Читать интересную книгу Таинство любви - Иоланта Ариковна Сержантова

исчерпает себя сама? Но также, как не надоедает смотреть безотрывно на череду морских вол, нагоняющих друг друга, не может наскучить и жизнь, хотя, случается, тянет она на дно, в тьму глубин, а то бьёт о камни, доводя до бесчувствия. Как море, что манит нас, пусть бы не были долго на его берегу и как бы не было оно далеко само.

Метель

За окном метель. То ветер играет хлопьями лепестков вишни. Они не растают, подобно снежным вихрям зимы, что исхлестав прежде округу мокрым полотенцем по щекам, падут в бессильных рыданиях, но соберутся в низкие хрупкие сугробы. Непрочные, как разношенная пятка носка из козьей шерсти, сквозь которую проглядывает растрескавшаяся от долгой ходьбы ступня, через них видна выпачканная землёю дорога с задержавшимся в складках её морщин пустым сором, кой куда охотнее согрелся бы напоследок в печи промежду дров.

Дождавшись заветного взмаха белого, вышитого ландышами платочка, покинули свои казармы комары. Как не рядись оне в дам, всё одно — разбойники. Идут строем, нападают, позабыв себя, с одною только надеждой испить вражеской, сделавшейся густой от страха крови. А кто уж там перед ними — старец, девица, либо малое дитя, на то им глядеть недосуг.

Солнце, осердившись невзначай, вышло-таки на порог опочивальни, — выспалось, аль для разогнать комариное воинство, ну и сослепу, из-за испускаемого собой сияния наступило на одуванчики, так что едва не раздавило их.

Утром стояли те нарядные, лепесток лепестку. Растопырив крохотные золотые пальчики с заострёнными коготками, пропускали они локоны утреннего воздуха через пятерню, трогали каждый видимый едва волосок и тихо напевали нечто неуловимое. Сердце, что слышало эту мелодию не впервые, ни разу не перепело её никому, ибо, коль выразишь затаённое — не случится, не сбудется оно.

— Метель за окном?

— То ветер играет хлопьями лепестков вишни.

Точка долголетия

Я перечитал кучу учебников, и отыскал то, о чём задумываются многие — точку долголетия, и тут же поведал о находке деду. Тот обрадовался, и показав стёртые наполовину зубы, улыбнулся искательно:

— Сделаешь мне?

— Дед, да я ж не доктор… — начал было отпираться я, но глядя на то, как мрачнеет старик, решился:

— Ладно. не тушуйся. Попробую!

— Да ты не бойся, у тебя получится! Уколы ж ты мне вон уж сколько лет ставишь…

— Ага, мать меня за это грозится упечь, говорит — права не имею. — напомнил я деду, на что тот возмутился:

— Так не дозовёшься, врача-то!

Прежде, чем найти нужное место, я сравниваю ладонь деда со своей, прикладываю к колену, растопырив пальцы, и на уровне безымянного нахожу точку.

Чудится мне или нет, но та выделяется на фоне тонкой сухой, чистой до белизны кожи. Она не светлее, не темнее, но просто — как бы даёт о себе знать:

— Если вы ко мне, то я здесь!

— Не больно?

— Нет. Спасибо. Хорошо.

— Ну, глаза закрой и лежи тихонько.

— Насовсем? — кокетничает дед.

— Я тебе устрою с твоим насовсем! — пугаюсь я и добавляю строго, — Лежи смирно, подойду попозже, сниму.

Дед довольно улыбается и, кивнув, послушно прикрывает глаза. Я выхожу, притворив за собой дверь и чувствуя слабость в ногах, едва не плюхаюсь мимо стула, а спустя мгновение понимаю, что оставил в той точке долголетия все силы, хотя по младости казалось, что несть им сроку и числа.

Уход человека в небытие это трагедия. Каждый из живущих понимает конечность существования, но не осознаёт или, что скорее, не верит в неё. Прошедшее время это не то, с чем разум в состоянии смириться, а уж тем более — верно оценить. Как с этим справляется душа, придётся узнать каждому.

Неуловимость настоящего скапывает с ножа жизни на землю, как кровь, и не успеваешь прочувствовать — каково это, жить. Хватаешься второпях за всё сразу, либо по крупицам, подробно разбираешь что-то одно, а исход… Он одинаков, прежний: ты так ничего и не понял или открылась суть непостижимости бытия, которая принуждает к единственно верному — радоваться тому, которое есть здесь и сейчас.

Кому, как не доктору, вЕдомы эти библейские истины. Они для него — сама очевидность. Столько сердец бывает выслушано… Они, подчас, красноречивее тех, в чью грудную клетку бьются они птицей, и кому верно, без права на отдых, служат. Сколько? На сколь достаёт мочи, а иногда и поболе.

— Не вызывайте меня больше к нему. Он неизлечимо болен.

— И чем же по-вашему?

— Старостью!

— И это повод даже не попытаться помочь?!

— Ему уже ничто не поможет.

— Да. Вы правы. Но лишь отчасти. Только вот, ни одно из лекарств не поможет обрести человечность и сострадание. Вам!

…Уход человека в небытие это трагедия, и каждый из живущих, понимая конечность существования, всё ж не желает мириться с ним. И пусть не отыщется в том смысла, пусть! Зато чище станет душа.

— Куда ты лезешь! Ты же не доктор!

— Всё равно. Сделаю, что смогу.

Ответственность

Взросление — это не умение постоять за себя, не понимание собственного предназначения, то было бы слишком просто, хотя жизнь часто грешит отсутствием сложности, естественностью, желанием покрасоваться, из-за чего нередко терпит в свой адрес: «Ты меня не понимаешь… Я совсем один… За что я тут? Да лучше бы я…» И никому в голову не приходит, что сама по себе жизнь тоже у себя самой одна-единственная. Но, заместо благодарности, костерим по чём зря, не жалея, ни её, ни себя.

Однако взросление — что ж оно такое, в самом деле? Без напоминания убрать игрушки или вычистить зубы? Не позабыть помыть руки перед обедом и сполоснуть после себя тарелку?!

— Неужели так сложно — вымыть за собой посуду? — злится мать, не понимая что да, сложно. И не потому, что появляясь на свет чуть задержался, пропуская лень перед собой, а так как совсем не до того, — занят более важным.

— И чем же это?! Что может быть важнее чистоты в доме?! Когда вокруг прибрано, всё на своих местах, то и на душе хорошо! — твердят взрослые, а ты злишься на них, что отвлекают от… От чего?! Или мешают… Чему?!?

Пожившие несколько сердятся и повторяют постоянно, что «не были такими». Верят в это, либо подзабылось уже за бытом, что есть нечто поважнее того, про что они твердят. А юным, по младости, пока ещё не дано умение сосредотачиваться на своём, на главном, между прочими занятиями чем-то нужным, но пустячным по