Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое вопиющее бездушие ее просто потрясло.
— А то, что это подлость! — воскликнула она — лицо пылало от чего-то, весьма похожего на стыд. — Как же вы могли?..
— Не заставляй меня применять Силенцио, — негромко сказал Северус, одарив ее таким убийственным взором, который наверняка вселил бы благоговейный трепет в любого, кроме его матери, и, возможно, Волдеморта.
— Но... — начала Лили, но ее слова заглушил возглас Сириуса:
— Ебать, Сохатый! Ну, теперь-то ты видишь? Она совсем рехнулась...
— Это все из-за проклятия!
— А что если нет, бля? — прокричал Сириус. — Если это никакое на хуй не проклятие, и она этого правда хочет? Тогда до тебя наконец дойдет?
— Тс-с, — неожиданно зашипел Ремус; Лили не поняла, почему, пока...
...пока на залитый светом факелов пол не легла черная тень — из-за угла появилась...
...профессор Макгонагалл.
— Двадцать пять баллов с Гриффиндора, мистер Блэк, — сказала она резко, — за такие выражения. Все остальные, — Макгонагалл остановилась неподалеку от выясняющей отношения четверки и окинула их внимательным, почти осуждающим взором, — вы должны явиться к директору.
— Но мы ничего не делали! — запротестовал Питер. — Пожалуйста, профессор, это все Снейп...
— Ничего подобного! — возмутилась Лили. Северус рядом вздохнул — тихонько, почти неразличимо.
— Мистер Петтигрю, мисс Эванс, — произнесла Макгонагалл таким металлическим тоном, что это уже смахивало на лязганье, — об этих бесконечных драках мы поговорим потом. Сейчас речь пойдет о другом. Вас четверых, — она взглянула на Мародеров поверх очков, — как и мистера Снейпа, хотел видеть директор. Прямо сейчас. Будьте так добры, следуйте за мной.
На Ремусе, как заметила Лили, просто лица не было. Остальные излучали смесь надежды, раздражения, отвращения и беспокойства — в разных пропорциях... но Ремус выглядел так, словно только что увидел, как для него возводят эшафот. Неужели он знал, чего от них хочет директор? Но тогда при чем тут Сев?
— Мисс Эванс, — сказала Макгонагалл, — возвращайтесь в башню Гриффиндора.
— Что? Но я тоже хочу с ними, — брякнула Лили.
— Чего вы хотите, не имеет значения, — казалось, ее задело уже одно предположение, что Лили может думать иначе. — Происходящее вас не касается. Вы пятеро — за мной. И чтоб никаких мне выяснений отношений — ни оскорблений, ни заклинаний, ни драк по дороге.
Ощутив прикосновение к локтю, Лили вздрогнула. Еле заметное, легкое как пушинка, но все-таки она его почувствовала. Вряд ли Сев задел ее случайно; нет, он нарочно до нее дотронулся, когда переступал порог.
Забавная мелочь, пустяк — но сердце тут же встрепенулось и взмыло к небесам, как птица, у которой наконец-то срослось крыло. Лили смотрела им вслед — Северус шел последним, бесшумной, скользящей походкой — и на душе становилось необычайно легко, в ней просыпалась надежда...
А потом он бросил взгляд через плечо, когда сворачивал за угол, и на какой-то миг их глаза встретились. Радость полыхнула внутри, как петарда, у которой подожгли фитиль; Северус мгновение помедлил...
...а потом вся процессия скрылась за поворотом.
"Все будет хорошо, — подумала Лили; от облегчения на нее накатила слабость. — Северус изворотливый — он как-нибудь выкрутится".
Но она не собиралась на этом успокаиваться и просто сидеть и ждать в гриффиндорской башне, как пай-девочка. Похоже, на пай-девочку она вообще больше не тянула.
К счастью, в Директорскую башню можно было попасть по потайному ходу. О нем мало кто знал; Дамблдор сам показал его Лили во время войны.
Она затворила за собой дверь в тот заброшенный коридор и побежала; нужно было поторапливаться, чтобы не пропустить ничего важного.
Глава 22
Потайной ход заканчивался за книжным шкафом. Там имелось и второе ответвление, которое вело в личные апартаменты директора, но ее интересовало именно это, позволяющее попасть в кабинет. А если отодвинуть в сторону маленькую панель, то можно было услышать все, что происходит за стеной. Лили невольно задумалась, часто ли Дамблдор стоял тут, наблюдая за студентами — или, может быть, членами Ордена? — которые ждали его в кабинете.
Чтобы отодвинуть панель, до нее сначала пришлось дотянуться — Дамблдор был на голову выше Лили, а эта штука располагалась на уровне его глаз. Так что в комнату заглянуть не получилось, но зато стало слышно...
Голос Сириуса. В памяти всплыло его лицо — то, как он выглядел в коридоре; ожесточившийся, мрачный, излучающий неприязнь, едва ли не отвращение... отчего-то это воспоминание оказалось неожиданно болезненным.
— ...хули ли мы вообще тут.
— Я знаю, почему, — сознался Ремус; судя по слабому и бесцветному голосу, его мутило.
— Ты? Откуда? — опять Сириус. Лили слышала частые, прерывистые вдохи, почти что всхлипы — похоже на Питера... приглушенные шаги — кажется, кто-то расхаживал по комнате взад-вперед...
