и предложения? — в свойственной ему жёсткой манере спросил Щербак.
— Значительный объём информации американцы могли получить посредством ведущегося с территории сопредельных стран контроля за электромагнитным излучением, с помощью спутников, перехвата служебных переговоров по радиорелейным линиям связи. Однако, по нашему мнению, некоторые тактико-технические характеристики новейших модификаций истребителей-перехватчиков не могли быть получены техническими средствами разведки…
— И следовательно…
— Следовательно, с высокой степенью вероятности можно сделать вывод, что утечка таких сведений могла произойти только агентурным путем через конкретное лицо.
— И наша задача — во что бы то ни стало его найти, — подвел итог генерал-лейтенант Щербак.
Но в создании современных систем вооружений участвуют сотни смежных предприятий, тысячи и тысячи людей. Как найти среди них источник утечки секретных сведений?
Первая зацепка состояла в том, что американцы были осведомлены о тех образцах радиоэлектронной аппаратуры, которые ещё не поступили на вооружение. Во все научные и конструкторские объединения отрасли были направлены оперативные группы, которые прежде всего интересовались порядком работы с секретными документами. По результатам проверок каждую неделю в управлении проводились совещания. Вскоре в поле зрения чекистов попал НИИ радиостроения (НИИР), где создавались радары практически для всех истребителей-перехватчиков и истребителей фронтовой авиации — от Як‑25, МиГ‑17 и Су‑11 до МиГ‑29, МиГ‑31 и Су‑27, а также не имеющие аналогов в мире бортовые радиолокационные станции (БРЛС), предназначенные для обнаружения атакующих летательных аппаратов противника, зенитных ракет и ракет класса «воздух — воздух». Но в институте трудились сотни и сотни специалистов. Вот они — улыбающиеся и грустные, разговорчивые и молчаливые, спешат в стеклянные двери проходной. Кто из них? Кто? Кого взять в разработку?
Спустя несколько дней в канцелярской тиши 1‑го отдела, коллектив которого сугубо женский, появился улыбчивый молодой человек «из органов», принес пирожные к чаю. Оказывается, он ничего не ищет — просто изучает практику делопроизводства, хочет написать научную статью. А тем временем на режимном объекте шла обычная жизнь, и, кропотливо сидя за бумагами в 1‑м отделе, Сергей — так звали приятного молодого человека «из госбезопасности» — невольно становился свидетелем разговоров у окошка:
— Мария Петровна, мне, пожалуйста, эти номера…
— Машенька, срочно…
— У Вас карточка закончилась, надо новую заводить.
— Тогда мне, пожалуйста…
— А где Ваш пропуск?
— Да я во второй библиотеке под пропуск тоже взял литературу, так что мне уж под расписку, пожалуйста.
— Не положено, нужен пропуск.
— Ну вот, бюрократию развели, я же не для себя, для дела…
Уже в ходе следствия Толкачёв рассказал о том, какие методы он применял для сбора совершенно секретных и секретных материалов и их передачи американской разведке: «В НИИ Радиостроения имеются два филиала первого отдела, находящиеся в разных корпусах. Я обращался в филиал № 2 или в библиотеку спецфонда института и получал какой-либо документ, оставляя взамен пропуск. Затем я обращался в филиал № 1 и просил выдать мне необходимые материалы без пропуска, поясняя, что пропуск оставил в филиале № 2. Доверяя мне, инспекторы филиала № 1 шли навстречу и под расписку выдавали материалы. После этого я вторично шел в филиал № 2 или библиотеку, возвращал ненужные документы и получал пропуск. Спрятав под одеждой совершенно секретные материалы, полученные в филиале № 1, я через проходную выносил их домой (в обеденный перерыв. — А.В.) и фотографировал».
Толкачёв использовал любые бреши в работе режимных органов института. Документы, которые он получал в 1‑м отделе, фиксировались в его карточке, именуемой «Разрешение на право пользования технической документацией». Когда его карточка оказалась заполненной, он обманным путем получил чистый бланк «Разрешения», заполнил его лицевую сторону, внес туда лишь небольшую часть инвентарных номеров документов, которые брал в 1 отделе, и на очередной встрече с американским куратором передал карточку вместе с фотоснимком подлинного «Разрешения» и описанием цвета чернил подписей должностных лиц для их подделки на новом бланке. Этот трюк он проделывал как минимум дважды — в декабре 1979 и в декабре 1980 года.
Рабочее место для съемки совершенно секретных материалов Толкачёв, действуя с маниакальной осторожностью, оборудовал у себя дома, в сталинской высотке на площади Восстания, прямо напротив американского посольства, используя для этого чертежные доски, деревянные бруски и полученную от американцев струбцину со сферическим шарниром, с помощью которой он крепил фотоаппарат «Пентакс».
Тучи над ним стали сгущаться, когда одна из сотрудниц 1‑го отдела, Анна Владимировна, сообщила Сергею об имевших место нарушениях установленного порядка получения и обращения с секретными документами. В числе нарушителей она назвала и ведущего конструктора одного из отделов Толкачёва: «Однажды я видала, как Толкачёв, получив перед обеденным перерывом в первом отделе под расписку документ и не возвратив его, выходил за пределы предприятия». Когда она вышла на улицу, ей показалось, что она увидела там отъезжающего на своей автомашине Толкачёва. Возвратившись в отдел, она проверила наличие документа — его на месте не оказалось…
Проведенная в библиотеке спецфонда проверка показала, что Толкачёв, как правило, брал ненужные ему для работы секретные издания сразу после начала рабочего дня, а после того, как получал совершенно секретные документы под расписку, книги сдавал обратно в библиотеку. Таким образом, к обеденному перерыву у Толкачёва на руках оставались и пропуск в институт и совершенно секретные материалы.
Подозрения чекистов в отношении Толкачёва еще более укрепились, когда выяснилось, что в его карточку внесены далеко не все инвентарные номера документов. Библиотекарь чисто визуально запомнила, что год назад в его карточке уже не оставалось места для записи, а настоящая карточка заполнена лишь наполовину. Проведенная в лаборатории КГБ экспертиза установила, что подписи должностных лиц в карточке Толкачёва являются поддельными.
С этого момента начался новый этап разработки Толкачёва. Контрразведчики выяснили, что он считался высококвалифицированным инженером, хотя ранее злоупотреблял алкоголем и лечился у нарколога. При этом недавно им приобретены дача и машина «Жигули» первой модели. Любовь к обогащению, завышенные представления о своей личности и способностях толкнули его на преступление. Уже будучи арестованным, Толкачёв на первом же допросе дал подробные показания о своей шпионской деятельности: «Мысль о возможности установления связи с сотрудниками американской разведки и передачи им за соответствующее вознаграждение секретной информации, которой я располагал по роду своей работы в НИИ радиостроения, появилась у меня несколько лет назад (а точнее — в 1977 году. — А.В.). В начале января (1978 года. — А.В.) я подготовил своё первое письмо-обращение к сотруднику американского посольства. В письме я просил о встрече со мною, указывал день, время, место и условный сигнал. Это письмо я вручил мужчине, сидевшему за рулем автомашины (посольства США. — А.В.), подъехавшей к бензоколонке на улице Красина. Однако в назначенное мною