Азазелло и, в свою очередь, крик нул:

– Бегемот!

На этот зов из спальни вышел тот самый черный кот-толстяк, и через несколько минут вся свита Воланда сидела у камина в гости ной, затененной изнутри шторами, где потрескивал веселый огонь, пила красное вино.

А Никанор Иванович, удачно избежав преследований жильцов, проскользнул через двор и скрылся в своей квартире.

Квартира эта была маленькая, состояла всего из двух комнат и ку хоньки, да еще была и сыровата, но у нее было одно ни с чем не срав нимое качество – она была отдельной квартиркой.

Пройдя в ту комнату, которая служила спальней и столовой без детным супругам Босым, Никанор Иванович запер портфель в ко мод и шмыгнул в уборную. Заперев дверь на крючок, он вытащил из кармана пачку, навязанную переводчиком, и убедился, что в ней че тыреста рублей. Посидев в уборной некоторое время, Никанор Ива нович решил, чтобы избежать вопросов супруги «откуда?», времен но спрятать пачечку в вентиляционный ход. Он завернул червонцы в обрывок газеты, стал на сиденье и засунул деньги в вентиляцион ную дыру.

Минут через пятнадцать Никанор Иванович сидел в большой комнате за столом, на котором стояла поллитровка, лафитничек и тарелки. Из кухоньки доносилось громыханье кастрюлей, оттуда очаровательно пахло борщом. Никанор Иванович, помимо председательствования, нес еще обязанности заведующего столовой, по мещавшейся в том же доме, но сам в ней никогда не обедал, объяс няя это тем, что профессора прописали ему особый диетический стол.

Супруга Никанора Ивановича вынесла из кухни аккуратно на резанную селедочку, густо посыпанную зеленым луком. Никанор Иванович налил лафитничек, поддел на вилку пять кусков селед ки, выпил, налил второй раз, воткнул вилку в селедку… и в то же время позвонили, а Пелагея Антоновна внесла дымящуюся кастрю лю, при одном взгляде на которую можно было догадаться, что в ней: в гуще огненного борща, покрытого золотыми дисками жира, таится то, чего нет вкуснее на свете – мозговая кость!

Проглотив слюну, Никанор Иванович заворчал, как пес:

– А чтоб вам провалиться! Поесть не дадут! – и приказал супру ге: – Не пускай, нету меня, нету. А насчет квартиры скажи, чтоб пе рестали трепаться. Через неделю будет заседание.

Супруга вышла, а Никанор Иванович погрузил разливательную ложку вглубь и поволок из раскаленного озера ее – треснувшую вдоль кость.

Послышались звуки снимаемой цепочки, послышались шаги, по слышалось ворчание Никанора Ивановича, взбешенного тем, что Пелагея Антоновна все-таки впустила кого-то, и в комнату вошли двое граждан, а за ними – побелевшая Пелагея Антоновна. Неизве стно почему, побелел и поднялся и Никанор Иванович.

– Где сортир? – спросил озабоченно первый, тот, что был в бе лой косоворотке.

На обеденном столе что-то стукнуло (Никанор Иванович уронил ложку).

– Здесь, здесь, – скороговоркой ответила Пелагея Антоновна.

Пришедшие устремились в коридорчик.

А в чем дело? – тихо спросил Никанор Иванович. – У нас ниче го такого в квартире не может быть… А у вас документик, я изви няюсь…

Второй пришедший утвердительно кивнул и вынул документик.

Первый в это время уже стоял на табуретке, засунув руку в дымо ход. В глазах у Никанора Ивановича потемнело.

Развернули сверток, и в нем вместо червонцев оказались совсем другие деньги. Они были какие-то зеленоватые или синие, Никанор Иванович видел мутно – шея его налилась темной кровью, перед гла зами что-то плавало пятнами.

– Доллары в вентиляции, – задумчиво сказал первый и обратил ся к Никанору Ивановичу: – Ваш пакетик?

– Нет, – ответил Никанор Иванович страшным голосом.

– А чей же?

– Не могу знать, – ответил бедный председатель и вдруг возо пил: – Подбросили враги!

– Это бывает, – согласился тот, что был задумчив, и мягко доба вил: – Ну что же, надо остальные показать.

– Нету у меня! Нету! Богом клянусь, нету! – отчаянно вскричал председатель.

Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, ухватился за портфель, бессвязно вскрикивая:

– Вот контракт… переводчик-гад подбросил… Коровьев… в пенсне!

Он открыл портфель, глянул в него, посинел и уронил его в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни контракта с иностранцем, ни паспорта, ни денег, ни контрамарки. Ничего не было.

– Товарищи! – отчаянно закричал председатель. – Держите их! У нас в доме нечистая сила!

И тут уж неизвестно что померещилось Пелагее Антоновне, но только она, всплеснув руками, вскрикнула дрожащим голосом:

– Иванович! Что ты? Покайся лучше! Тебе скидка выйдет!

С налитыми кровью глазами, Никанор Иванович занес кулаки над головой и прохрипел: «Дура проклятая…» – кинулся к жене.

Но его удержали.

Тогда он ослабел, опустился на стул и решил покориться неизбеж ному.

Перелыгин Тимофей Кондратьевич в это время припадал к за мочной скважине в дверях квартиры председателя то ухом, то гла зом, замирая от любопытства.

Через полчаса примерно жильцы дома, находившиеся во дворе, видели, как председатель в сопровождении еще двух лиц проследо вал через двор прямо к автомобилю, в коем и уехал.

Рассказывали, что на Никаноре Ивановиче лица не было, что он пошатывался, проходя, как пьяный, что-то бормотал.

А еще через час неизвестный гражданин явился в квартиру № 11, как раз тогда, когда гражданин Перелыгин рассказывал в кухне сосе дям по комнате, как замели председателя, пальцем выманил из кухни Тимофея Кондратьевича и увез и его, тоже в машине. Куда – неизве стно.