И замечание рыжей, и смех сестёр, да на шкуре поверженного зверя, смотрелись особенно уместно и даже символично.
— Про извоз сестёр, так понимаю, вопрос снят? — не поддалась на подначку Милена.
— Снят, кошка. Буду я вас возить. Сегодня, когда увидел, как этот аппарат несется в Миску… Кто ещё вас вытащит, если не я? Никому эту задачу не доверю. Плевать! Имел бы такую возможность — все удары, направленные на вас, принимал бы на себя. Но про коммуникатор и обучение ты не права, Старшая. И не пытайся меня убедить в обратном. Я допускаю, что Тина что-то там мутит… Какие-то проверки слаженности, или меня лично… Но если из-за абстрактных соображений пострадают мои кошки — хрен ей, а не проверки. Сам позвоню и потребую объяснений.
— Боюсь, котик, никаких объяснений она тебе не даст — до тех пор, пока не сделает свои собственные, далеко идущие, выводы. Даже разговаривать с тобой не станет. Смерть предупредила, что если будешь рваться объясниться — так тебе и передать. Поэтому учись, как учился, вози кошек, и не береди мою душу. И без тебя погано…
В этот момент в нашу компанию влилась Мисель — пышущая довольством и свежестью — и внимание валькирий резко переключилось на неё. Метиллию принялись обнимать, поздравлять, окружили заботой и поддержкой, но я-то знал, что всю потребную заботу она уже получила. На катере. Ну, кошки! Под это дело я, погружённый в собственные думы, отправился в душ. Было неудобно находиться среди таких одуряюще пахнущих и нереально чистых девчонок в столь непотребном виде — после целого дня работы, тренировок, и вечернего изматывающего марафона со смертью для Мисель.
Я не внял предупреждениям Милены, и на следующий день всё же позвонил Тине. Против пророчества Старшей, та ответила.
— Всё же позвонил, — хмыкнула эта белая кошка, вся укутанная в саван белоснежных волос.
— Ты же знаешь меня, Ти. Зачем всё это? — но видя абсолютную индифферентность Высшей, перешёл на конкретику. — Чем хотя бы коммуникатор тебе не угодил?
— Ты тоже меня знаешь, кот. Что я первым делом совершаю с тобой в постели? Деру. Жестоко и больно. Вот и сейчас в наших с тобой отношениях настал этап… дёра.
— Я не понимаю…
— А тебе и не нужно. Пока. Сейчас ты — рядовой кот. У тебя есть авторитетная в стае Старшая. Она сказала — ты сделал. Если что не так, вечером обсудили на Совете. Не дёргайся, не мечись — просто работай на благо Экспансии. За тебя сейчас думают другие. А вот когда почувствуешь перелом… тогда позвонишь, и я всё тебе расскажу. А ты его почувствуешь, ты ведь умный мальчик — вон как эту недовалькирию Илину перевозбудил, она даже мне названивать начала. Всё, работай.
Высшая отключилась, я же остался стоять, где стоял, и тихо офигевать от свалившейся информации. Вернее, от её полного отсутствия. И стоило полгода мариновать меня на полигоне, чтобы потом столь экзотичным способом… драть? Она так в солдатиков играется, что ли?
А вот Илина, когда зашёл поблагодарить её за программы, на вопрос про «недовалькирию» мечтательно так закатила глазки и выдала следующую тираду:
— Она просто бесится. Ты — здесь, со мной. Она — там, с вибраторами. Завидует, вот и обзывается… по-всякому.
Наблюдая за мимикой этой снежки, я не смог сдержать улыбки. Отсюда, из кресла за громадным совещательным столом в начальственном кабинете, примостившаяся на самом краешке стола валькирия смотрелась удивительно царственно. Гордая осанка, прямая спина, разметавшиеся по телу волосы и взгляд… Да, взгляд сверху вниз, ироничный и изучающий, ждущий реакцию. Я не удержался и благодарно положил ладонь на бедро такой близкой и такой родной девочки. Она поспешила накрыть мою ладонь своей. Обворожительно улыбнулась. Почему-то расхотелось говорить с ней о чём-то серьёзном, захотелось поддержать её игривый тон, но я всё же пересилил себя.
