Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

пособия — были в 1920‐е годы единственным источником пополнения местных бюджетов». В 1930‐е годы дотации Центра в бюджетах автономий и республик были не менее 50 %: в Карельской АССР — 65 %, Якутской — 63 % и т. д[606]. Известны следующие слова Д. Б. Рязанова, директора Института марксизма‐ленинизма, сказанные им в октябре 1925 г. на сессии ВЦИК XII созыва: «Все республики должны знать, что РСФСР приносит громадные жертвы в пользу СССР, приносит эти громадные жертвы тогда, когда крестьянство РСФСР находится в худшем положении, чем крестьянство остальных членов Союза ССР. И не только крестьянство, это надо подчеркнуть»[607]. Но эти разумные слова о том, что не надо плевать в колодец, который тебя поит, не были услышаны. Рязанову тут же возразил инструктор ВЦИК Д. Галли: «Странно слышать, что на горбе русского крестьянства мы несем расходы РСФСР». Возражения Галли сводились к тому, что не надо напоминать об этом, говорить вслух, ведь «это помощь не филантропическая, а чтобы вызвать подъем производительных сил отсталых районов»[608]. Этот окрик нередко был слышен в отношении русских и в ленинские, и в сталинские годы, когда кто‐то из русских партийных функционеров пытался воззвать или к равноправию, или к справедливости в конкретной ситуации. Время показало, что вопрос о дотациях «национальным республикам» — это не вопрос ситуации, кадров, ресурсов, а вопрос все же цивилизационный, который не может быть решен отдельным малым народом в одиночку, но лишь внутри единого цивилизационного пространства. Такого пространства советская власть малым народам не представила. В июне 2013 г. в выступлении временно исполняющего главы Дагестана Р. Абдулатипова прозвучало: «Это богатейшая республика, и позор, что мы находимся по основным показателям социально‐экономического развития на последних местах. Живя в прекрасном регионе, позор кормиться за счет рязанского мужика! Надо самим зарабатывать и самим потреблять. И помогать стране!»[609].

Нельзя не учитывать в связи с финансовым вопросом и того, что центр, отдавая окраинам средства на нациестроительство, сам (народ центральной России) крайне нуждался после Гражданской войны и голодных лет (1922–1923 гг.) в средствах. Лишь к 1927 г. детская беспризорность, размах которой был беспрецедентным[610], в центральных районах была локализована, все беспризорники определены в детские учреждения. Но и там детям не хватало самого необходимого. Денег в местных бюджетах катастрофически не хватало ни на какие социальные проекты, даже на самые важные[611]. Но и в этих условиях большевики продолжали финансово поддерживать региональные проекты, связанные с нациестроительством. Экономическое «выравнивание» Центра и окраин началось сразу же после окончания Гражданской войны. Это была долговременная политика, направленная на экономический промышленный подъем в национальных анклавах. Исследовавшие это явление авторы говорят об искусственном характере «подъема». Из Центра вывозились целые предприятия, русская рабочая сила, передавались финансовые средства, «проводилась политика искусственных финансовых и иных льгот за счет обескровливания Центра, прежде всего великорусских районов»[612]. Коллективизация проводилась в мягком, щадящем режиме[613]. Политика «высасывания соков» из Центра самым тяжелым образом отражалась на развитии Центральной России и, конечно, во многом повлияла на степень готовности страны к войне с фашизмом. Такая политика, как считают специалисты, оказала негативное влияние на страну в целом: «С точностью подсчитать, насколько в результате такой политики замедлилось развитие большинства регионов — невозможно, однако сам по себе этот факт представляется бесспорным. Отсюда, из 20‐х гг., берут истоки трагедии Российского Нечерноземья, Поволжья, неустроенность Сибири. Русского Севера, Дальнего Востока. Активное, плановое, национально‐обезличенное перераспределение лишало национальной специфики как те регионы, у которых „брали“, так и те, кому „давали“, а очень часто навязывали»[614].

Со второй половины 1920‐х годов, после проведения автономизации, начинает меняться и национальная политика в отношении малых народов, советское нациестроительство вступает в свой новый этап — насильственного отъединения религии от этничности и у малых народов. Но опять же наступление на религию здесь велось более мягко и не столь масштабно. Тезисы ВКП(б) 1926 г. «Об антирелигиозной пропаганде среди национальностей СССР» (речь идет о нерусских национальностях) в целом еще дышат толерантностью в отношении веры малых народов. Но большевики уже признают, что соединение этнического и конфессионального начал недопустимо ни для кого: «Перед безбожниками‐националами стоит новая задача в антирелигиозной пропаганде: разъяснение различия между понятиями национальности и религии. Духовенство в своей повседневной агитации закрепляет смешение понятий национальности и религии и прилагает все усилия к отождествлению этих понятий. Без учета этого обстоятельства антирелигиозная пропаганда может преломиться в сознании нации как пропаганда против национальности».

Власти ставят задачу внедрять материалистическое мировоззрение, разъяснять людям одинаковую сущность всех религий, уделять место вопросам естествознания. «Шариат, адат (уруфь), завоевавшие значение не менее корана, должны быть подвергнуты критике в равной мере»[615]. С 1922 г. был наложен запрет на существование шариатских судов и мусульманских школ, но негласно и то и другое продолжало существовать до начала 1930‐х годов, пока не развернулась масштабная репрессивная компания по выявлению «шпионов и диверсантов», в результате было репрессировано большое число мусульманских духовных лиц. Также после 1922 г. началось сворачивание всех традиционных основ еврейского религиозного быта, эти перемены коснулись даже языка. Государственную поддержку получил лишь идиш — «язык еврейских народных масс», программы по ивриту перестали поддерживаться советской властью[616]. В ВКП(б) открывается единственная в своем роде еврейская секция, которая курировала процесс перехода евреев на светский образ жизни. Под запрет попадают все националистические сионистские организации евреев.

Начав запланированное еще при Ленине наступление на религию, теперь уже «по всему фронту», большевики понимали, что лишаются таких надежных союзников советской власти, как национальные окраины, но советская власть уже сумела здесь укрепиться и идеологически, и силовым присутствием. Кроме того, в это время начинается постепенное смягчение политики по отношению к русским, чтобы укрепить свои позиции в Центре.

2. Вера в «коммунистический труд» — важная составляющая мировоззрения советского человека. Большевики не сразу увидели, что труд, кроме классово‐сословной основы, имеет еще традиционные корни. А это традиционный этнический, религиозный, нравственный опыт народа. Маховик революции удалось остановить не сразу. Поначалу преобладало строго репрессивное отношение к русскому народу (крестьянству, торгово‐промышленной буржуазии), что не позволило даже в годы НЭПа большевикам‐ленинцам опереться на русские народные трудовые традиции, из‐за чего в ленинский период, на наш взгляд, не произошло принципиального перехода к новому типу советского хозяйствования. В последних своих работах Ленин отчасти стал осознавать эту проблему, когда писал, что задачей НЭПа является «смычка с селом»: «Смычки с крестьянской экономикой той новой экономики, которую мы пытались создать, у нас не было. Есть ли она теперь? Еще нет. Мы к ней только подходим. Все значение