суше положит конец и его славе непобедимого полководца, и его правлению. Не исключено, что нынешние пророчества так же ошибочны.
– Вижу парус! – крикнул дозорный с мачты – и тут же: – Это «Молния», сэр!
Бриг бунтовщиков был там же, где вчера; разошедшийся туман на миг явил его взглядам и тут же сомкнулся вновь. Затем налетел порыв ветра и унес туман окончательно. Хорнблауэр принял решение, которое так долго откладывал.
– Корабль к бою, мистер Фримен, будьте любезны. Мы их вытащим из норы.
Разумеется, другого пути не оставалось. В первый же час после захвата вестиндийца из Гавра во все окрестные французские порты поскакали гонцы – сообщить, что британский бриг с белым крестом на марселе ведет двойную игру. До этой стороны эстуария новость добралась примерно к полуночи: гонец мог переправиться через реку на пароме в Кильбефе. Все ждут, что бриг совершит еще одно нападение, и левый берег реки – самое подходящее место для атаки. Промедлить – значит дать бунтовщикам шанс устранить недоразумение; если на берегу узнают, что в заливе Сены два английских брига-близнеца, мятежники будут спасены. Нельзя терять ни часа.
Все очень ясно и логично, и тем не менее Хорнблауэр, стоя на шканцах, нервно сглотнул. Бой предстоит беспощадный – и очень скоро. На палубу «Porta Coeli» обрушится град картечи. Быть может, час спустя он будет лежать убитым или кричать под ножом корабельного врача. Вчера ночью ему угрожало поражение, сегодня угрожает смерть. Приятное тепло от купания улетучилось, по телу пробегал озноб. Хорнблауэр яростно оскалился от жгучего презрения к себе и принялся расхаживать по крохотным шканцам нарочито легкой походкой. Все дело в воспоминаниях, сказал он мысленно, это они лишают его мужества: память о том, как Ричард семенит рядом, крепко сжимая ручонкой отцовский палец, память о Барбаре… даже о Смолбридже и Бонд-стрит. Он не хочет расставаться с «цветущим пределом радостно-светлого дня»[40]. Он хочет жить, а ему, возможно, скоро предстоит умереть.
На «Молнии» поставили еще паруса: косой грот и кливера. В крутой бейдевинд она успела бы достичь Орнфлера раньше, чем «Porta Coeli» приблизится на расстояние выстрела. Страхи Хорнблауэра отступили на задний план, настолько занимательна была нынешняя тактическая задача.
– Пожалуйста, мистер Фримен, проследите, чтобы матросы позавтракали, – сказал он. – И пушки пока выдвигать не стоит.
– Есть, сэр.
Впереди долгий тяжелый бой; лучше, если матросы позавтракают. А выдвинуть пушки – значит показать бунтовщикам, что «Porta Coeli» рассчитывает на сражение; они сообразят, что помощи от французов ждать почему-то не стоит. Чем полнее будет неожиданность, тем больше шансов на легкую победу. Хорнблауэр с ненавистью разглядывал «Молнию» в подзорную трубу, чувствуя холодную, тупую злобу на бунтовщиков, из-за которых должен рисковать жизнью. Сочувствие, которое он испытывал, сидя в покойном адмиралтейском кабинете, совершенно ушло. Мерзавцы заслужили виселицу – от этой мысли в его настроении произошла разительная перемена. Он даже сумел улыбнуться Фримену, когда тот доложил, что бриг готов к бою.
– Очень хорошо, мистер Фримен.
В груди бурлило волнение; Хорнблауэр вновь навел трубу на «Молнию», когда с мачты раздался крик:
– Эй, на палубе! От берега отходит целая флотилия маленьких судов, сэр. Сдается, они движутся к «Молнии», сэр.
Бунтовщики выполняли тот же маневр, что и вчера: шли к французскому берегу, не подпуская «Porta Coeli» на расстояние выстрела. Они решат, что это приветственная депутация. На «Молнии» обезветрили грот, все движения брига замедлились. Хорнблауэр предполагал, что на шканцах кипит жаркий спор: одни мятежники настаивают, что от «Porta Coeli» надо держаться подальше, другие не хотят окончательно сдаваться французам. Быть может, есть и те, кто требует вступить в бой, и даже такие, кто предлагает капитулировать и отдаться на милость судей. В любом случае решение будет принято не единогласно. Наконец парус вновь наполнился ветром; «Молния» шла прямым курсом к Орнфлеру и канонеркам. От «Porta Coeli» ее по-прежнему отделяли мили две.
– Канонерки приближаются к ней, сэр, – произнес Фримен, глядя в подзорную трубу. – А тот люгер шасс-маре полон людьми. Боже! Вот и пушка.
С «Молнии» дали предупредительный выстрел – возможно, чтобы канонерки не приближались, пока команда не примет окончательное решение. В следующий миг она повернула – бунтовщики наконец осознали, что французы их атакуют, – и тут же мелкие суденышки устремились к ней, словно гончие, берущие в кольцо оленя. Прозвучал пяток выстрелов – слишком нестройных, чтобы их можно было назвать бортовым залпом. Канонерки двигались прямо на бриг, длинные весла – по шесть с каждой стороны – придавали им дополнительную скорость и маневренность. Их носы окутались дымом, и над водой прокатился грохот двадцатичетырехфунтовых орудий, куда более низкий, чем тот звук, с которым били каронады «Молнии». Люгер сошелся с нею борт к борту; в подзорную трубу Хорнблауэр видел, как абордажная команда прыгает на палубу брига.
– Пожалуйста, выдвиньте пушки, мистер Фримен, – сказал он.
События развивались с ошеломляющей быстротой – ничего подобного Хорнблауэр не предвидел. Впереди по-прежнему шел отчаянный бой, но, по крайней мере, с французами, не с англичанами. Над палубой «Молнии» клубился пистолетный дым – команда сопротивлялась захватчикам.
Он прошел несколько ярдов в сторону бака и обратился к канонирам:
– Слушайте меня, ребята. Канонерки надо потопить, как только мы с ними сблизимся. Хватит по бортовому залпу на каждую, если будете целить метко. Цельте как следует, в основание мачт. Не стреляйте, пока не будете уверены, что попадете.
– Есть, сэр! – ответили несколько голосов.
Рядом возник Браун:
– Ваши пистолеты, сэр. Я перезарядил их и вставил новые капсюли.
– Спасибо, – ответил Хорнблауэр. Он сунул пистолеты за пояс, по одному с каждой стороны, там, где до них легко будет дотянуться обеими руками. Это немного походило на детскую игру в пиратов, но через пять минут пистолеты могли спасти ему жизнь. Он наполовину вынул шпагу из