Так промолвил Рольф Ингварсон в сердце своём. И удалился из дому. И больше никогда не возвращался в усадьбу своих предков…
Ночь он провёл на могиле матери. Сначала просто сидел, слушая ночь. Потом тихонько, горько заплакал, обнимая холодный рунный камень. И, уже засыпая, вдруг ощутил, что камень — тёплый, как ладони матушки.
* * *
Вернувшись в Скарборг, Рольф сразу же разыскал Гаута, которого после Вильме сделали тысячником:
— Дайте мне задание. Сложное, опасное, трудное. Такое, чтоб я со своим десятком справился. Наверняка что-нибудь да есть…
Гаут вздохнул и отправил его к магистру. Ну а великий магистр познакомил его с человеком по имени Олаф Падающий Молот. Этот седой берсерк, бородатый колдун с расплющенным носом заседал в Золотом Совете; а Золотой Совет правил миром людей. И Олаф сказал:
— Да, у меня есть для тебя задание.
Так Рольф Ингварсон впервые оказался у Девятого Замка. И выл горный ветер, и смеялись призраки, и плакали птицы с отрезанными крыльями. И отворились врата Девятого Замка, но Рольф не нашёл в себе решимости войти. Хоть и не в том было задание Олафа. И чувство ужаса, что превыше гордости и боли, превыше долга и любви — осталось в нём навсегда. Как осколок ледяного зеркала троллей, как обломок ржавой стрелы, как взор Ардвиса-сейтона.
* * *
Он лежал на земле, пронзённый копьём. Он не помнил, кто и как его убил. Боли не было. Не было ничего. Только туман вокруг.
Наконец он поднялся, осмотрелся. Густой болотный туман, в котором темнели силуэты — то ли деревья, то ли скалы. И странное чувство охватило его, когда он поднял глаза к небу. Казалось, не чистое небо над головой, только каменный непроницаемый свод. Тяжёлый, точно рунный камень на могиле матери.
Он хотел было вытянуть копьё — небольшое, всего пару альнов, и не причинявшее боли, оно, тем не менее, раздражало, — но строгий голос воскликнул:
— Нет! Не трогай! Пока не выйдешь снова на тропу Владыки ветров, не вынимай из груди гадюки битвы! Иначе навсегда здесь останешься, а время твоё ещё не пришло.
Голос показался знакомым. Он обернулся. Перед ним стоял Ардвис-сейтон. С раздвоенным посохом в руке. Пронзённый юноша вздрогнул.
— Не меня надобно тебе бояться, — усмехнулся Ардвис. — Я помню твою доброту. Твой удар отправил мою Арву в тёплый край предков. Да и кроме того, я только для того страшен, кто ещё помнит свое имя. Можешь этим похвастать?
Нет. Он не мог этим похвастать. Он вовсе ничем не мог хвастаться. Мёртвые скромны.
— Идём, — говорил между тем сейтон. — Постараюсь тебя отсюда вывести.
— Что я должен делать?
— Самое сложное. Называть имена. Ты не умер, ты потерял Имя. Это хуже.
Они шагали сквозь марево и тишину. Почти ничего не менялось вокруг них. Иногда юноша спотыкался. Тогда колдун подгонял его ударом посоха.
Потом вдруг земля качнулась, и они провалились во мрак. Кругом хлюпала вода, мертвенный, гнилушечный свет мигал, слышались голоса. Кто-то коснулся рукава:
— Помнишь меня? Помнишь? Помнишь?
Конечно, юноша его не помнил. Человека со шрамом на щеке, первого, кого убил молодой Рольф Золотые Кудри, когда после двух лет в орденской школе оказался на каком-то острове, вместе с такими же юнцами, чтобы впервые выйти на битву. Какой-то мятежник, сын знаменитой колдуньи, и его люди стали пищей ворон, а Рольф тогда почувствовал, как это приятно, когда умирает человек, если рубануть его крест-накрест. Волчонок попробовал живого мяса.
— А меня помнишь?
На юношу бросился здоровенный волчара. О, как его не помнить. Этого хищника он лишил жизни ножом, потому что хотел новый кафтан на зиму. Ну и проверить — сможет ли…
Ардвис взмахнул посохом, и волк отлетел прочь.
— Беги в чащу. Не про тебя добыча!
Потом был островок, на котором сошлись двое. Юноша сперва смотрел, затем зашагал туда по болоту. Скоро оказался в воде по пояс. По грудь. По шею. Ноги цеплялись за водоросли — а может, то были гадюки? Внезапно его пронзила боль от укусов, идти стало невозможно, и голова скрылась под вонючей водой. Он дёрнулся из последних сил, превозмогая боль, и вдруг оказался на мелководье, весь в тине. От холода трясло, вода бежала ручьем с красивых волос.
А перед ним сражались двое крепких парней. Похожих, словно братья. Один был чуть повыше, другой — чуть пошире в плечах, но прямые светлые волосы, загрубевшие от крестьянской работы руки и серые ледяные глаза были общими. Оба обнажены по пояс, оба сжимали короткие топорики. Вот их-то пронзённый юноша узнал!
— Харрик! Стурле! Тролль вас задери, что случилось?!
Братья обернулись.
— Ты — младший. Катись отсюда. Тебе ничего не перепадёт с отцовского стола, — прорычал Харрик. — Вирсингард — мой, одаль мой, а вы оба желторотые засранцы!
— Не приказывай, ублюдок, до свадьбы сделанный! — рассмеялся Стурле. — Я не хуже тебя управляюсь с хозяйством, и имею право на свой кусок!
— Нет такого обычая в нашей земле! — в гневе отвечал Харрик. — Иди и добудь себе землю силой, как наш младшенький!
— Остолопы! — воскликнул юноша и встал между ними.
Харрик и Стурле переглянулись. А потом изрубили его топорами. Падая, он прошептал:
— Видела бы матушка…
— Не тебе говорить о том! — в бешенстве крикнул Стурле.
Вдруг яркий свет пронизал полумрак. Дева-валькирья кружила над островком, Арва, дочь колдуна. Она опустилась рядом с младшим из братьев и поднесла к его губам чашу.
— Живая вода, мёртвая вода, — молвила она. — Ты спас честь рода моего, я спасаю честь твоего рода. Встань же, ибо ещё не время умирать!
— Ты подождёшь меня в Чертоге Павших? — усмехнулся он.
Арва надменно взглянула ему в глаза и умчалась прочь.
Юноша медленно поднялся на ноги. В руках его сверкал меч. Его орденский меч.
Братья бросились на него, но он разоружил их, ибо наставником его был Гаут. Потом он посмотрел в глаза Харрику и горько промолвил:
— Был ты мне братом, когда нож подарил, ослушавшись воли отца. Что с тем ножом?
— Он не заржавел, — отвечал Харрик. — Это мы заржавели. Ты — Ингварсон, наш брат. Пусть даже отец не слишком рад тебе. Он-то думал, ты на брюхе приползёшь, будешь молить взять обратно. И в смерти матушки он тебя винит.
— Зря ты тогда пришёл с подарками, — добавил Стурле. — Я тебе завидовал. Завидую до сих пор.
— Вы подарили мне часть имени, которое я забыл, — Ингварсон-младший вонзил меч в землю и повелел, — на колени, Вирсинги! Клянитесь, что не станете проливать кровь рода своего, пока на ноже не выступит ржавчина. Клянитесь на крови, на кольце, на мече!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});