о его назначении и внёс данное решение на рассмотрение сессии Верховного Совета СССР. 29 августа 1991 года Верховный Совет СССР утвердил назначение Бакатина Председателем КГБ.
В своих мемуарах Бакатин упоминает и о неких принципах, которыми он руководствовался при реформировании КГБ СССР. Как видно из текста, главным из них являлся «принцип дезинтеграции», то есть развал созданной не им системы, противостоявшей внутренним и внешним угрозам национальной безопасности.
Прежде всего, из подчинения КГБ были выведены подразделения спецназа госбезопасности. 9‑е управление КГБ СССР, отвечавшее за охрану первых лиц государства, было передано в непосредственное подчинение Президенту СССР и стало Управлением охраны при аппарате Президента СССР. Из состава КГБ был выведен комплекс управлений, отвечавших за правительственную связь, шифровку и радиоэлектронную разведку. На их базе был создан Комитет правительственной связи при Президенте СССР. Управление КГБ СССР по Москве и Московской области было выведено из центрального аппарата и переподчинено КГБ РСФСР. Самостоятельным ведомством стало ПГУ КГБ СССР (внешняя разведка) под названием Центральная служба разведки СССР, в дальнейшем переименованное в Службу внешней разведки России. Пограничные войска СССР также были выведены из подчинения КГБ и стали самостоятельной структурой — Комитетом по охране государственной границы СССР. К концу 1991 года Комитет государственной безопасности СССР прекратил своё существование. На его руинах была создана Межреспубликанская служба безопасности.
5 декабря 1991 года во время приёма в посольстве США на Новинском бульваре председатель Межреспубликанской службы безопасности Бакатин передал американскому послу Роберту Страуссу схему прослушки в новом здании посольского комплекса — пакет совершенно секретной документации (не менее 70 листов). Иначе говоря, Бакатин поступил как крот враждебного государства, зарывшийся в верхах российской власти. Такого прецедента в истории спецслужб ещё не было.
Система прослушки американского посольства в Москве была настолько совершенна, что американцам понадобился бы не один десяток лет, чтобы полностью вычислить всю схему и понять смысл её работы. Суть этой уникальной системы заключалась в том, что роль прослушивающего устройства выполняли сами материалы и конструкции, из которых строилось новое здание американской дипломатической миссии. Один из авторов и разработчиков этой уникальной системы был майор Вячеслав Асташин. Под его руководством уже на стадии проектирования и строительства посольское здание планомерно начинало походить на гигантский микрофон. Причём в качестве подпитывающей энергии использовались естественные процессы, идущие в любой строительной конструкции: вибрация, циркуляция тепла и водяных паров внутри стен и т. д. Неудивительно, что специальная комиссия сената США, которая анализировала техническую документацию, заботливо переданную Бакатиным, пришла к выводу, что система прослушивающих устройств, установленная КГБ СССР в новом здании американского посольства в Москве, является «самой сложной и умело проведенной разведывательной операцией в истории».
Поэтому подарок Бакатина американцам все нормальные соотечественники расценили как беспрецедентное по своему масштабу и цинизму предательство своей страны. Майор Вячеслав Асташин вскоре умер при невыясненных обстоятельствах. Незадолго до его внезапной смерти его навещали некие представители посольства США в Москве, которые предлагали ему огромные деньги и работу в США.
«Надо мной Бакатин просто издевался — иначе это и не назовёшь, — завершает свой рассказ Валерий Иванович Красновский. — Он, конечно, знал, что я был ближайшим сотрудником Агеева. Поэтому он вызывал меня и никогда не разрешал садиться. Сам сидит развалившись, закинув нога на ногу, и швыряет на стол мои материалы: “Это херня! Это тоже херня!” А этим материалам цены не было. Например, мы получаем тайнописное послание от агента-двойника, на двух листах. Американцы ставят ему задачу по транспорту. Такая информация поступает крайне редко. Я снимаю копию с этого документа и звоню Бакатину, что у меня секретная информация, которую я хотел бы доложить. Он заявляет: “Я сейчас занят”. Часа через три мне звонят из приёмной председателя и говорят, что он меня ждёт. Я прихожу к нему. “Ну что там у тебя?” Я отвечаю, что мы получили информацию об устремлениях спецслужб противника, нацеленных на транспорт. Он посмотрел: “Х…ня, мелочёвка!” И бросает бумагу мне. Но я-то знал, что если бы эту бумагу увидели Крючков или Агеев, они бы её расцеловали. Но я стою. Минуту стою, другую. И смотрю на него. “Ну что, сказать что-нибудь хочешь?” Я говорю: “Да. Вы избрали самую лучшую профессию, но на сегодняшний день Вы напоминаете мне терминатора с ярко выраженными плебейскими наклонностями и с пещерной культурой”. Он аж подскочил: “Иди на х…отсюда!” Я говорю: “Пошёл”. Повернулся и вышел. Иду, а сам думаю: “Ну почему я пистолет не взял с собой, надо было застрелить его”.
Захожу к себе в кабинет. Конфликт с председателем означает увольнение. Я зачистил сейф, оставил в нём только именной пистолет. Потом собрал всех начальников отделов и рассказал, что произошло. Мол, не обижайтесь, скорее всего меня на этой неделе уволят. И строго-настрого приказал спрятать все материалы по железнодорожному ракетному комплексу БЖРК, потому что я знал, что Бакатин к ним подбирается. Он хотел их тоже сдать американцам — так же, как он сдал им систему прослушки их посольства в Москве. На этом и разошлись.
А на следующее утро, 15 января 1992 года, Бакатина указом Ельцина отстраняют от занимаемой должности. Он просто не успел подписать приказ на меня. Это было какое-то чудо свыше. Спасение в последнюю минуту.
Гений Евгеньевич Агеев, несмотря на проведенную ему операцию по аортокоронарному шунтированию сердца, скончался 11 января 1994 года. Последнее время мы много с ним общались. Наши дачи в Новогорске находились через дорогу. Я приглашал его к себе по разному поводу, на день рождения, и он приходил, несмотря на то, что неважно себя чувствовал. Спрашивал, как у меня дела. “Ничего, Гений Евгеньевич. Нормально, всё в порядке, давайте выпьем!” — “Нет, Валера, я не могу”. Мы гуляли, беседовали. У него было очень негативное мнение о тех событиях, которые разворачивались в стране. Он мне говорил: “Это погубит Комитет”. А там начали назначать руководителями тёмных личностей. По какому принципу — непонятно. Наверное, по принципу личной преданности Ельцину и демократам, то есть ставленникам американцев. Я помню, мы идём с Агеевым по дорожке, и он мне говорит: “Ты знаешь, обидно не это. Обидно то, что никто ничего не хочет слушать. И никто не хочет ничего делать. Всё в запущенном состоянии”. Я пытаюсь ему возразить, мол, Гений Евгеньевич, не всё так плохо. Он повернулся ко мне, как-то по-особенному посмотрел мне в глаза: “Валерий, сколько мероприятий мы с тобой провели?” Потом хотел что-то добавить — но лишь махнул рукой…»
Театр одного шпиона