Сердце ее разрывалось от любви к нему — безграничной вселенской любви. Но Жаклин не могла признаться в этом Дэну, ибо боялась, что подобное признание разрушит то хрупкое счастье, которое воцарилось между ними за время их супружества. Она безумно боялась, что ее открытая любовь к нему возродит в нем его любовь к невесте и он захочет вернуться в Лос-Анджелес — домой, где ему и место. Ведь вся беда в том, что здесь, в глуши, он так и не смог найти себя, не смог полюбить ее — и даже не пытался.
Но Жаклин никогда не винила его ни в чем; напротив, всегда чувствовала себя виноватой в том, что он, обретя новую семью, оставался одиноким. И чтобы искупить вину она должна быть рядом, должна дать ему шанс, если это в ее силах. И может быть, если потребуется, убедить его вернуться домой.
Вот и осталось все по-прежнему. Жаклин больше не пыталась разговаривать с Дэном о визите к врачу и запретила родителям думать об этом. Но однажды Джон Каннингем преподнес Дэну сюрприз — собственноручно смастерил ему костыли, чтобы впоследствии его зять мог самостоятельно передвигаться по дому. Дэн был очень благодарен тестю за такую заботу и всеми силами стремился к тому, чтобы когда-нибудь так и случилось.
Теперь он уже не был безвольным пациентом Жаклин, который не верил в успешный исход дела. Дэн и сам каждой частичкой своего пробуждающегося от неподвижности тела помогал ей в ее кропотливом, упорном труде. Он внимательно наблюдал за тем, как жена делает ему массаж ног, вслушивался в каждое движение ее тонких чутких пальцев, когда она делала ему массаж спины. И даже когда эта ежевечерняя процедура заканчивалась, он самостоятельно с помощью рук упорно сгибал и разгибал ноги в коленях. По утрам Дэн делал посильные ему физические упражнения. Бездействовать теперь он просто не мог.
А в конце мая 1988 года Дэн с помощью жены и костылей, сделанных Джоном, сделал свой первый шаг в этой новой жизни. И в этот день они уже плакали от счастья вместе — Дэн и Жаклин, ибо это действительно было начало новой жизни. Он остановился, чтобы перевести дыхание, как вдруг взгляд его упал на Жаклин. Слезы катились по ее счастливому сияющему лицу. Сердце у него дрогнуло, и в глазах тоже защипало. Он отбросил костыль в сторону и, свободной рукой притянув к себе жену, крепко обнял ее. Затем прошептал еле слышно:
— Спасибо тебе. Я живу благодаря тебе.
Жаклин промолчала. Он не мог видеть, что слезы еще сильнее покатились из ее глаз, а сама она крепче прижалась к нему. Ей так хотелось сказать ему о своей любви, но она не могла, ибо отчаянно боялась потерять его. Лучше уж так: молча любить Дэна и мечтать, что Чарльз — его кровный сын. Вот она и жила так — молча любила, мечтала и боролась за счастье мужа. Не за свое или их общее счастье, а только за его счастье. Иначе быть не могло.
Лос-Анджелес, 1988
Клер очень долго не решалась на встречу с Джессикой. Время шло, она была уже на четвертом месяце беременности. Стояло лето, как и в прежние годы, жаркое, почти без единого дождя. Спастись от жары можно было только на пляже или в тенистом саду. Но сада у Клер не было, а ходить на пляж она не успевала — с головой ушла в работу, спеша передать дела своему помощнику в фирме до того момента, когда работать уже будет невозможно. Заказов на самые разнообразные торжества было множество, начиная днями рождения и юбилеями и заканчивая организациями свадебных церемоний и банкетов в солидных фирмах. Клер крутилась в своем "ламборджини" по городу, изнывая от жары и тошноты. Она так плохо себя чувствовала в эти первые месяцы беременности, что совсем перестала есть. Одиночество сделало ее нервной, издерганной, но, к счастью, она не разозлилась на весь мир и всех людей, как могла бы сделать это раньше. Напротив, она тянулась к людям в надежде, что среди них ей удастся избавиться от убийственного ощущения никому ненужности. Вот и бежала она из дома на работу, в кафе — к Роберту Монтгомери, который был рад каждой встрече с ней. А однажды во время обеда в ресторане с Бобом она вдруг уловила нотки знакомого голоса, от звуков которого у нее замерло сердце. Клер быстро осмотрелась, и глаза ее встретились с холодными серо-голубыми глазами бывшего мужа. Забыв о Роберте и о приличиях она уставилась на Дерека Стефенса, будто хотела съесть его взглядом. Некоторое время Дерек с удивлением смотрел на нее, будто видел впервые, потом улыбнулся одними губами и кивнул в знак приветствия. Клер ответила ему тем же. Затем Дерек отвернулся к своему собеседнику и больше не обращал на нее внимания, будто ее здесь и не было.
Роберт сидел спиной к Дереку и не мог видеть, на кого так заинтересованно смотрела Клер. Но он не стал делать вид, что ничего такого не произошло, поэтому спросил:
— Что случилось? У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.
— Почти так и есть, — улыбнувшись одними губами, ответила женщина. — Хотя было бы лучше, если бы я действительно увидела привидение.
— Почему?
— За столиком напротив сидит мой бывший муж.
— Вот оно что! Естественно, не один?
— Не один, — подтвердила Клер. — С ним мужчина.
— Дерек Стефенс обедает в шикарном ресторане с мужчиной? — Удивился Монтгомери. — Что-то новенькое!
— Перестань, Боб. Наверняка это тоже кто-то из юристов "Уайтхорн Интерпрайзис". Ты знаешь, ведь Дерек теперь снова в команде. Джефф взял его обратно.
— Да, я слышал. Похоже, он действительно взялся за ум. Или Джефф сошел с ума. Но скорее, первое, чем второе.
— Это точно.
— Так, может, ты передумаешь и поговоришь с Дереком? Вдруг он действительно изменился?
— Нет, Роберт. Решительно нет. Для того чтобы измениться в лучшую сторону, Дереку необходимо было развестись со мной. Я мешала ему начать новую жизнь. Теперь он волен делать, что хочет, и жить, как хочет.
— Ладно, не буду с тобой спорить. Ты по-прежнему упряма. Лучше давай просто поедим. А то мне уже пора на работу.
После обеда Роберт, попрощавшись с ней, отправился в аэропорт, а она еще на некоторое время осталась в ресторане. Не спеша доела десерт, потом оплатила счет и, выйдя из ресторана, хотела уже сесть в свой автомобиль, который ей подогнали с автостоянки, как вдруг за своей спиной услышала звуки до слез знакомого голоса:
— Может, не стоит так спешить?
Дерек! Неужели нельзя было продолжать делать вид, что они едва знакомы? Неужели нельзя было спокойно разойтись каждый в свою сторону? Так нет же, он терпеливо дождался в ресторане ухода Роберта, а теперь догнал ее, когда она уже собиралась забыть об этой их встрече. Какого черта ему от нее надо?
Вопрос готов был сорваться у нее с языка, но она лишь улыбнулась одними губами и вместо приветствия сказала: