Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

какую угодно цену «народоуничтожения». Вот почему вся советская эпоха и состояла из небывалых для России потерь народонаселения, из лишений, горя, крови и слез. Подобная хаотичная, лихорадочная политика (как внутренняя, так и внешняя) вела к тому, что власть могла существовать, только опираясь на насилие и обман (мифы). На мифах, далеко ушедших от жизни, на мифах, где первообразом был «ложный первообраз» этих вождей, и строилось все здание советского государства и общества.

Ленинский период

При Ленине начал складываться тот базис советской идеологии и практики, который был достроен Сталиным, и в таком виде дожил уже до конца советской эпохи. У советской модели было несколько составляющих: большевики опирались на безрелигиозную этничность (народность), революционный «социалистический труд», советское образование, дающее материалистическое мировоззрение, науку и научное атеистическое и материалистическое мышление.

1. Советский патриотизм — явление сложное, неоднородное и разное на разных этапах советской власти. На первом, «ленинском», этапе (1917–1924 гг., даже фактически до 1927 г., года высылки Троцкого из страны) советская власть декларировалась как интернациональная, но в действительности она являлась этнически избирательной, поскольку в соответствии с ленинской национальной политикой, происходило нарочитое умаление прав этнического большинства — русских, чтобы, как думал Ленин, нацменьшинства не почувствовали себя чужими в советском обществе, словно они по‐прежнему живут с имперской России, где русские, по мысли вождя, угнетали малые народы. Антирусская направленность национальной политики большевиков проявилась на самом раннем этапе, еще в период революции 1917 г. А. И. Солженицын, тщательно изучивший документы периода Февральской и Октябрьской революций и настроения революционной большевистской элиты этой эпохи, называет их «антирусскими»[578]. Антирусский настрой верхушки большевиков продолжал сохраняться и после революции. В одной из последних статей 1922 г. Ленин настаивает на том, чтобы русские заняли позицию служения малым народам: «Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой „великой“ нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически… лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить»[579]. Ситуация, по мысли вождя, плачевная, революционных рабочих немного, и им не справиться с основной массой русского народа, который занимает «шовинистическую позицию» по отношению к малым народам: «Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке»[580]. Ленинская точка зрения сводилась к тому, что у русских, в силу их «великодержавности», ведущего положения в Российской империи, особенно был развит синдром быть «держимордой». Основная мысль вождя такова: «В каждой нации есть также культура буржуазная (а в большинстве еще черносотенная и клерикальная) — притом не в виде только „элементов“, а в виде господствующей культуры. Поэтому „национальная культура“ вообще есть культура помещиков, попов, буржуазии»[581]. И чем меньше «интернациональный», «демократический» процент в национальной культуре, тем национальная культура более реакционна, тем более она требует революционного усмирения. Речь шла, главным образом, о насильственном разрушении многовековой связи русского народа с церковной, православной традицией, потому что здесь находился для большевиков корень русской национальной культуры. Но кроме конфессионального — важнейшего фактора национальной идентичности русских — в качестве врагов революции в русской «национальности» Лениным выделяются социальные — «культура помещиков и буржуазии», т. е. политическая культура отношения власти и народа. В отношении всех трех основных врагов (духовенства, помещиков и буржуазии) советской властью были предприняты самые жестокие меры, включая массовый террор. Физическому уничтожению или вытеснению за пределы страны подвергли служилые слои, буржуазию и духовенство[582]. Труднее оказалось стереть с лица земли духовенство (да и Церковь в целом), борьба с ним продолжалась весь советский период. Быстрее других были уничтожены «помещики» — дворянство — служилое сословие России (чиновничество, военные, землевладельцы), хотя часть из них вошла в советский аппарат в качестве военспецов. «Буржуазию», объявленную после революции врагом советской власти, реабилитировали в период НЭПа, для того, чтобы экономически поддержать советскую власть (хотя бы прокормить и научить ее торговать «по‐европейски»)[583]. Физическое уничтожение русской буржуазии, включая зажиточное крестьянство, проходило в 1930‐е годы.

Основой ленинской национальной политики стала борьба «с великорусским великодержавным шовинизмом». Еще до революции в трудах революционных демократов настойчиво проводилась мысль о России, превращенной «царизмом» в «тюрьму народов». Эта идея после революции вышла на первое место. В созданном с самого начала правления большевиков органе Наркомнаце РСФСР первенствовали в прошлом «угнетенные» народы. Возглавлял этот орган грузин И. В. Сталин, его заместителями были нерусские (латыш О. Я. Карклин и еврей Г. И. Бройдо), на чем (чтобы были нерусскими) Сталин сам настоял[584]. С 1917 г. большевики‐интернационалисты, по сути, занялись созданием принципиально новых административных структур управления, вместо территориальных образований — губерний и т. д. — появились национальные образования — союзные республики и автономии разного уровня.

Позиции Ленина и Сталина по национальному вопросу различались. Ленин смотрел на национальный вопрос абстрактно‐теоретически. Он считал, что нужно всем «ранее угнетенным народам» (т. е. всем, кроме русского) дать равное право союзного государства в рамках общего союза — конфедерации. Сталин же (с 1918 г.) видел процесс создания национального государства как многоступенчатый и постепенный[585]. Сначала одни получают права союзного государства, потом постепенно другие, переходя от разных уровней автономности, повышая свой статус. При этом дробность национального деления должна быть доведена до уровня национального сельсовета, чтобы внутри сплошных этнических массивов могли бы существовать хотя бы небольшие, национальные анклавы[586].

И Ленин, и Сталин были едины в одном: в отношении к русским. Русские виделись ими как уже «получившие свое» в дореволюционный период, и потому ныне они должны были, умаляя себя, заняться отдачей долгов малым народам. Все 1920‐е годы большевики методично разрушали ту великую многонациональную конструкцию, которая естественным образом существовала (как и возникла) в России в течение многих веков. Эта конструкция имела цивилизационную основу, поскольку народы России за счет православной духовности были объединены в единое культурно‐хозяйственное пространство[587]. В то же время политически (внешне и внутренне) конструкция была стянута имперскими территориальными скрепами. Восточный, православный характер империи указывал на то, что в ее политике доминировал не военный, а церковный интерес. Цивилизационное и имперское соотносились как форма и содержание того, чем была Россия в XVIII — начале XX в. Формой жизнедеятельности страны была цивилизационная деятельность, содержанием же ее была имперская деятельность по «сохранению истин веры»[588]. В российском имперском пространстве защищалась не только православная вера, но и другие традиционные вероисповедания. Причем защищались в