— Погоди-ка, — воображение само дорисовало, как Сириус остро прищурился. — А ну-ка погоди... Это Сопливчик, да? Та херь с твоими глазами?
— Бродяга... — попытался было вставить Ремус — безуспешно, тот продолжил говорить, наплевав на любые возражения. Лили решила, что Сева с ними не было; должно быть, Дамблдор отвел его куда-то еще, решив разделить этих пятерых. Ей вспомнилось, как Северус сказал: "У него появятся догадки", — и сердце сжалось в груди... но пропускать мимо ушей ругательства Сириуса становилось все труднее и труднее.
— ...почему этот поганый говнюк тебя вылечил, и у тебя делалось такое странное лицо, а теперь нас вызвал Дамблдор, и мы сидим тут кучкой, как моллюски на камешке, и ни хера не делаем, и Снейпа тоже вызвал, хотя мы эту падлу даже не трогали, а сейчас ты говоришь, что что-то знаешь... Что это за хуета, Лунатик?
Лили затаила дыхание. Шорох шагов стих — тот, кто расхаживал по комнате, остановился, а затем по ту сторону книжного шкафа раздался негромкий голос Джеймса:
— Лунатик? Все будет хорошо. Если ты вдруг что-то выяснил, то можешь нам рассказать.
— Я знаю, — в тишине слышалось дыхание Ремуса. — Знаю. — Вдох. Выдох. Еще; и еще... — Снейп... он донес властям... о трех незарегистрированных анимагах.
Питер тоненько ахнул. У Лили глаза на лоб полезли.
— Этот ебаный говнюк... — начал было Сириус.
— О Мерлин, — промолвил Джеймс. — Лунатик, но откуда ты... Это он тебе сказал, да?
— Да, — хрипло признался Ремус.
— Заебись... И ты молчал?! — практически взревел Сириус. — Ты все знал и ничего, блядь, не сказал?!
— А если б я рассказал, то что дальше? О, я прекрасно знаю — как-никак, шесть лет это наблюдал, точнее, пять с половиной, но это неважно — вы бы стали за ним охотиться, а потом совершили что-нибудь ужасное, точь-в-точь как в прошлый раз, когда он хотел, чтобы нас отчислили! Потому что, разумеется, это же жуткое преступление, за которое нужно сразу убивать!
Слова хлынули из него потоком, лились в ошеломленную тишину; голос Ремуса дрожал и срывался — от ярости, от беспомощности, но он явно не боялся, а просто вываливал все, что давно наболело. У Лили закружилась голова... отчисление? Убийство? О чем это он?
— Я ведь уже извинился, — прорычал Сириус.
— Лунатик, — попытался вмешаться Джеймс, но Ремус не дал себя перебить. А судя по звенящему от напряжения голосу, возможно, и вообще ничего не услышал.
— Ты извинился передо мной, не перед Снейпом, и ты так и не понял, так до сих пор и не понимаешь, за что тебе следовало просить прощения! Ты отправил Снейпа в пасть к оборотню...
Чтобы не вскрикнуть, Лили зажала себе рот — той рукой, в которой не было палочки.
— ...ко мне в пасть, и ты так и не понимаешь, что это значит!
— Сдохший на хуй Пожиратель — вот что это значит! Не спаси Сохатый его поганую шкуру, их тут стало бы на одного меньше! — голос Сириуса был пугающе мрачным. Сердце у Лили колотилось как безумное.
— Но это же убийство, Бродяга, — Джеймс говорил встревоженно, но тихо, и Лили подумала: "Слава Богу, ты хоть это понимаешь..." — Мы ведь уже обсуждали...
— Ага, только вы так ни хера и не поняли. Ты живешь в таком радужном мире, Сохатый, — мы друзья, дай пять, все стало хорошо опять... Вот только хуя с два это так! Пожиратели пиздец как реальны, и они хотят убивать людей, людей, которые ни в чем не виноваты. Убей Пожирателя — спасешь невинного, вот как устроен мир! Вот что такое война — а она приближается, я точно знаю, даже если вы все в нее и не верите.
— Но не убивать же нам их теперь, — возразил Джеймс, и как же Лили была ему благодарна за то, что хоть он это видит. — Только когда нам совсем не оставят выбора...
— А когда нам его не оставят? Кого должны убить Снейп и эти его дерьмовые извращенцы? Может быть, Эванс? Кажется, ее судьба тебя заботит...
— Если ты хочешь стать убийцей и чудовищем, — у Ремуса дрожал голос, — это твой выбор, если я — или Джеймс, или Питер — если кто-то из нас захочет это сделать, то это его решение и его выбор, но мне-то ты его не дал! Ты использовал меня, едва не превратил в чудовище, сделал меня своим орудием, но орудие ли или чудовище — я все равно не человек! Ты понимаешь, что это значит? У меня нет выбора, когда я такой! Я бы все за него отдал, все, что только можно! Ты должен был меня остановить — я был не в себе, не мог себя контролировать — а вместо этого ты натравил меня на другого человека! Я думал, что могу на вас положиться, что вы не дадите мне ни на кого напасть, что если я не могу доверять себе — а я знаю, что не могу, — то уж вам-то троим доверять точно можно!