«Куда ей до Бригитт».
– Пусть из дома моего съезжает, – настаивала Элеонора Августа.
И вся беда в том, что она имеет право этого требовать. Будь Бригитт девкой дворовой и понеси она от господина, может быть, дочь графская не требовала бы убрать ее с глаз долой. Сын холопки законному сыну никогда ровней не будет. Но тут было все по-другому… И жена, и Бригитт обе беременны и обе могут родить сыновей. Тогда даже незаконный сын, рожденный под крышей Эшбахта и признанный отцом, может набраться наглости или преисполниться удачей и станет претендовать на наследство помимо истинного наследника. Этого ни одна мать, конечно, допустить не могла. Это было понятно. Но убирать Бригитт от себя Волков не хотел. Убрать жену не мог, а Бригитт не хотел. Может, это он только из-за нее домой и спешил. Но разве глупая дочь графа, ослепленная волнением за свое чадо, до этого додумается?
Он думал, что ответить жене, а тут в дверях появилась Агнес. Никто из слуг о ней не сказал. Просто встала в проходе молча и оглядывала всех, кто был в обеденной зале. Волков просто почувствовал ее взгляд и повернулся к двери. Взгляд недобрый, у нее часто такой. Но сама красива стала. Жена Агнес тоже увидала, сразу смолкла, изобразила на лице нечто похожее на улыбку.
Девушка сделала низкий книксен госпоже, подошла к кавалеру, поцеловала ему руку.
– Здравствуйте, дядя.
– Рад видеть тебя, – сказал Волков, указав ей на стул. – Садись, есть у меня чем тебя порадовать.
– Июнь нынче жарок, душно у вас, нехорошо мне. Дозвольте, дядя, на улице с вами поговорить, – произнесла Агнес, при этом улыбаясь Элеоноре Августе так же фальшиво, как и та ей.
Волкову вставать не хотелось, но он поднялся и под укоризненным взглядом жены пошел с девушкой на двор.
– Дело мое готово, Сыч мне помог, – сразу сказала Агнес, – вы просили без вас не начинать. Вы приехали, так давайте дело делать.
– Не терпится, что ли? – спросил Волков, сразу помрачнев.
– Не терпится, – уже зло отвечала девица. – А чего мне терпеть, в хлеву, со скотами пьяными живу. Кабак, одно слово. Ор, вонь да морды козлиные, что облизываются на меня и днем и ночью. А жена ваша, корова толстозадая, даже к ужину ни разу не позвала. Хотя в первый же день я ей визит нанесла. Хоть девка ваша рыжая иной раз заходила, спрашивала, не надобно ли мне чего… Да и просто поговорить, а то иначе как с Сычом мне бы и словом перекинуться не довелось все то время, что вас ждала.
– Не была бы ты такой злобной, так, может, и звали бы тебя на ужин чаще, – заметил кавалер.
– У меня в Ланне и недели не проходит без приглашения, хоть злобная я, хоть какая иная, потому что там люди живут… – еще злее прежнего говорила Агнес. – А тут деревня, глушь, дичь и одно быдло вокруг! С ума я тут схожу! И грязь! Грязь везде! Как ни выйду куда, так подол застирывать надо! Так что давайте уже дело делать.
Волков наклонился к ней и прорычал сквозь зубы тихо:
– Дело будешь делать, когда я тебе велю. А грязь… Грязь потерпишь, ты этой грязи до меня побольше видала, чем со мной.
Агнес насупилась, но дерзить в ответ не посмела, а кавалер выпрямился, отвернулся и задумался. Конечно, он мог сказать ей, чтобы сидела в трактире и ждала того момента, который господин сочтет нужным, и она сидела бы и ждала, да дело было в том, что момент этот уже давным-давно наступил. Вот-вот Волков начнет войну, имея у себя в тылу лютого недруга. А вдруг случится что? С горцами шутить нельзя, побить могут запросто. И побить могут так, что придется бежать. И если удастся бежать во Фринланд, еще повезет ему, тамошним людишкам он долги раздал, пир устроил, вроде как и замирился. А вдруг во Фринланд сбежать не придется, а в Малене защиты искать – что тогда? Очень легко будет в лапы графа попасть, и хорошо, если тот выдаст его тогда герцогу, а ведь может и горцам выдать, даром что родственник. Нет, с графом нужно было разрешить все до войны.
– Сегодня займусь этим делом, люди мои из-за реки приедут – сразу и займусь, думаю, что завтра и ты приступать должна, – наконец, после раздумий решил генерал.
– Уж сообщите мне, когда начинать, – поджав губы, произнесла она, – и Сыча мне в помощь дайте. Он мне надобен будет.
Сон? Какой еще сон? Не до сна ему. Отдых? После, все после. А пока дела, дела нужно решать, те, что, кроме него, никто не устроит.
Тут же за ушедшей Агнес пришел к кавалеру Ёган, и, пока господин завтракал, он и Бригитт сидели рядом и говорили с господином.
– Тысяча людей? – У Ёгана глаза округлились.
– Кажется, больше, – отвечал кавалер, отрезая себе колбасы. – Как придут Рене и брат Ипполит, тебе скажут, сколько их.
Ёган, видно, заволновался.
– Господи, да где же я столько расположу?
Волков перестал есть, посмотрел на него недовольно.
– Ты же, болван, мне говорил, что у нас около реки земли теперь пахать не перепахать и что ты еще за это лето осушишь под луга. А теперь что?
– Земли-то… Земли, да, у нас немало, и земля та хорошая, но тысяча душ… Это… очень много… Это ж надо дома им строить.
– Да, и сараи строить, и скот, кур, коз купить. И землю нарезать на каждый дом для огорода, – перечислил Волков.
– А дома построить до зимы, поля распахать… Лошади, плуги! А кормить… А кормить их чем все это время?
– Большой обоз за моим войском едет, на пару месяцев им хватит, если экономить, а уж за пару месяцев ты придумай, где им на зиму еды взять.
– Господи, святые угодники, как же мне все это сделать?! – Ёган чуть без чувств со стула не сполз.
– Успокойся, Ёган, – Бригитт повернулась к нему, – буду тебе помогать. Коли господин денег даст, так справимся, с голода никто не помрет.
Ёган посмотрел на нее как на святую, едва руки молитвенно не сложил.
– Ах, госпожа, на вас вся надежда, один я не справлюсь. Слыхано ли дело – за тысячу душ отвечать. Страшно.
– Денег дам, сколько нужно будет, – пообещал кавалер. – А вы найдите племянника моего Бруно и архитектора нашего, пусть прикинут, сколько леса, сколько кирпича нужно им на дома и на сараи. Посчитайте все… Про кузнеца не забудьте, пусть помогает по мере