Вошёл же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати…
Лк. 22: 3
Поступок Иуды, предавшего своего учителя, настолько поражает своей низменностью и одновременно вероломством, что не имеет никаких оправданий и стал символом измены на все времена. Однако и Иуда в этом качестве был не первым. На самом деле, первым был Люцифер, отпавший ангел, начавший войну против своего Творца и Владыки мира и удалённый от Света Правды — низринутый в бездну с первозданной высоты. Согласно Николаю Яковлевичу Никифоровскому («Нечистики: Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе». Вильна, 1907), Люцы́пыр (он же — «Анчи́пыр», «Сато́н дъябольский») — глава бесовской силы, распорядитель злых деяний в мире, сатанинский исполин, с крупными формами и выразительностью, которой страшатся даже подвластные ему бесы. Как и следует ожидать, Люцыпыр имеет видимые отличия своего достоинства — железную корону, прибитую к черепу проходящими насквозь гвоздями, и нечто вроде железных вил в правой, с мощными когтями, лапе. Вот уже несколько веков этот первый человеконенавистник заперт в мрачном аду, за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, прикован двенадцатью железными цепями. Томительная неволя отделяет Люцыпыра от людей, которых он давно не видит и о которых знает по сообщениям подчинённых ему бесов. Но и сами бесы сносятся со своим властелином заочно, чрез двери, и только немногим из них удаётся видеть Люцыпыра. Бесстрашные повсюду, бесы никогда не забывают обаяния страха от скоротечного созерцания своего повелителя. Быть может, это обстоятельство, или же особое на то попущение, не позволяет бесам подступиться к Люцыпыру с помощью, для освобождения от неволи. При всём том, без воли и указаний Люцыпыра, не творится ни одно бесовское дело, начиная от распорядка напастей на людей и кончая распорядком в бесовских расправах. То же и в отношении адских мук грешных душ, воплем и стоном которых Люцыпыр обыкновенно отчасти услаждает свою томительную неволю. В нужных случаях Люцыпыр сзывает бесов особым стуком в дверь, рёвом и свистом, или (по солдатскому сообщению) барабанным боем…
В один из майских дней в начале 80‑х годов, накануне Дня Победы, во дворе ничем не приметной подмосковной дачи жена настойчиво пыталась докричаться до супруга, занятого в доме своими делами.
— Адик! Ааааааадик! — Резкий голос жены оторвал его от тягучих мыслей. Он поморщился, но продолжал молча сидеть, наблюдая за бегущими по сухим дровам языками пламени. Промерзшая за зиму печка долго не хотела разгораться, дымила, гасла несколько раз. От старых газет комната не согрелась, но наполнилась дымом, пришлось открыть настежь окна и двери. Но вот наконец дрова взялись, загудели. Можно было закрывать дверцу, но он не мог оторвать взгляда от огня.
— Адольф! — снова раздался голос жены. — Где ты там? Время-то уходит!!
«Время — деньги», — подумал Толкачёв и крикнул в ответ:
— Что там у тебя — горит, что ли?
— Конечно горит! Если сегодня не посадим картошку, то выберемся сюда только через неделю — тогда уже будет поздно.
«Боже мой, — подумал Толкачёв, — о чем она говорит? Ведь я могу, — он сделал в уме несложный расчёт, — могу купить столько картошки, что можно будет накормить всю Москву».
— Ну, скоро ты там? — не унималась жена.
— Отвяжись! — заорал он в ответ и тихо добавил: «Горит там у неё. Вот у меня действительно горит»…
Он открыл стоящую у ног сумку, достал оттуда пачку денег в банковской упаковке и, злорадно подумав: «Пусть и ей не достанутся», — швырнул деньги в огонь. Купюры нехотя, по одной занимались с боков, скручивались, вспыхивали и исчезали в пламени, но пачка по-прежнему держалась, и он даже забеспокоился, что жена войдет и увидит. Взяв кочергу, он пошуровал ей. Потом достал вторую пачку, третью… и швырнул их в печь. Он молча смотрел, как горели деньги, его деньги, и лишь одна мысль сверлила голову: «…Пусть и ей не достанутся»…
Потом Толкачёв вышел в огород. Жена подняла голову, посмотрела снизу вверх:
— Явился — не запылился. Помог бы раньше — глядишь, и в город успели бы. Люди сегодня День Победы празднуют, а мы до ночи будем в земле копаться.
— Охота тебе…
— Что значит охота — на рынке сейчас по восемьдесят копеек, а то и по рублю. А соберем мешка четыре — до будущей весны хватит.
— Хватит, хватит, — поддакнул муж, а сам подумал: «А доживу ли я до будущей весны? — Откуда-то из памяти всплыли слова: “Не для меня придёт весна…” — Эх, как певали когда-то на День Победы, с ветеранами, друзьями и родными. Где они сейчас? И где я? Что со мной? А может, обойдётся?» — услужливо выскочила откуда-то спасительная мыслишка…
К началу 1980‑х годов советская контрразведка в лице Второго Главного управления КГБ СССР во главе с асом контрразведывательных игр генерал-полковником Григорием Фёдоровичем Григоренко находилась на пике своего успеха. В результате разработанной под руководством Григоренко «Системы комплексных взаимосвязанных оперативных мер управления всеми элементами контрразведывательного процесса», которая в основных чертах используется и в наше время, разоблачалось по несколько агентов иностранных разведок в год, как правило, глубоко законспирированных. Среди них высокопоставленный сотрудник МИД СССР Александр Огородник (псевдонимы Trianon и Trigon), инженер кафедры физики одного из вузов Москвы А. Нилов, техник одного из научно-производственных объединений Ленинграда В. Калинин, сотрудники ГРУ Генштаба А. Филатов и Иванов, работник авиационной промышленности Петров, сотрудник КГБ Армянской ССР Норайр Григорян, сотрудник Аэрофлота Каноян, представитель Минхимпрома Московцев, научный сотрудник Бумейстер, работник Внешторгбанка СССР Крючков и другие. Были захвачены с поличным и выдворены из СССР сотрудники ЦРУ супруги Крокетт, Марта Петерсон и Ричард Осборн, работавшие в Москве под дипломатическим прикрытием.
Оперуполномоченный одного из подразделений внешней разведки КГБ Армянской ССР Норайр Григорян инициативно установил контакт с ЦРУ в 1974 году и два года снабжал американскую разведку секретными сведениями, после чего был разоблачен и осужден на 12 лет. По данным издания Sputnik Армения, в 1997 году он работал шашлычником и пытался судиться с ЦРУ за нанесенный ему моральный ущерб.
«…За время работы с американцами у меня было несколько каналов оперативной связи. Но на первой встрече я сразу забраковал один из них. Целый час пытался втолковать, чтобы отбросили вариант тайнописных писем. Но американцы были убеждены, что их новейшие технологии русскими не выявляются… Провожу контрольный запуск письма через город Сухуми, где работает моя подружка… Она проговаривается, что именно вчера обнаружено и отправлено шифровальщикам тайнописное письмо.
Мне приходиться возобновить старую дружбу с ростовским парнем из 2‑го управления (контрразведка). Когда-то с ним я познакомился в одном из