Прищурившись, финдиректор представил себе Степу в ночной сорочке, без сапог, влезающим сегодня в полдень в какой-то неви данный сверхбыстроходный самолет, а потом его же стоящим в нос ках на аэродроме во Владикавказе… очень близко горы… черт знает что такое!
Может быть, не Степа сегодня говорил с ним по телефону из соб ственной своей квартиры? Нет, это говорил Степа! Ему ли не знать Степин голос? Да если бы и не говорил, ведь вчера, не далее чем под вечер, Степа из своего кабинета явился в этот самый кабинет, с этим дурацким договором и раздражал финдиректора своим легкомысли ем. Как он мог уехать или улететь, ничего не сказав?
– Сколько километров до Владикавказа? – вдруг спросил Рим ский.
Варенуха прекратил беготню по кабинету и заорал:
– Думал! Уже думал! До Минеральных по воздуху тысяча шесть сот километров! До Минеральных! Понимаешь? До Минеральных, а во Владикавказ еще больше!
Тут Варенуха сел в кресло и сдавил голову руками, а в голове у Римского начался вихрь.
Да. Еще больше! Ни о каких поездах, конечно, не могло быть ни какого разговора. Но что же тогда? Самолет? Истребитель? Кто и в какой истребитель пустит Степу без сапог? Зачем? Может быть, он снял сапоги во Владикавказе? Зачем?! Да нет, и в сапогах в истре битель его не пустят! Что за чертовщина! Позвольте… при чем здесь истребитель… ведь сказано же, что явился в угрозыск в двенадцать дня, а разговаривал по телефону он… и тут перед глазами Римского возник циферблат его часов… где были стрелки? Длинная… длинная была, была, была… да! Она была где-то между двадцатью и двадцатью пятью минутами… Да, да. А толстая коротенькая показывала один надцать! Да, это было около половины двенадцатого. Так что же это выходит? Что самолет в полчаса покрыл более чем тысячу шестьсот километров?! Нет таких самолетов на свете! Его нет во Владикавка зе! Но что же тогда? А то, что он психически болен! Это несомнен но… Ведь так же и телеграфируют… да, но ведь телеграфируют-то из Владикавказа!!
Что же остается? Гипноз? Действительно Воланд бросил его… какой такой гипноз? Бросать никого путем гипноза за две тысячи верст нельзя! Ему мерещится, что он во Владикавказе! Да-с, ему мерещится, а угрозыску мерещиться не может, угрозыск-то теле графирует с Кавказа! Что же это такое? А вдруг правда… и этот Воланд…
Тут дрожь прошла по телу Римского, и страшным усилием он зада вил в себе последнюю мысль. Злость его давно уже испарилась, тем ная тревога заслонила его сознание, и когда Варенуха поднял голову, то увидел, что лицо финдирекора буквально страшно.
Ручку двери снаружи в это время стали крутить и дергать, слышно было, как курьерша отчаянно закричала:
– Нельзя! Нельзя! Заседание!
Ручка перестала вертеться.
– Он не может быть во Владикавказе! – закричал Варенуха и хлопнул кулаком по столу. Хлопнул он очень уверенно, кричал уве ренно. Но одного в нем не было внутри: именно этой уверенности.
Римский понял, что выражение его лица произвело на админист ратора сильнейшее впечатление; сколько возможно, овладел собою и сказал в телефонную трубку:
– Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.
«Умно! – мысленно воскликнул Варенуха. – Как же это я не дога дался сразу?..»
Но разговор с Владикавказом не состоялся. Римский положил трубку и сказал:
– Как назло, линия испорчена.
Видно было, что порча линии его особенно сильно расстроила и даже заставила задуматься.
Подумав, он опять взялся за трубку одною рукою, а другой стал за писывать то, что говорил в трубку:
– Примите сверхмолнию… Да… Владикавказ. Угрозыск.. Да. «Се годня около половины двенадцатого Лиходеев говорил мною теле фону на службу не явился и разыскивать его телефонам не можем. Почерк подтверждаю. Меры наблюдения указанным артистом при нимаю. Финдиректор Римский».
«Очень умно», – подумал Варенуха, и тут же в голове у него гряну ло: «Глупо! Не может он быть во Владикавказе!»
Римский же тем временем сделал следующее: он аккуратно сло жил в пачку все полученные телеграммы и копию со своей, пачку эту положил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, со словами:
– Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези и изложи дело. Пусть они разбирают.
«А вот это действительно умно!» – мысленно воскликнул Варену ха и спрятал в свой портфель пакет. Затем он еще раз на всякий слу чай повертел на телефоне номер Степиной квартиры, прислушался и радостно и таинственно замигал и загримасничал. Римский вытя нул шею, как гусь.
– Артиста Воланда можно попросить? – сладко спросил Варенуха.