— Илина. Я хорошо знаю Тину. Она никогда не станет дёргаться из-за хотелок своей пи… Скорее фламбер себе туда засунет, чем станет из-за этого вызвериваться. Тут что-то другое. Что ты от меня скрываешь, девочка? А главное — зачем тебе что-то от меня скрывать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что ж, ты прав. Не бери в голову, — с этими словами Высшая демонстративно пересела ко мне на колени; поёрзала, аккуратно и вдумчиво осёдлывая; и лишь после этого, словно кошка, потоптавшаяся на будущей лёжке, продолжила. — Те валькирии, что на острие борьбы, называют нас, разгребающих за ними навоз, «недовалькириями». Мы, в свою очередь, зовём их «когтеголовыми». Но всё это без всякой задней мысли, просто в силу привычки и лёгкой пикировки. На самом деле и они, и мы прекрасно понимаем ценность друг друга для Экспансии. Всё определяется предрасположенностью. Вот ты к какому бы типу себя отнёс?
— Не знаю… Вот ты сейчас спросила и меня аж обожгло пониманием… Наверное, всё же к таким, как ты. В Литании чистого десанта было дай бог процентов десять, остальное — твоя «любимая» социальная грязь.
— Вот видишь! Мы с тобой одной крови: ты и я, — и снежка совершенно бесцеремонно залезла ладошкой мне под комбинезон, и прежде, чем я смог что-либо предпринять, уже погружала топорщащуюся плоть в собственное лоно. — Вот так! Мы с тобой одно целое, котик. Одно… целое… Кайф!
Девочка тугой пружиной распрямилась, откидываясь назад, и оказалась спиной на массивной столешнице. А в следующее мгновение ноги чертовки сомкнулись за моей спиной, намертво фиксируя, не позволяя вырваться из захвата — если только вместе с этой пламенеющей бестией.
— Вот теперь можешь благодарить, милый, — ухмыльнулась валькирия, победно приоткрывая один глаз. — Теперь я тебя никуда не пущу. А эта, белая, пусть завидует молча!
— Ну уж нет, кошка! — я встал, нависнув над ней всей массой собственного тела, и тут же надавил, прижимая к столу. Мои зубы сомкнулись на мочке её ушка. — Тину сюда не приплетай. И это я с тебя сегодня не слезу… Сама первая побежишь… Ты ж у нас Координатор, а не я.
— Ну ты и… кот! Наглый! — простонала Ил, и не думая сдаваться.
Наша борьба вскоре закончилась боевой ничьей, на полу, на мягком ворсистом коврике, и уже оттуда мы следующий час оглашали окрестности стонами любви и криками взаимных клятв. И только громадный стол — живое воплощение строгой официальности — нависнув, пытался призвать к порядку двух разумных, напрочь потерявших стыд. Вот они, подковёрные игры, во всей красе!
Илина молодец, она попыталась поддержать меня, сведя неприятный разговор, да и сам смысл всего происходящего, в шутку. Отчасти ей это удалось. Её эскапада подействовала успокаивающе, мысли заскользили в позитивном русле. Грешным делом, я даже задумался, а не слишком ли привык к тому, что меня постоянно выделяют. Детский дом. Из нескольких сотен сорванцов именно меня выбрал в ученики пожилой японец. Кудряшка Марина, при всей её лисьей хитрости и житейской мудрости, выбрала именно меня в спутники жизни. Армия. Даже здесь, вместо дурацкой муштры, я был выбран участвовать в подготовке других парней, на роль наставника по боевым искусствам — пусть и неофициального, но какая разница?! Ведьма. Из миллионов землян выбрала именно меня, выделив ещё сильнее. Валери, Тина, опять Ведьма. Навязчивое «выталкивание» на роль лидера Сопротивления, обучение потокам. Да что там, если даже андроиды признал стандартный алгоритм «работы» со мной неверным. До самого конца мы с ними играли в любовь и доверие.
Смерть Валери и через это новый этап без малого превознесения — для республиканок, так и вовсе без «почти». Одно обучение работе с потоками чего стоило! А конфликт валькирий с Орденом? Даже обучали меня в стае не три месяца, как остальных, а все шесть! И вот теперь роль… извозчика для кошек стаи. Как говорится, почувствуй разницу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На Земле была одна приметная сказка. Называлась: «Огонь, вода и медные трубы». Так вот, для героя там самым сложным оказалось вовсе не испытание огнём или водой. Самым сложным оказалось сохранить себя под медными трубами, в испытании славой. С Тины станется показать мне через это, что вся моя «избранность» гроша ломаного не стоит. Она — тлен. Сегодня есть, завтра её уже нет. А что останется? Крепкие и по-настоящему золотые узы нашей стайной семейственности. Мол, цени, что имеешь — все эти маленькие и такие простые и понятные радости, переживания, откровения.