я дам ему туфлю поцеловать, но прощать не буду».
Алик вспомнил, как Хамовский уволил Сапу, как убирал других.
Возможно, они просили, оставить их на работе. Но, отвергая просящего, предавшего себя ради благополучия, можно наказать его еще сильнее. Лишить не только должности, места и дохода, но и чести – внутреннего осознания своей ценности. Сделать из врага пустышку, что может быть приятнее для Хамовского. Выпить сок и дать пинка упаковке, а еще лучше: надуть ее, прикрыть дырочки для воздуха и прихлопнуть так, чтобы вспыхнул устрашающий звук.
Алик, уже находясь на этаже прямо напротив кабинета Хамовского, пошел вдоль перил, не приближаясь к приемной. Его провожал взгляд секретарши. Какие-то придворные тени, появлялись и исчезали в кабинетах, проходили мимо: то ли души прихлопнутых обессоченных пакетов, то ли тени бестолковых воздушных змеев, то ли мухи в паутине Хамовского – химеры благополучной жизни. Алик замер возле ступеней, ведущих вниз. Падение не всегда упадок. Это просто путь. Полет за сердцем. Любой может попасть в болото, но не надо обожествлять кормящую жабу.
«Да пошел он, – подумал Алик, – все умирают». Мысль о смерти нисколько не обрадовала его. Это была та темнота за окном со вспыхивающими как звездочки блесками, которой он всегда боялся. Это был самый большой страх.
Иногда Алик задумывался о том, что его рождение имеет две стороны. С одной стороны, он испытывал благодарность к родителям за то счастье, которое он познал в этом мире. С другой – его преследовала мысль, что все миги человеческого счастья смерть перечеркивает настолько крепко, что их словно бы и не существовало никогда, так стоило ли рождаться, зная перспективу собственного уничтожения, порой и мучительного? Но никто нас не спрашивает, нас заставляют рождаться, учиться, соблюдать, работать и делать еще массу разных дел, которые неизменно заканчиваются смертельными муками и деревянной мусорницей. Итоговый подарок родителей – это смерть. Так стоит ли бояться потери благополучия?..
Путь вниз Алик преодолел легко. Стоило открыться дверям администрации маленького нефтяного города, выпуская его на улицу, как открылось множество дорог. Можешь идти, прямо, можешь – направо, можешь – налево. Мир – это не только болота и сосны Крайнего Севера и не только соты административных кабинетов, где копится и слизывается мед.
Потеряв размеренную сытую жизнь, можно, словно выпущенное из зверинца животное, умереть, не найдя пропитания. Можно…, но спешить не надо, надо – лучше искать. В конце концов, человек – это не только рот, пищевод и желудок и не только накопительная мошна – это собственный богатый мир, познакомиться с которым не хватит и множества жизней. Как попробовать все, если не отказаться от монопитания? Надо радоваться, что нечто заставляет нас двигаться, чтобы познать мир хоть немного лучше.
***
С окончательным решением пройти путь честного журналиста до конца Алик сел в служебный «Соболь», ожидавший его на площади перед администрацией маленького нефтяного города, и сказал своему водителю Василию:
– Поехали на базу.
ПОЖАР В ВЕДОМСТВЕ ГОРИЛОВОИ
«Самый теплый для проштрафившегося чиновника очаг – тот, в котором горят компрометирующие его документы».
Конфликт между Хамовским и Гориловой нарастал, словно борьба между сообщающимися, взаимосвязанными сосудами, если предположить, что данные сосуды обрели разум и силу, чтобы слить сопернику часть ненужной жидкости. А жидкость эта в реалиях маленького нефтяного города представляла собой вину за исчезнувшие в карманах чиновников миллионы, направленные на благоустройство города.
– Я вас назначил на эту должность, и вы мне обязаны своим благосостоянием! – закричал Хамовский, оставшись наедине с Гориловой. – Вы берете на себя часть вины по моему уголовному делу, а я с вами рассчитаюсь деньгами.
– Не пойдет, Семен Петрович, – спокойно ответила Горилова. – Тут могут и посадить. Что мне ваши деньги. Я не хочу в камеру.
– Никто вас не посадит. Суд будет здесь. Судьи наши, порешают как надо, – укротил эмоции Хамовский. – Мне нельзя под суд, я хочу на следующие выборы.
– Кто их, судей, знает. Я не буду подставляться за ваши деньги, – уперлась Горилова.
– Так подставитесь за свои! – пригрозил Хамовский. – У вас достаточно нарушений, за которые вас можно посадить.
– Какие?! – гневно вскрикнула Горилова. – У нас все проверки прошли хорошо.
– Проверки проходят хорошо, пока живете по понятиям! – заверил Хамовский. – У нас есть ревизоры, которые представят как нарушение даже сон в выходной. У нас есть следователи, сочиняющие уголовные дела, как литературу. У нас есть судьи, которые – по максимуму, не смотря в дело. А вас есть за что взять. Знаю я ваши ремонты в общежитиях, списания и премии. Что вы ерепенитесь?
– Я вас не понимаю, – отстранилась Горилова. – И в таком тоне с вами разговаривать не хочу. Я пока еще депутат и обладаю неприкосновенностью.
– Найдем нарушения, на Думе проголосуем, и не будет у вас неприкосновенности, – бросил Хамовский…
Горилова шла домой понурая. Она понимала, что финансовые ищейки Хамовского могут утопить кого угодно. Перед ее мысленным взором пролетали лица Болонских, Калкина, Мандосовой, Самхуян, Сирдиковой. По одиночке они покупались, но группой имели силу. Угрозы Хамовского не были пустыми бреднями. Разжиревший, потерявший мужскую силу глава маленького нефтяного города брал добычу чужими умами, когтями, зубами и другими членами и мог взять ее – Горилову, так, что она не узнала бы – кто…
Она пришла домой вечером, когда семья готовилась отдыхать. Горилов-старший, ее муж, ел котлеты из щуки под щебет телевизора, а сын, Горилов-младший, расстреливал обезумевших компьютерных солдат, подчинявшихся тени сумасшедшей девчонки.
– Выключаем все и идем на кухню! – крикнула Горилова прямо с порога квартиры, дрыгая ногами и отбрасывая от себя туфли. Декоративная собачка Джульбарс, выскочив из комнаты навстречу хозяйке, получила туфлей в морду и с визгом умчалась обратно. Вторая туфля улетела в зал, где сидел муж, и, попав в переключатель каналов, заблокировала его, превратив экран в смешение кадров.
– Дорогая, что случилось? – спросил обеспокоенно Горилов-старший.
– Мам, ты что? – выскочил на визг Джульбарса Горилов-младший.
– Все на кухню. Вы мужики или кто? – грозно проговорила Горилова. – Я семью кормлю, нужна ваша помощь.
Все трое Гориловых сели вокруг кухонного стола и Горилова произнесла:
– Меня могут посадить еще до Нового года. Хамовский хочет либо повесить свое уголовное дело на меня, либо провести в организации проверку и накопать на тюремную камеру. Я его дело брать на себя не хочу, а защищать наше житье-бытье наша общая обязанность.
– Я правильно понял, что твоя ахиллесова пята – документы организации? – спросил Горилов-старший.
– Да, – ответила Горилова. – Оформлено все правильно, но ручаться ни за что нельзя. Вон сынок таскает деньги