Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была там, когда все только начиналось — много лет тому назад, в тот солнечный день у дерева рядом с озером.
Но отвернулась и умыла руки.
И то новое, что она смогла разглядеть, превратилось в понимание и легло поверх прежних ее убеждений, точно асфальтовая дорога, устремленная в будущее.
— Так что же нам тогда делать? — прошептала она.
Северус долго не отвечал, и у нее колотилось сердце — все сильнее и сильнее, с каждым мгновением тишины, с каждым мгновением молчания — пульсировало в висках, в ушах, в пальцах...
— Что делать тебе, ты решишь сама, — сказал он наконец. — Что до меня, то я собираюсь исчезнуть.
Внутри стало пусто — как от заклинания, разом испарившего всю ее кровь.
— Исчезнуть? — собственный голос показался ей чужим — так слабо он прозвучал.
— Да, — по его лицу было ничего не разобрать. Как и по интонациям — бесцветным, тусклым. — Глупо было даже помышлять о возвращении сюда. Что ж, по крайней мере, теперь я это понял. Когда я уйду, все вздохнут с облегчением... все, включая и меня.
— Но... но ты не можешь, — все так же слабо сказала Лили.
Что я без тебя буду делать?
Она моргнула — эта мысль Люмосом воссияла в голове, но вместо того, чтобы промелькнуть и потухнуть, оставив после себя только смутные следы, продолжила гореть ровно и ярко, точно огонек волшебной палочки.
— Я обо всем позаботился, — Северус продолжал говорить — а Лили просто стояла рядом, и та единственная мысль тихим светом наполняла все ее существо. — Можешь не опасаться амбициозных слизеринцев — как, впрочем, и остальных студентов; ты защищена как от случайных атак, так и от спланированных нападений. Но больше я тебе ничего не расскажу, на случай, если Дамблдор...
За спиной у Лили бухнуло — будто что-то твердое с размаху врезалось в дерево. Северус замолчал, и они оба услышали:
— Снейп! — толстая дубовая дверь приглушала звуки, но это был точно Джеймс — его голос... — Мы знаем, что ты там!
— Он что, не мог придумать ловушку поумнее? — с неприкрытым отвращением фыркнул Северус.
— Мы знаем, что Эванс у тебя!
— Твой выход, — Северус повернулся, собираясь уходить.
Ее губы шевельнулись: нет!..
— Сев! — Лили поймала его за руку — пальцы легли на сгиб локтя.
— Снейп! Открой дверь!
Она слышала, что снаружи началась какая-то возня, но сознание раздвоилось — будто освоило тот фокус с разделением разума, о котором упоминал Сев; одна ее половина воспринимала то, что вокруг, а другая видела только Северуса — насколько его можно было разглядеть в этом коридоре, скудно освещенном и пропахшем пылью; и сердце у Лили трепетало, готовое выпрыгнуть из груди, а в сердце трепетала уверенность, что надо все как-то исправить, хоть она и не представляла, что делать и как найти слова...
— Пожалуйста, не уходи, — взмолилась она, вкладывая в эти слова все сразу — и сиюминутное "не уходи отсюда", и более глобальное "не уходи из школы", но прежде всего, конечно, всеобъемлющее "не уходи из моей жизни". Ибо если Лили и была в чем уверена, так это в том, что если позволит Северусу исчезнуть сейчас, то больше никогда его не увидит.
За дверью что-то взорвалось, но монолитная створка не поддалась, только в воздухе едко запахло гарью. Лили даже не стала смотреть, что там случилось.
Северус стоял к ней спиной — помедлил еще мгновение, а потом все-таки повернулся. У Лили екнуло сердце — она и сама не знала, от облегчения или прилива адреналина...
...а потом он прошел мимо нее и распахнул дверь настежь.
В коридор хлынул факельный свет, и все вокруг снова стало цветным — но Лили не могла отделаться от чувства, что она что-то потеряла.
На щербатой двери снаружи появилась крупная подпалина. Северус взглянул на нее:
— Уничтожаем школьную собственность, Поттер? И на редкость бездарно, к тому же. Ай-яй-яй.
— Ты!.. — Джеймс был вне себя. Его лицо, всегда такое жизнерадостное, стало бледным как мел и исказилось, будто от страха. Это настораживало, пожалуй что даже пугало.
Лили подошла ближе, заглянула в коридор, встав за плечом у Северуса, но, как и он, порог так и не переступила.
— Что случилось? — спросила она, наполовину опасаясь, что Джеймс попал под какое-то темное заклятье; от этой школы всего можно ожидать...
— Эванс! — выдохнул Джеймс и бросился вперед...
Ослепительная вспышка — и его сбило с ног и отшвырнуло назад; он по инерции отлетел на несколько шагов и шлепнулся на пол.
