Закрывая церковь на замок, отец Лаврентий окинул взором толпящийся у паперти люд, усмехнулся в бороду: вот и поползли, полезли из всех щелей схизматы![154] Он сунул ключ в карман, навесил брови на глаза, скорбь на лицо нагнал, всей фигурой повернулся к жаждущим слова:
— Отчего по домам своим не идете? Сегодня службу более править не буду!
Кашлянул Капсим в кулак, вперед выставился:
— Слух всякий по деревне… Правду скажи людям!
— Я все на проповеди сказал.
— Выходит, грядет Антихрист?
Вздохнул иерей — глубоко и сочувственно:
— Грядет. От самой епархии письмо имею о том!
Но Капсим не отступал:
— С мечом грядет или с крестом?
Посуровел отец Лаврентий:
— Крест — святой символ! Уж это-то надо бы знать даже тебе. Со своим символом грядет, противным вере христианской!
— И меч при нем?
— И меч карающий! В лоно святой православной церкви всем вам поспешать надо, Воронов, под ее кров и защиту!
— Какая же нам защита от нее! — сделал шаг назад Капсим.
— Крест и святая молитва.
Хмыкнул Капсим, нахлобучил шапчонку на самые уши:
— Такая оборона и у нас есть!
Он круто развернулся и пошел от церкви к своему дому, не замечая, что большой хвост однодеревенце? — тотчас увязался за ним.
— В сруб полезете? — крикнул в спину уходящим поп. Никто не отозвался.
Дельмек стоял перед доктором и лил беззвучные слезы. Федор Васильевич хмурился, покашливал, но не решался ни выгнать блудного сына, ни раскрыть ему объятия.
Плохо поступил этот парень два года назад. Но и чинить его в полной мере он тоже не мог — священник был слишком настойчив, а они с женой слишком равнодушны к его домогательствам. Значит, ему, образованному и умному человеку, свои убеждения менять трудно, а этому, необразованному и забитому дикарю, легко? Вот оно, то самое интеллигентское чистоплюйство, против которого так долго и мощно сражалась вся русская культура многие годы, даже десятилетия!
— Ты не мог мне сказать прямо, что убегаешь от попа?
— Я боялся.
— Чего? Что я выгоню тебя? Но ты же все равно сам ушел! Даже не ушел, а трусливо бежал среди ночи!
— Поп меня ругал, Эрлика ругал, народ мой ругал…
— Ты о Христе тоже не очень вежливо отзывался! — Федор Васильевич строго посмотрел на заглянувшую в кабинет жену и она торопливо закрыла дверь. — Что же ты делал все это время? Разбойничал с парнями зайсана или батрачил у русского купца?
— Нет, я лечил людей.
— Лечил?! — Доктор уронил пенсне в ладонь, уставился в переносицу Дельмека беспомощными невооруженными глазами. — То есть? Каким образом?
— Мазал раны, поил травами, резал…
— Даже резал?! Хотел бы я знать, что ты резал!
— Все резал! Нарывы, шишки, кровь пускал…
— Гм! И они у тебя остались все живы?
— Да, я был лекарь… Хороший лекарь!
Неожиданно для Дельмека, убитого стыдом и страхом, Федор Васильевич оглушительно захохотал и громко позвал жену:
— Галя! Ты только послушай, что он говорит! Он лечил в горах людей! А? Как это тебе нравится? Без всяких дипломов, не дав клятвы Гиппократа!.. Он даже занимался хирургией! Но самое удивительное, что никто из его пациентов не умер!
— Один умер, — потупился Дельмек. — Его звали Шонкор. У него была чахотка, я ничего не смог сделать. Скорая чахотка, с гноем!
— Ну, коллега, чахотку и я не всегда могу вылечить! Тем более скоротечную!.. И много ты лечил людей?
— Много. Каждый день.
— Все два года?
Дельмек молча наклонил голову.
— Поразительно! — всплеснул руками Федор Васильевич и крупными шагами заходил по комнате. — Черт знает что!
Он остановился у шкафчика с лекарствами, качнулся на носках, заложив руки за спину, стремительно повернулся к Дельмеку:
— Значит, ты вернулся, чтобы научиться у меня лечить чахотку? Все остальное ты уже умеешь?
Дельмек растерянно захлопал глазами: такого поворота он не ожидал и теперь только по-настоящему испугался:
— Нет-нет! Я не хочу, не буду!..
На выручку Дельмеку поспешила Галина Петровна:
— Ну что ты, Федор, право? Парень и так готов провалиться сквозь землю от стыда!
— Пусть проваливается! — сверкнул стеклами пенсне доктор. — Это все же будет лучшим выходом для него, чем тюрьма! Делать профанацию из врачебного искусства, прикрывать моим честным именем шарлатанство и знахарство — хуже! В сто раз! В тысячу! Да-с!
— При чем здесь ты? — пожала плечами Галина Петровна.
— Ему же люди доверяли только потому, что считали его моим учеником! Это же просто!.. Спроси у него, он сам скажет Галина Петровна повернула к Дельмеку бледное лицо растерянными глазами:
— Ты ссылался на Федора Васильевича, Дельмек?
— Нет. Я всем говорил, что учился у русского доктора и потому хороший лекарь. А имя не говорил!
— Вот! — сорвал пенсне Федор Васильевич. — У нас же на Алтае тысячи русских докторов!.. И если он не назвал моего имени, то полиция меня и не найдет! Как же! Конспиратор!
— При чем тут полиция? У него же никто не умер! — рассмеялась Галина Петровна. — Выходит, что Дельмек — хороший ученик русского доктора и только… Перестань, право!
Ударил молоточек в медную тарелку над дверью. Дельмек вздрогнул, боком попятился к плите, столкнулся с кучей дров, которые только что принес со двора, опустился на табурет, сунул в рот пустую трубку, но не смог успокоить дрожи губ. Он узнал звонок попа.
Галина Петровна удивленно посмотрела на дверь, потом на Дельмека:
— Ты что, не слышал?
— Там поп пришел. Я не хочу!
Галина Петровна сама открыла дверь, провела священника в кабинет, вернулась. Вряд ли отец Лаврентий не заметил Дельмека, но не подал вида.
Федор Васильевич встретил гостя радушно. Тем более, что тот сегодня сиял, как хорошо начищенный самовар.
— Ну, святой отец! — развел он руками. — Судя по вашему виду, ваши успехи на стезе Иоанна Крестителя… Кстати, что вы говорили в утренней проповеди? Все село только про это и гудит! Бурхан, Ойрот… Мессия, что ли, объявился у теленгитов?
Отец Лаврентий поблек и вяло отмахнулся:
— Пустое, доктор… Кто-то донес в епархию о слухах, бродящих по горам, а там сочли за благо упредить всех духовных пастырей о необходимости уничтожения оных проповедями и усилением миссионерской деятельности среди местного населения, равно, как и среди схизматов старых толков…
— Гальванизация трупа? — усмехнулся Федор Васильевич.
— Не совсем так, но… Главное — слухи! Слухи о явлении бога Белого Бурхана и хана Ойрота — фигур одиозных и вместе с тем…