Клизмович. – А с Верой мы хорошо работаем.
– Что с ним происходит? – Хамовский обратился к Пальчинковой. – Твое мнение.
– «Золотое перо России» ему спать не дает. Гордыня, – ответила Пальчинкова. – Возомнил из себя великого журналиста. Я удерживала его как могла. Если бы не я, то он про вас такое бы опубликовал.
– Что опубликовал…? – глазки Хамовского превратились в две злобные щелки.
– У него есть диктофонные записи, как вы с ним разговаривали, – ответила Пальчинкова.
– Я вам уже говорил, – напомнил Клизмович.
– Так записи действительно есть? – спросил Хамовский.
– Сама слышала, – ответила Пальчинкова. – Вам его надо обязательно убирать, но осторожно, чтобы он не успел выпустить. Он сам мне говорил: «За два месяца до увольнения предупредить обязаны. Тогда я это и выпущу в эфир».
– Вот сволочь, – откинулся на кресло Хамовский. – Я ж его на это место поставил. А ты точно собираешься увольняться?
– Семейные обстоятельства, да и сил больше нет работать в этом коллективе, – сказала Пальчинкова.
– А что коллектив? – спросил Хамовский.
– Не коллектив, а собачья свора. Аликом недовольны и жаждут его снятия, – ответила Пальчинкова. – Я у него, как буфер между ним и коллективом.
– Там действительно ситуация сложная, – подтвердил Клизмович.
– Тут не «Золотое перо»: Алик без денег ничего делать не будет, – сказал Хамовский. – Он роет под меня, а через год у меня перевыборы. Работает на кого-то. Ты не знаешь на кого?
– Нет, – ответила Пальчинкова. – Но он и сам может заявиться на пост главы.
– Может, – угрюмо согласился Хамовский. – А выход информации про мое уголовное дело на телеканале «Россия» – не он постарался?
– Про это он мне не говорил, – ответила Пальчинкова, – но вы же знаете: у него в Москве связи.
– Мы о том же думаем, – сказал Клизмович. – Ведь кому в той Москве наш маленький городишко нужен? Да никому. Но они приехали, отсняли и выпустили на всю Россию.
– Ладно, Иван Фрицевич, это наши дела, – прервал председателя Хамовский. – Ну, что ты хотела, Вера?
– Дадите квартиру для дочери? – напомнила Пальчинкова.
– Ты действительно заслужила, – согласился Хамовский. – Спустись к Штемпелю. Он все уладит. Я сейчас ему позвоню.
– Заслужила, заслужила, – одобрительно просипел Клизмович.
***
Получение квартиры от Хамовского Пальчинкова не скрывала. Она этим гордилась и сообщала каждому, кого относила к знакомым. Алик в свою очередь обсудил это событие с Мариной.
– Ты знаешь, многие врачи не имеют квартир и врачи получше дочки Пальчинковой, – сказала Марина. – Тут дело не в ее дочке, а в ней самой. Она чем-то шибко помогла Ха- мовскому и я тебе сразу скажу чем. Она слила ему немало информации о тебе. Да и материалы ее в отличие от твоих, конечно, более выгодны администрации города и самому Хамовскому.
Алик слушал Марину и понимал, что она права. Он вспоминал гадание на кофейной гуще, которое он попросил исполнить Пальчинкову для себя, не оттого, что сильно верил в предсказания, а потому, что Пальчинкова знала слухи из администрации маленького нефтяного города, в том числе и о его судьбе. Поэтому, дав ей внимательно рассмотреть чашку, с прилипшей к ней кофейной гущей, он спросил:
– Ну что там, сколько я проработаю на этой должности?
– Не больше года, – с сомнением сказала Пальчинкова.
Таков был приговор Хамовского. Алику оставалось только вывести в эфир тайные диктофонные записи и показать, что происходит реально во власти маленького нефтяного города. Другого пути он не видел.
СВЯТОЕ
«Стараясь угодить недоброжелателю можно стать блюдом на его столе».
Пашка Турков не интересовался властью и теми, кто боролся за его права, так как считал, что во власть попадают одни хапуги и дураки. Его не интересовали библии, иконы и философские категории, казавшиеся ему дьявольскими призраками в залитом канализацией подвале, он имел свои ценности и святости, которые хотя и носили бытовой характер, но зато не перенапрягали ум. И одной из самых главных пашкиных ценностей было соблюдение очередности.
Спина впередиидущего представлялась ему дверью в рай, за которой кончаются шум и гам, чих и писк, давка и хамство и наступает тихая беседа с глазу на глаз с волшебником, дарующим нужный плод. Эта ступенчатая ценность искренне волновала Туркова.
Конечно, впередиидущий мог быть не только натуральным, но и в виде фамилии на бумаге, и в виде электронного сигнала, но он всегда был.
Бородатого в черно-коричневой клетчатой рубашке и темных штанах шароварного типа, Турков приметил сразу, как гвоздя очереди, от которого уже не отцепишься. Этот гвоздь был третьим за ним. А впередиидущая спина была в кожаной жилетке с одутловатым нездоровым лицом, и заметным лишним весом. Сам Турков был одет бойко, как на праздник, но с маленькой не соответствующей отапливаемому помещению деталью – серой норковой кепкой на голове. Эту деталь Турков нацепил специально, чтобы и очередь не забыла о нем.
От безделья Турков блуждающим взглядом осматривал белое просторное помещение поликлиники, двери, пол, какие-то стекла, через которые люди, находящиеся на втором этаже, смотрели на них, находящихся на первом, как на домашних свинок в аквариуме.
Иногда взгляд цеплялся за белые халаты, исчезавшие за дверью туалета с надписью «ремонт», иногда устремлялся к гардеробу, в ответ на ругань относительно того, что не принимают шапки. Затем взгляд возвращался к очереди для проверки знакомых очередников, а иногда прыгал к открывающейся двери кабинета и тогда…
«Еще на одного меньше и еще на одного.», – мысленно радовался он.
На фоне обычного приема больных в поликлинике маленького нефтяного города шел профессиональный осмотр. Трудящиеся держали в руках амбулаторные карты и листы с перечнем специалистов, они бегали от кабинета к кабинету, везде занимая очереди, а потом уточняя их продвижение. А поскольку это действо свершалось одновременно на двух этажах поликлиники, то суета стояла неописуемая, и люди возникали в очереди и исчезали из нее примерно так, как это происходит в популярном автобусном маршруте. То там, то здесь возникали трагические утери впередиидущей спины, то там, то здесь одиночки, занявшие очередь на коллектив, искали коллег.
Иногда и в очереди Туркова впереди одного очередника вдруг появлялось еще несколько. Тогда Турков скрипел зубами, быстро моргал, укладывал ладони в карманы и нервно переминался с ноги на ногу, что по манерности было сходно с поведением дикого животного в зоопарке, когда кормили других в соседних клетках. Но Турков сдерживал себя, поскольку впередиидущая спина оставалась прежней, а впередиидущие спины, по его логике, помнили спины всех своих впередиидущих.
«Значит, занимали», – успокаивал он себя и ждал.
В эту очередь встал и Алик, вслед за бородатым. Он мог бы пройти медосмотр и без