Юда, заставляет волей-неволей соглашаться со всем, что они говорят, а сейчас он так и вовсе озвучивает то, что вертится на языке у самого Кирихары. Что может быть более отчаянным, чем надеяться на информационную подачку от врага?
— Слушайте. — Юда трет лоб. — Я знаю, зачем вы здесь. Вы хотите выбить из Деванторы, не картелевская ли это подделка. Я скажу вам: скорее всего, нет, но мне вы не поверите. А разговор с Деванторой вам не понравится.
— Спасибо за заботу, но… — с натянутой улыбкой начинает Арройо.
На заднем плане кто-то из людей Юды хрипло смеется:
— Слышал, Гема? Наши зарубежные друзья думают, что смогут выбить что-то из демона Деванторы.
Но Арройо все равно продолжает:
— Но я не собираюсь ничего из него выбивать. У вас сложилось некорректное мнение о способах нашей работы, коллеги. Я собираюсь задать ему пару вопросов. Не больше.
На невыразительном лице Юды впервые проскакивает что-то не из базового набора эмоций вымуштрованного увальня — он почти улыбается и хмыкает:
— Полагаешь, что умнее Деванторы, американец? — А следом делает приглашающий жест рукой. — Ну вперед. Он внизу, на втором этаже. Попробуй-ка его разговорить.
* * *
Юда доводит их до лестницы — дальше будто бы не позволяет идти видимая только ему надпись «Оставь надежды всяк сюда входящий». Впрочем, они справляются сами. Самая забаррикадированная из всех дверей выглядит как та, что им нужна. Возможно, они узнают ее по тому, что на нее нацелена стационарная турель. За турелью никто не стоит — двое из людей Юды сидят на ящиках у стены, но нужную атмосферу она создает.
Когда Юда уходит обратно наверх, Арройо оборачивается на Кирихару и Бирч:
— Понаблюдаете?
— Пусть лучше думает, что вы наедине, — говорит она, — я послушаю отсюда.
— Эллиот?
— Нет, спасибо, я лучше… останусь здесь. — Не то чтобы Кирихаре улыбается вариант сидеть среди копов-головорезов, но он примерно подозревает, как может пойти разговор Деванторы и Арройо: присутствовать при этом ему совсем не хочется.
— Да брось, — Арройо смотрит на него мягко, будто бы ему уже четырнадцать, а он все никак не освоит езду на велосипеде, «но это ничего страшного, милый»; он замирает у двери, а потом вздыхает: — Я не собираюсь причинять ему никакого вреда.
Кирихара готов поверить ему на слово. Проверять он не хочет.
— Лучше посижу наверху вместе с Николасом, послушаю разговоры. Может, услышу что-нибудь интересное, — говорит он.
У Арройо на лице ни следа разочарования, но, видимо, у него просто было мало ожиданий. Остается только кисло ему улыбнуться и пожелать удачи. Он и желает:
— Удачи. — И берет курс обратно на лестницу.
Правда, он не уверен, что высидит долго. Когда он поднимается, его не удостаивают и взглядом. Что ж, так даже лучше. Пока он не поведет себя подозрительно, всем тут будет все равно. Даже Николасу: удивительно, но тот почти с энтузиазмом переговаривается с лохматым Гемой.
С души падает примерно тонна, но остается висеть еще с десяток мертвых грузов.
* * *
Про Девантору рассказывали многое. Многое писали в его досье, многое сообщали таинственным полушепотом, но больше всего орали во все горло. Преимущественно про то, что он дикий, абсолютно безумный человек.
Ну что же. Арройо даже немного рад возможности убедиться в этом самому.
Девантора встречает его эксцентрично: прикованным к трубе. Он заинтересованно поднимает на Арройо взгляд, будто бы они старые знакомые, которые пересеклись на арт-выставке в гламурной художественной галерее. Арройо дружелюбно кивает ему, сразу отмечая то, что не так бросалось в глаза на бертильоновских фото из его досье: черты лица у него истерические. Будто бы какой-нибудь современный художник вдавил до упора кисть в полотно и начал в припадке чиркать краской, прорывая холст.
Девантора грязный и побитый, в драной майке, с безвольно болтающейся в наручнике кистью левой руки. Точно, он ведь левша. Нужно отдать должное Юде Ваххабу за внимание к деталям.
— О, Альберт!
Девантора зубасто улыбается, и зубы у него местами в крови. Кровь причудливо сочетается с выцветшей красной краской на волосах. В целом он выглядит неплохо. Непохоже, чтобы его сильно били — ну, по крайней мере не ногами. А то, что зубы в крови… по тому, что Арройо слышал про Девантору, можно предполагать, что у него просто альтернативная анатомия. На человека он похож слабо.
Остается надеяться, что эта анатомия не предусматривает суставы, выворачивающиеся во все стороны. Не очень сильно хочется, чтобы в какой-то момент он вытек из наручников и пополз по потолку.
Арройо решает, что лучшая тактика — присоединиться к веселью, так что он легко улыбается, говоря:
— Нет.
— М-м-м… Эдмунд? — ни наручники на руке, ни остатки крови на зубах не мешают Деванторе развлекаться.
— Мимо. — Арройо сметает невидимую грязь с сидушки стула и присаживается у стены; потом думает-думает и встает, чтобы приоткрыть окно под потолком. — Но я ценю ваши попытки.
В комнату прорывается символический ветер: прохлады он не несет, но начинает гонять затхлый воздух по комнатушке, создавая иллюзию перемены настроения. Пол грязный, стены и углы в плесени, из пятен на матрасе можно собрать десяток созвездий.
Деванторе это будто бы нипочем.
— Да стой, — он прищелкивает пальцами руки, прикованной к батарее, — я сейчас вспомню.
Арройо прикидывает, какая дистанция будет между ним и Деванторой, если он вдруг решит вытянуть ноги. Следом припоминает самую приличную методичку по ведениям допросов в полевых условиях. И решает не рисковать.
— И каркнул ворон: «Невермор», — улыбается он и вздыхает.
— Да черт, — выругивается Девантора, а потом смеется. — Зачем ты подсказываешь? Чуть-чуть оставалось!
В досье Деванторы черными пикселями по белым прописано: до первой ходки в колонию он существовал в качестве внучатого племянника главы крупного промышленного холдинга. Это было больше двадцати лет назад, так что для следствия никакого значения не имело: все эти двадцать лет он зарабатывал себе очки популярности, будучи палачом Картеля, а не наследником миллионных акций. Но тем не менее он что-то знал про Эдгара По.
В заплесневелой каморке с костяками водопроводных труб, торчащими из стены, это ему пригодилось.