— Отдай нам Рольфа, — не унимался Торгрим.
— Иди и возьми, — ледяным голосом ответил Харрик.
Тишина звенела над овсяным полем. Замер весь мир, даже птицы не кричали. Лишь ветер ерошил жёлтые метёлки.
Потом Торгрим плюнул Харрику под ноги и ушёл со своими людьми.
Сванхильд, мать Харрика, отошла в сторону.
И тихонько всхлипнула.
* * *
— В недобрый час явился ты, Гаут Странник, — Ингвар смотрел в глаза гостя прямо, сурово и не слишком радушно, — но никто не скажет, что здесь не ведают гостеприимства. Раздели с нами ужин, останься на ночлег.
— Благодарствую, — поклонился Гаут.
Ужинали капустой с бобами и тушёным гусем, запивали скиром. Говорили мало, в основном о погоде и просушке зерна. Рольф держался тихо, как заяц в кустах. Это ему мало помогло…
— Мне надоели твои выходки, — так сказал Ингвар своему младшему сыну, и тяжек был его голос, а взор был свинцовым туманом. — За то, чтобы ты кувыркался с Эрикой, мы отдали много хороших овец. Славно же ты распорядился хозяйством рода! Не по нраву тебе труд хуторянина, не по тебе жизнь простого бонда? О, конечно, что-то я запамятовал! Ты же герой, ты же Сигурд Сигмундсон — вот уж прости, что нет более у меня желания быть тебе Сигмундом! Я не конунг, не ярл и не хёвдинг. Коль скоро тебя смущает низкое родство — тебя никто не держит под этим кровом. Поди прочь. Не надобен мне такой сын. Мать, — обратился к Сванхильд, — придержи слёзы, собери своему отродью снеди.
— Куда ты прикажешь мне идти? — спросил Рольф как можно холоднее и спокойнее, как то всегда хорошо получалось у Харрика.
Ингвар пожал могучими плечами.
— Широк круг земной. Иди на север и в горы. Или в стольный град Хлордвик, к самому королю. Или к Готлафу ярлу — ему, кажется, нужны герои. Или прибейся к банде викингов. Или к троллям — они тебя за своего примут. Соберёшь выкуп за овец — возвращайся.
Сказав так, Ингвар сын Хельги удалился в опочивальню, и никто не ведал, что за мысли были у него в голове.
Рольф же стоял как ударенный громом. Не так всё было в мечтах! Он-то представлял, что уедет с отцовского двора на прекрасном коне, в красивой кольчуге двойного плетения, и ветер будет трепать полы плаща, и солнце блеснёт на броне, и весь хутор выбежит прощаться, и мать станет плакать от гордости, а отец сурово улыбнется и пожелает удачи — лучшее, что может сделать родитель. С родительским благословением уходили в походы свирепые викинги, и как знать, не хранит ли оно лучше, чем крепкий щит…
Мать не плакала. Отец не проклинал. Никто не вышел проститься, ибо Ингвар это запретил. Только Харрик догнал его у ворот.
— Хэй, погоди! На вот, держи.
И протянул кожаный чехол.
Это был нож-скрамасакс с костяной рукоятью. Боевой нож отличной заточки.
— Пусть тебя хранят древние боги, — сказал Харрик. — Не держи обиды на отца.
— Какая обида, когда я сам виноват, — Рольф и сам почти в это верил. Почти. Но Харрика было нелегко обмануть.
— Быть может, оно и к лучшему. Возвращайся поскорее, — братья обнялись, и Рольф зашагал во тьму.
Скоро с ним поравнялся тот странный путник, Гаут.
— Ты не остался на ночлег? — удивился Рольф.
— Ты тоже.
— Меня выгнали.
— Ну-ну. Ты сам себя выгнал. Дело не в том. Куда теперь-то?
— Тебе-то какой дело, бродяга?! — вскричал Рольф.
— Ага, у щенка прорезался голосок, — рассмеялся Гаут. — Славно, славно…
Рольф молча выхватил братов подарок, буйство огня и льда затмило разум, и лезвие метнулось к горлу Гаута. Потом — Рольф не заметил, как это получилось — локоть пронзила боль, нож выпал, а Гаут ловко выкрутил руку юного воителя. Поставил его на колени и приставил к шее свое лезвие — серповидную бритву.
— Тебе только что очень повезло, Рольф Ингварсон, — медленно проговорил Гаут, и вороны каркали в его голосе, — ибо мало кто может похвастать, что поднял руку на рыцаря Ордена и остался жив.
— Ордена? — заикаясь от испуга и боли, промямлил Рольф.
— Ордена Серебряного Креста. Я держу путь туда. Едешь со мной?
— Почту за честь, — обречённо прошептал Рольф.
Это случилось за восемь дней до того, как сыну Ингвара сравнялось четырнадцать зим.
* * *
— На колени, Рольф Ингварсон!
Каменный пол шершавый и такой холодный, что пробирает сквозь плотные кожаные штаны. Голос наставника пронизывает насквозь. Он умеет колдовать, этот Сверрир Хагенсон, которого чаще зовут Гаутом. Его голос поднимает с колен, словно песня ветра, словно зов рога, и повергает во прах, будто тяжелый град.
— Орден священен. Воля магистра — священна. Дело Ордена — священно. Орден защищает род людей, несёт знания, законы и мудрость, расширяет пределы мира, пригодного для человека, истребляет всё враждебное человеку. Орден не служит ни королю, ни архиепископу, но должен защищать Корону и Церковь. Многие ордена Юга требуют от своих людей трёх обетов: бедности, целомудрия и послушания. Серебряный Крест не требует первых двух. Однако послушание должно быть полным: и телом, и духом. В кого ты веришь, Рольф Ингварсон?
Гаут знал ответ. Знал его с той самой ночи, когда мальчишка попытался убить его. Прочитал древние руны в его полных обиды глазах. Но слово надо произнести.
— Я верю в Судьбу, — отвечал коленопреклоненный юноша. — Верю в удачу, в духов-хранителей, фюльгъя и хамингья, в ульдрен и лундар, народы Моря и Леса, верю в Эрлинга Эльватера, в Тьорви Однорукого, в Тэора, бога грозы и побоищ. Я верю, что Тэор хранит меня.
— Ты поганый язычник, — рассмеялся Гаут. — Это хорошо. Мне тоже больше по душе наши старые боги. Тебе нет нужды креститься в иную веру. Достанет и того, что ты принесёшь клятву.
— Зачем тогда?..
— Стоя на коленях, ты задаёшь вопросы? — вскинул брови Гаут. — Наглец! Я затем спросил, чтобы знать, каким обрядом отправить тебя в мир мёртвых. Теперь знаю. Тебе гореть после смерти. Как и мне.
Теперь клянись.
И тогда Рольф поклялся на кольце, в кругу факелов, в подземном каменном чертоге замка-узницы Скарборг. Клялся древом рода своего, и корнем Мирового Ясеня, и оком Эрлинга, и зубами Манагарма, и молотом Тэора. Сердце бешено стучало, ибо Рольф знал, что становится на дорогу без возврата, и рука сжимала медный молоточек-оберег на поясе. Клятва на кольце, клятва на крови, клятва верности, которую викинги приносят конунгам — её приняли, а Рольфу вручили орденский плащ кнехта — серый, без креста — и пояс с серебряной пряжкой. Потерять его считалось изменой Ордену, которая каралась сажанием на кол.
— Встань с колен, человек Ордена, и более ни перед кем не унижайся. Только в служении познается гордость и свобода. Желаешь что-то спросить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});