нормами, растущими индивидуальными устремлениями и моделями мышления, все больше напоминающими то, как мыслят люди Запада[529].
Задумаемся об этом. Война ужасна, но некоторые ее психологические последствия при верных условиях могут способствовать развитию кооперативных институтов, позволяющих обществам расти и процветать. Может ли культурная эволюция изобрести способ пользоваться положительным воздействием такой межгрупповой конкуренции на психологические особенности людей без всего того отрицательного, что ей сопутствует, — без страданий, разрушений и смертей?
Приручение межгрупповых конфликтов
В результате появления банкоматов, телефонного банкинга и новых систем учета кредитных историй штаты США в конце 1970-х гг. начали дерегулировать свои банковские сектора. До этого каждый новый банк должен был получить лицензию («хартию») от своего штата. Эти лицензии ограничивали рост банков, препятствовали открытию новых филиалов, запрещали банкам выход за границы штатов и в целом сдерживали конкуренцию между ними. Новый порядок регулирования — «дерегулирование» — положил конец местным банковским монополиям, снизил неэффективность организационных структур и, что важнее всего для нашей истории, существенно увеличил доступность кредита. Кредит стимулировал создание новых предприятий и тем самым усиливал конкуренцию между фирмами во всех сферах экономики — от строительства и услуг до производства и высоких технологий[530].
То, как этот процесс дерегулирования разворачивался на уровне отдельных штатов, представляет собой естественный эксперимент, который позволяет нам задаться вопросом: не напоминает ли влияние на человеческую психологию роста конкуренции между фирмами рассмотренное выше влияние насильственных форм межгрупповой конкуренции? Может ли экономическая конкуренция способствовать росту обобщенного доверия или кооперации? Законодательные изменения в банковской отрасли вводились в разных штатах в разные годы на протяжении нескольких десятилетий, как правило, в результате действия несистематических политических факторов. Другими словами, они происходили псевдослучайным образом, по крайней мере если рассматривать их взаимосвязь с уровнем доверия и интенсивностью конкуренции между фирмами в конкретном штате; таким образом, мы можем рассматривать их как экспериментальную «терапию», направленную на усиление конкуренции между фирмами. Сравнивая происходившие на протяжении какого-то времени изменения в уровне доверия, случившиеся в тех штатах, которые подверглись «терапии» (дерегулированию), и в тех, где ее не проводилось, мы можем оценить влияние межгрупповой конкуренции на обобщенное доверие.
Если говорить более конкретно, создание новых фирм, вызванное увеличением доступности кредита вследствие дерегулирования, должно было повысить конкуренцию между ними в масштабах всей экономики каждого из штатов (а не только в банковском секторе). В условиях такой возросшей конкуренции фирмы, которые лучше мотивировали сотрудников к более слаженной и эффективной работе, должны были иметь больше шансов на выживание, процветание и копирование своих решений другими предприятиями. В той степени, в какой практики, правила, организационная структура, отношения и управленческие подходы более успешных фирм могли имитироваться или распространяться иными способами (а также потенциально совершенствоваться), фирмы во всей экономике в среднем должны были эволюционировать в сторону большей кооперативности. Однако, поскольку растущие фирмы часто нанимают на работу людей, относительно мобильных как с точки зрения межличностных отношений, так и в смысле выбора места жительства, усиление конкуренции между фирмами должно усиливать обобщенную просоциальность, а не социальную укорененность и просоциальность, основанную на межличностных отношениях. Поскольку все больше людей проводят бóльшую часть времени в более кооперативной среде, управляемой беспристрастными нормами, их доверие и склонность к кооперации в отношении анонимных незнакомцев должны в целом расти — даже вне работы. Разумеется, эти психологические сдвиги могут распространяться вширь по всей сети социальных связей, поскольку те, на кого психологически влияет межгрупповая конкуренция, взаимодействуют с другими и влияют на них[531].
Интересная история, но правдива ли она? Многие считают, что любые формы конкуренции превращают людей в жадных, эгоцентричных мошенников. Могла ли культурная эволюция в самом деле найти способ встроить одомашненную форму межгрупповой конкуренции в нашу экономическую систему? Я называю эту форму межгрупповой конкуренции (или конкуренции между фирмами) «одомашненной» потому, что культурная эволюция, похоже, приручила «дикую» форму межгруппового конфликта (войну), которая часто бывает смертельно опасной, и встроила ее в современные институты таким образом, чтобы поставить себе на службу ее социальные и психологические эффекты.
Чтобы понять, действительно ли конкуренция между фирмами или другими добровольными объединениями может способствовать росту обобщенной просоциальности, экономисты Патрик Франсуа, Томас Фудзивара и Танги ван Иперсель собрали базу данных по трем ключевым показателям. Во-первых, они включили в нее год, когда каждый из американских штатов дерегулировал свой банковский сектор. Во-вторых, для измерения интенсивности конкуренции между фирмами они собрали данные об открытии новых и закрытии старых предприятий за каждый год в каждом штате США. Рост конкуренции должен сопровождаться появлением большого числа новых фирм — свежих конкурентов — и «гибелью» старых, неуспешных компаний. В крайнем случае монополии конкуренции нет вообще, поэтому не появляется и не исчезает ни одной фирмы. Эти два показателя позволяют нам установить, действительно ли дерегулирование банковской деятельности усилило конкуренцию между фирмами. В-третьих, для измерения обобщенного доверия они собрали все доступные данные по ответам на вопрос всеобщего доверия (ВВД) с 1973 по 1994 г. по большинству штатов США (рис. 1.7 — карта распределения ответов на ВВД). Напомню, что ВВД звучит так: «В целом считаете ли вы, что большинству людей можно доверять, или, напротив, в отношениях с людьми следует быть осторожными?»
На рис. 10.3 показаны временны́е зависимости двух показателей межгрупповой конкуренции — открытия и закрытия фирм, а также изменения уровня обобщенного доверия, выраженного как доля респондентов, которые отвечают на ВВД, что «большинству людей можно доверять». Хотя в разных штатах дерегулирование проводилось в разные годы, на графике мы можем их совместить, приняв год дерегулирования за нулевой и измерив изменения в показателях конкуренции между фирмами и обобщенного доверия, приняв их значения в этот год за единицу. Справа от года 0 на рис. 10.3 мы видим, как менялась интенсивность конкуренции в каждый год после дерегулирования. Слева от года 0 — годы, предшествовавшие дерегулированию. Отметка –2 на горизонтальной оси означает два года до дерегулирования, а отметка 2 — два года после дерегулирования. Вертикальная ось слева показывает увеличение или уменьшение доли людей, утверждающих, что «большинству людей можно доверять», по сравнению с годом 0. Аналогичным образом вертикальная ось справа показывает изменение на душу населения числа фирм, появляющихся или исчезающих в экономике штата по сравнению с годом 0.
Поразительно, но если до дерегулирования показатели и доверия, и конкуренции между фирмами были стабильны, то сразу после конкуренция словно встает на эскалатор. Через несколько лет на тот же эскалатор попадает и обобщенное доверие. Примерно через десять лет уровень доверия в штатах, где было проведено дерегулирование, выше в