ножен, убеждаясь, что она вынимается свободно, и двинулся к своему месту подле штурвала, на ходу засовывая ее обратно.
– Чуть круче к ветру, – скомандовал он. – Так держать!
«Молния» привелась к ветру и лежала под обстененными парусами, – видимо, сейчас у штурвала никого не осталось. Люгер по-прежнему был у ее борта, четыре канонерки, убрав паруса, застыли между двумя бригами. Хорнблауэр видел, как канониры на них склонились над двадцатичетырехфунтовыми погонными орудиями.
– Поставьте матросов к шкотам, мистер Фримен, будьте добры. Мы пройдем между канонерками. Канониры, готовьсь! Руль круто под ветер!
Штурвал повернулся, «Porta Coeli» послушно легла на другой галс. Очень близко грянули выстрелы, и палуба взорвалась фонтаном щепок из рваной дыры у кнехтов грот-мачты: двадцатичетырехфунтовое ядро, выпущенное с близкого расстояния почти вверх, пробило и борт, и палубу.
– К повороту! Руль на борт! – заорал Хорнблауэр, и «Porta Coeli» на новом галсе вошла в узкий просвет между канонерками. Одна за другой выстрелили каронады обоих бортов. Хорнблауэр видел канонерку справа: человек пять – у румпеля на корме, гребцы – по двое на каждое весло – налегают изо всех сил, пытаясь развернуть суденышко, еще человек пять – у погонного орудия. Кто-то в красном платке стоял у мачты, держась за нее рукой; Хорнблауэр видел его раскрытый от ужаса рот. Тут ядра обрушились на суденышко. Человек в красном платке исчез – может быть, прыгнул в воду, но, вероятнее, его разорвало в клочья. Корпус канонерки – по сути, просто большой шлюпки, укрепленной, чтобы нести пушку, – разваливался на куски; борт вмяло, словно ударами кузнечного молота. На глазах у Хорнблауэра ее заполняла вода, – видимо, ядра, выпущенные сверху, вслед за бортами пробили и дно. Тяжелый нос ушел в волны под весом пушки, корма еще оставалась над водой. Затем пушка соскользнула, и остов на мгновение встал ровно, прежде чем перевернуться. Среди обломков плавали люди. Хорнблауэр глянул за левый борт: вторая канонерка уже погрузилась по планширь, команда пыталась спастись вплавь. Тот, кто командовал этими канонерками, безмозглый глупец – нельзя было подставлять их под огонь настоящего военного корабля, пусть даже такого маленького, как «Porta Coeli». Они хороши лишь против беспомощного судна – севшего на мель или лишенного мачт.
Шасс-маре и «Молния», по-прежнему сцепившиеся бортами, были уже совсем близко.
– Мистер Фримен, будьте добры, зарядите картечью. Мы пройдем вдоль борта француза. Один бортовой залп, затем в дыму возьмем его на абордаж.
– Есть, сэр.
Фримен повернулся, чтобы отдать приказы.
– Мистер Фримен, все свободные матросы нужны мне в абордажной команде. Вы останетесь здесь…
– Сэр!..
– Вы останетесь здесь. Отберите себе шесть надежных матросов, чтобы вывести корабль отсюда в случае, если мы не вернемся. Вы поняли, мистер Фримен?
– Да, сэр Горацио.
Покуда «Porta Coeli» неслась к французу, у Фримена еще оставалось время отдать приказы, а у Хорнблауэра – с удивлением отметить, что его слова о возможности не вернуться были вполне искренни. Он чувствовал странную решимость победить или погибнуть – он, человек, пугающийся теней. Матросы орали как безумные, французский люгер стремительно приближался. Уже можно было разобрать его название на корме: «Бонн Селестин» из Орнфлера. На борту видны были синие мундиры и белые штаны. Это солдаты – значит правда, что Бонапарт из-за нехватки артиллеристов вынужден забирать в армию моряков, а на их место отправляет необученных рекрутов. Жаль, что сейчас они не в открытом море, где большинство новобранцев страдало бы от качки.
– Подведи нас к борту, – приказал Хорнблауэр рулевому.
На палубе «Бонн Селестин» царило замешательство: солдаты бежали к орудиям левого борта, того, к которому приближался бриг.
– Тихо, ребята! – крикнул Хорнблауэр. – Тихо!
В наступившем молчании ему почти не пришлось повышать голос.
– Канониры, смотрите, чтобы каждый выстрел попал в цель. Абордажная команда, готовы?
В ответ раздался новый многоголосый крик. Тридцать человек с пиками и тесаками пригнулись за фальшбортом; как только будет дан бортовой залп и спущен грот, освободятся еще тридцать: маловато для абордажа, если только картечь не нанесет противнику заметный урон и рекруты не дрогнут. Хорнблауэр глянул на рулевого: седобородый моряк спокойно оценивал расстояние между судами и в то же время смотрел на нижнюю шкаторину грота – «Porta Coeli» как раз привелась к ветру. Хорнблауэр сделал мысленную отметку: похвалить его в рапорте. Рулевой круто повернул штурвал.
– Грот долой! – заорал Фримен.
Оглушительно взревели пушки «Бонн Селестин», и в клубящемся дыму лицо обожгло крупинками пороха. Грянули каронады «Porta Coeli», два судна с треском сошлись бортами. Хорнблауэр выхватил шпагу и в дыму вскочил на фальшборт. В тот же миг кто-то рядом одним прыжком перемахнул на палубу «Бонн Селестин» – это был Браун с тесаком в руке. Хорнблауэр прыгнул за ним, но Браун оставался впереди, разя направо и налево возникающие из дыма фигуры. На палубе лежали груды убитых и раненых – те, кого накрыло картечью с «Porta Coeli». Хорнблауэр споткнулся о чью-то ногу, с трудом удержал равновесие, увидел стремительно надвигающийся штык и в последнее мгновение увернулся. В левой руке у него был пистолет; он направил дуло французу в грудь и выстрелил почти в упор. Дым рассеялся. На баке британские матросы рубились с загнанными в угол солдатами – Хорнблауэр слышал звон стали, – но на корме не осталось ни одного француза. Подштурман Гиббонс тянул фал, спуская с мачты трехцветный флаг. Справа высилась «Молния», над ее фальшбортом мелькали кивера французских пехотинцев. Затем появились голова, плечи, ружейное дуло. Оно начало поворачиваться от Гиббонса к Хорнблауэру, и тут Хорнблауэр выстрелил из второго ствола. Француз упал. С «Porta Coeli» на люгер перепрыгивали матросы – вторая половина абордажной команды.
– За мной! – крикнул Хорнблауэр, торопясь захватить «Молнию», пока там не организовали оборону.
Бриг был выше шасс-маре, так что предстояло карабкаться вверх. Хорнблауэр