Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

ни в информационной сфере, ни в художественной. Для этничности остается единственная сфера, где она может отстаивать свою идентичность — это ее родной этнос, ее родной дом, сильно разрушенный и требующий участия. Его не надо оставлять, его нужно заново отстраивать и украшать. Между тем этничность сегодня — это единственная сила, способная выдержать испытания грядущей мировой войны, войны на испытание всего: материальных ресурсов, военно‐технической оснащенности страны, способности к мобилизации сил и выдержки грядущих в связи с войной испытаний. Последние два пункта целиком связаны с человеческим фактором, который будет играть решающую роль, когда пройдет первая и вторая фаза новой мировой, не исключающая применения и атомного и космического оружия. Та страна, которая сохранит у себя запасы господствующей этничности, та и будет первенствовать в этих событиях, точнее, будет способна выжить и сохраниться в послевоенный период. Поэтому главное значение этничности (русской этничности) в господствующую эпоху постмодерна можно выразить словами поэта Н. Рубцова: «О Русь, храни себя, храни». Речь идет о самомобилизации этничности, самоукреплении и самообразовании; а это касается самостоятельного внимания (нужны особые личные усилия, как отношения Царствия Божия в Новозаветную эпоху) к государству и Церкви. Русская этничность должна на пути самообразования опять обрести искомое триединство, только в этом случае она обретет необходимую полноту и цельность. Когда‐то, в эпоху прп. Сергия, этот процесс проходил также «снизу» и закончился он появлением централизованной монархии. Поэтому главным на этом пути будет процесс сращивания русскости и православности в одно целое. А это достигается через общую укорененность народа в вере, церковности, православии.

Оценка межэтнических отношений в современной России

Начало данному тексту было положено около семи лет назад, и за эти годы ситуация в стране частично изменилась; практически сошли на нет случаи жестких конфликтов между русскими и чеченцами, дагестанцами и азербайджанцами. Причин здесь несколько. Главная в том, что руководству Чечни сегодня не выгодно конфликтовать с центром, и руководитель республики своим авторитетом заставил чеченскую молодежь не конфликтовать. Добрый пример оказался заразительным для Дагестана и Азербайджана. С другой стороны, Москва в лице руководства научилась по‐иному выстраивать национальную политику, уйдя от советских утопичных шаблонов. В целом, обстановка в этой сфере оздоровилась. Но не по существу, а временно и по обстоятельствам. Поэтому, написанные когда‐то тезисы, по существу, продолжают быть актуальными. Ведь до сих пор не решается главный вопрос: выравнивания этнических отношений ни поровну даже, а по справедливости. Обозначим сущность межэтнических противоречий коротко, в тезисах.

Тезис 1. О сложившейся в 1920‐е годы и существующей доныне модели межэтнических отношений в России.

Современные межэтнические конфликты в России многие политики, журналисты и ученые пытаются представить как череду частных, отдельных конфликтов, если и имеющих национальную окраску, то все равно отличающихся частным характером. Между тем как в основе всех многочисленных конфликтов, за которыми нередко следовали заметные телевидению националистические выступления молодежи и менее заметные — протесты местных жителей, лежит один глубинный (общероссийский) «национальный вопрос» (точнее — «этнический»), касающийся специфики взаимоотношений «большого народа» — русского — и «малых народов». Саму модель противостояния «большого народа» и «малых» создали в 1920‐е годы большевики, в основу ее был положен асимметричный механизм неравных отношений малых народов, наделенных автономно‐территориальными полномочиями (и территориями), и русского народа, не наделенного таковой территорией. Перед русским народом советской властью была поставлена задача оказания всемерной поддержки (материальной, культурной и др.) малым народам на этапе их «самоопределения». Необходимо было, по задумке коммунистических вождей, чтобы малые народы достигли «государственного» уровня развития, чтобы у них появился собственный «национальный» административно‐управленческий аппарат, национальные вооруженные силы, словом, своя политическая, экономическая, культурная и образовательная инфраструктура. При этом сами русские ставились в положение народа, который «отдает долг», возникший, по мысли большевиков, из‐за того, что до революции русский народ жил и развивался за счет ресурсов малых народов. Данный тезис был откровенной ложью, но оспаривать его было опасно для тех, кто был в курсе проблемы. Где силой, а где обманом, используя всю мощь идеологического воздействия, большевики пытались создать бесклассовое общество «дружбы народов». Русским в этом обществе была оставлена некоторая надежда для оптимизма. По мысли большевиков, когда русский народ даст возможность малым народам подняться до своего уровня, тогда сама потребность в национальном факторе отпадет, все народы будут равны. Но реальность оказалась иной. Во‐первых, во внешнем мире никто не собирался ждать, когда в СССР наступит золотое время межнационального благоденствия. Во‐вторых, вместе с ростом уровня самоопределения у малых народов в геометрической прогрессии стали расти национальный эгоизм, высокомерие и агрессивность. Этническое не подавлялось там с такой силой, как среди русского народа, и потому оно странным образом переплеталось с советскостью — новой гражданской идентичностью и подчиняло ее себе, отчего «советскость» здесь приобретала специфический характер. Советскость не становилась идентичностью, а оказывалась лишь маской, необходимой для сохранения видимости единства общего порядка. Как только 1990‐е годы советскость ушла в прошлое, так сразу вместо маски появилось реальное — этническое — лицо каждого малого народа. И хотя часть наиболее крупных «самоопределяющихся» республик, подготовленных большевиками к отсоединению от России, от нее отошла, но осталось немало других, которые или не успели самоопределиться, или им не хватило для этого людских ресурсов. Но они сохранили у себя большевистское наследие — стремление к национальному самоопределению за счет умаления «большого народа». С этим наследием Россия и вышла в постсоветское пространство. С ним она живет и сейчас.

Но вопрос о русском народе в 1990‐е годы, как ни либеральна была эта эпоха, как ни щедра на революционные перемены и демократизацию, не был решен. Проект закона о правовом статусе русского народа, который стал разрабатываться в те годы, скоро был положен под думское сукно и лежит там до сих пор. А. В. Никонов, один из разработчиков закона, любезно предоставил мне из своего архива материалы этого дела. Закон назывался «О русском народе в Российской Федерации». Подробно об обстоятельствах складывания этого проекта можно посмотреть в статье В. И. Никитина «К вопросу о формировании законодательной базы национально‐культурного развития русского народа»[576]. Как отмечал А. В. Никонов на предварительных парламентских слушаниях, где присутствовало немало известных парламентариев, термин «русский народ» отсутствует в Конституции Российской Федерации, вообще в законодательстве Российской Федерации. В официальных документах словосочетание «русский народ» появляется лишь в 1996 г., в «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации». Но имелись «наработки, подготовленные экспертами Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР в 1991–1993 гг.» А. В. Никонов отмечает, что продвижение шло медленно: «В ноябре 1998 г. в Государственной Думе были проведены парламентские слушания „О концепции по разработке государственной программы