– Они заняты, – ответила трубка дребезжащим голосом, – а кто спрашивает?
– Администратор Кабаре Варенуха, – с достоинством сказал Ва ренуха.
– Иван Савельевич? – заорала трубка. – Страшно рад слышать ваш голос! Как ваше здоровье?
– Мерси, – изумленно ответил Варенуха, – а с кем я говорю?
– Помощник, помощник его и переводчик Коровьев, – трещала трубка, – весь к вашим услугам, милейший Иван Савельевич! Распо ряжайтесь мною как вам будет угодно! Итак?..
– Простите… что… товарища Лиходеева сейчас нету дома?
– Увы, нету! Нету! – кричала трубка. – Уехал!
– А куда?
– За город кататься на машине!
– Как? – воскликнул Варенуха. – Ка… кататься? А он не говорил, когда вернется?
– Часика через два предполагал вернуться, – отвечала трубка, – сказал, подышу свежим воздухом и вернусь.
– Так… – растерянно сказал Варенуха, – мерси… Будьте добры передать мосье Воланду, что выступление его сегодня в третьем от делении.
– Слушаю. Как же. Непременно. Всеобязательно. Передам, – от рывисто тарахтела трубка.
– Всего доброго, – удивляясь, сказал Варенуха.
– Прошу принять, – говорила трубка, – мои наилучшие, наиго рячейшие приветы и пожелания. Успехов. Удач. Полного счастья. Всего.
Пораженный манерой переводчика разговаривать, Варенуха по ложил трубку и обратился к финдиректору:
– Ну, конечно! Я же говорил! – вскричал возбужденный админи стратор. – Никакой не Владикавказ, а уехал кататься за город!
– Ну, если это так, – бледнея от злобы, заговорил финдиректор, – то это действительно свинство, которому нет названия! И я, ей-богу… – но тут он споткнулся и спросил: – Но позвольте, а как же молнии?
Тут администратор вдруг подпрыгнул и закричал внезапно, так что Римский вздрогнул:
– Вспомнил! Вспомнил! В Покровском открылся подвал «Влади кавказ». Все понятно. Поехал туда. Напился и оттуда телеграфирует!
– Но это уже чересчур, – дергая щекой, ответил Римский, в гла зах которого горела настоящая тяжелая злоба, – дорого, дорого ему эта прогулка обойдется! – И опять споткнулся: – Но… позволь… ведь телеграммы-то помечены Владикавказом…
– Это вздор! Шуточки! – воскликнул администратор, не будучи больше в силах вникать в загадку и счастливый тем, что нашел объяс нение. – Довольно мистики! Не может быть он во Владикавказе!
– Дорого, дорого обойдется… – сквозь зубы пробормотал Рим ский.
– А пакет-то нести?
– Обязательно нести, обязательно! – ответил Римский.
Тут дверь открылась, и вошла та самая женщина с сумочкой. «Она!» – почему-то с тоской подумал Римский. Оба поднялись на встречу женщине.
На этот раз в телеграмме были слова:
«Спасибо подтверждение. Срочно пятьсот угрозыск Владикавка зе мне. Завтра вылетаю Москву. Лиходеев».
– Да он с ума сошел… – слабо сказал Варенуха и опустился в крес ло.
Римский же зазвенел ключом, вынул из ящика письменного стола деньги. Отсчитал пятьсот рублей, позвонил, вручил курьеру деньги и сурово послал его на телеграф.
Варенуха в изумлении глядел на финдиректора, до того это не вя залось ни с чем.
– Помилуй, Григорий Данилович, – наконец неуверенно загово рил Варенуха, – по-моему, ты зря деньги послал!
– Они придут обратно, – веско отозвался Римский, – а вот он сильно ответит за этот пикничок. – И добавил, указывая на пакет: – Поезжай, поезжай, Иван Савельевич, не теряй времени.
Варенуха взял пакет и вышел.
Он спустился вниз, увидел, что перед кассой очередь, узнал от кассирши, что та ждет через час аншлага, потому что публика чрез вычайно заинтересовалась черной магией. Велел кассирше загнуть и не продавать двадцать лучших мест в ложах и партере на случай, если явится кто-нибудь, кому нельзя будет отказать, тут же у кассы от шил от себя назойливого молодого человека и нырнул в свой каби нет, чтобы захватить кепку.
Лишь только он водрузил кепку на голову, а пакет спрятал в порт фель, тут же затрещал телефон на столе.
– Да! – пронзительно крикнул Варенуха в трубку.
– Иван Савельевич? – осведомилась трубка препротивным гнуса вым голосом.
– Его нету в театре! – крикнул было Варенуха, но трубка тотчас его перебила:
– Не валяйте дурака, Иван Савельевич, а слушайте. Телеграммы эти никуда не носите, а спрячьте их поглубже в карман и никому не показывайте.