— Сохатый, я же предупреждал, что тут чары! — недовольно произнес Питер, в то время как Ремус наклонился, чтобы помочь Джеймсу — но с тем же успехом мог и не утруждаться, потому что уже через мгновение тот вскочил сам, растрепанный и взъерошенный.
— Может, мне кто-нибудь объяснит, что стряслось? — спросила Лили ошарашенно. — Ремус?..
— Ну, помимо всего прочего, — скороговоркой выпалил тот — будто пытался сказать как можно больше, пока его не перебили, но не хотел накалять атмосферу, — Фелисити Медоуз.
Лили застонала.
— Вот же корова — в каждой бочке затычка...
— Сейчас же отдай Эванс, — Джеймс почти задыхался, — мы знаем, что ты держишь ее под темным заклятьем, Снейп, мы знаем...
— Лили свободная личность, — Северус говорил без нажима, но нотки скучного отвращения в голосе превращали его слова в изысканное оскорбление. — Захочет — пойдет с тобой, захочет — останется здесь, захочет — отправится на пикник в Швейцарские Альпы.
— В январе? Ни за что, — откликнулась Лили, пытаясь подавить раздражение — на Джеймса и на этот его крестовый поход, призванный спасти ее от несуществующей опасности. — Ты о чем вообще говоришь? Сев держит меня под темным заклятьем? Я же тебе говорила, что это не он, и кроме того, оно все равно уже развеялось...
— Да, одно он с тебя снял, — яростно возразил Джеймс, — но тут же наложил другое! Мы точно это знаем!
— Ты точно это знаешь, Сохатый, — перебил Сириус. Лили дернулась — до сих пор она его не замечала, хотя тот стоял на самом виду, потому что была полностью поглощена Джеймсом — настолько у него перекосилось лицо — и Северусом, чье невесомое присутствие рядом заставляло заподозрить, что он умел не только будто бы утраиваться в размерах, но и становиться легче перышка.
— Это у Сохатого теория такая бредовая: что Сопливус-де присушил тебя какой-то темной ворожбой, чтобы это ты бегала за ним хвостиком, а не наоборот, — сказал Сириус — в его интонациях тоже слышались скука и отвращение, и Лили моргнула. — Не хочется ему признавать, что весь последний год сдуру считал тебя стоящим человеком.
На мгновение Лили обомлела: она не питала к Сириусу особой симпатии и подозревала, что и он к ней тоже, но до сих пор никогда не слышала от него ничего... столь откровенно враждебного. Стоило только изобразить дружелюбие — и он всегда подыгрывал.
— Бродяга! — воскликнул Джеймс, разворачиваясь к нему. — Не говори так с ней, она же не в своем уме...
— Может, и так — она по жизни не в своем уме, — с безжалостной твердостью продолжил Сириус, — но это точно никакое не проклятие.
— По-моему, нам всем сейчас стоит разойтись, а утром снова все обсудить, — вмешался Ремус. Он пытался казаться спокойным, но смотрел на них четверых — на нее, Сириуса, Джеймса, даже на Северуса — выжидательно и настороженно.
Взгляд Лили нечаянно упал на Питера. Какое у него было лицо — он жадно следил за этой сценой...
— Нет, — с жаром возразил Джеймс, снова приковывая ее внимание к себе. (У Ремуса еле заметно обмякли плечи — Лили угадала неслышный вздох). — Лунатик, я забираю Эванс, и немедленно. Бродяга, я не понимаю, в чем проблема...
— В том, что ты сходишь с ума по девчонке, которой больше по душе этот дерьмовый Пожиратель!
— А знаете, — Лили вспыхнула — к щекам прилила кровь, — мне уже давно интересно — вы не могли бы для меня кое-что прояснить?..
— Да? Что именно? — быстро откликнулся Ремус; его взгляд перебегал то на нее и Северуса, то на Джеймса с Сириусом, которые, в свою очередь, тоже обменивались более или менее сердитыми взорами. Лицо Сириуса... сейчас оно казалось почти уродливым.
— Ваша карта, — прищурившись, сказала Лили, — та, которая показывает школу. Вы когда-нибудь пользовались ею, чтобы подкарауливать Северуса?
Северус, который до этого стоял неподвижно и молча, вдруг ни с того ни с сего наступил ей на ногу.
— Ай! Да что такого-то? — прошипела она.
— Я думал, ты усвоила, — прошипел он в ответ так тихо, что никто из стоявшей в коридоре четверки не смог бы ничего разобрать, — что я, черт побери, и сам способен за себя постоять.
— Вечно ты... со своей мужской крутостью, — у Лили по-прежнему горели щеки.
— А что, если да? — спросил Сириус небрежно; вся его поза излучала скуку и безразличие.
Такое вопиющее бездушие ее просто потрясло.
— А то, что это подлость! — воскликнула она — лицо пылало от чего-то, весьма похожего на стыд. — Как же вы могли?..