отпевания, младенцы остаются без крещения, родильницы - без
молитвы. Для избежания таких стеснений Рославец желал, чтобы
Стародубский полк с городами Стародубом, Почепом, Погаром и
Мглином был изъят от гетманского регимента и перешел в
заведование боярина Ромодановского наравне со слободскими
полками, а в церковном отношении подчинялся бы непосредственно
московскому патриарху. При этом указывалось, что Стародубский
полк был издавна отчина московская, потом уступлен Польше и
возвращен разом с Малороссией, а потому и присоединен к ней.
Самойловича во многих полках не любят и не желают иметь его
гетманом, - прибавлял в своей челобитной Рославец.
Ошибся сразу в своем расчете Рославец. В Малороссийском
Приказе ему заметили: для чего он, видя злоупотребления, не
отнесся прежде к совету старшин, а без гетманского ведома
приехал в Москву?
<Я, - сказал Рославец, - к ним на раду не поехал, потому
что у них рада без убивства не бывает. Что ж, я не к ляхам и
не к туркам поехал, а к своему законному государю. Я верный
царский холоп, служил покойному царю 20 лет и теперь желаю
служить великому государю” царю Федору Алексеевичу. Меня со
всем полком моим ненавидят но зависти, оттого что в городах
моего полка я с товарищами строил мельницы; и за то еще
ненавидят меня, что я велел в городах моего полка остерегаться от
чернецов и всяких лазутчиков литовских и украинских, чтоб не
приводили народ к измене и шатости. Я служу государю верою
и правдою, а другие старшины и полковники в своих маетностях
позаписывали себе в крестьяне старинных Козаков>. На все эти
представления Рославцу дан был такой ответ: <Великий государь указал и бояре приговорили: сделать тебе, Рославцу, выговор за то, что противно войсковому праву и
должному послушанию ты приехал в столицу. Хоть бы тебе и какие
трудности были, ты всетаки должен был прежде переговорить с
* Яловицами, баранами, боровами, конопляным маслом, сыром, коровьим маслом, гусями, курами и деньгами, а козакам, расставленным на
становища, люди дают всякое одеяние.
305
старшинами и совет свой гетману подать. Ты сделал такое, чего
никогда не бывало; и тебе, Петру, надобно было других от
своеволия унимать, а не подавать им собою пример сопротивления
гетману. За такое непослушание стоило бы тебя отправить тотчас
же к гетману, но так как прибыло от гетмана посольство, то
указано задержать тебя в Москве, а к гетману отправить знатную
особу для объяснений>.
Прибыл гетманским посланцем киевский полковник Солонина
с товарищами. Призванный в Приказ, он дал объяснение по поводу
обвинений, взводимых Рославцем на гетмана. По вопросу о
компаниях сказано было, что <гетман принимал из-за Днепра Мовчана с
серденятыми и других Козаков от Дорошенка по царскому указу.
Неправда, будто гетман в Стародубском полку допускает грабление
людей. У гетмана ежедневные великие расходы: и государевых
послов принимает, и всяких войсковых людей довольствует, а тут еще, спасаясь от неприятелей креста святого, с правой стороны Днепра, из Побужья, из Поднестрья, из Волыни, приходят на сю сторону не
только простые люди, но и шляхта, и духовенство на житье. Все
просят хлебного жалованья и всякого вспоможения, а у гетмана
приходу немного, гетман же никому не отказывает. Прежде аренды
были, теперь .нет. Грабежа нигде никому не было, только осенью с
мельников берется поколесчина, со свинопасов - покабанщина, от
винокуров - показанщина, а от посполитых пахотных людей -
отмер хлебный, и этого всего собирается так немного, что на год не
станет, притом показанщина берется только в Стародубском да в
Черниговском полках, а в других полках вина вовсе не курят. С
Козаков же нигде ничего не берется. Неправда и то, будто
Самойлов ича козаки не хотят иметь гетманом>.
Такие данные представлены были Солониною в защиту гетмана.
Вместе с тем Солонина подал от гетмана извет на нежинского
протопопа Симеона Адамовича и приложил показание войскового
товарища Быстроновского, который, явившись к гетману в присутствии
старшин, доносил, что протопоп по секрету с ним говорил, что он
постарается ссадить гетмана с уряда и что многие знатные особы с
ним в согласии. Гетман через Солонину просил отобрать у Рославца
полковничьи клейноты (пернач, знамя, литавры, две пушечки, три
медные трубы и суремки) и шесть лошадей для передачи всего этого
новому стародубскому полковнику Тимофею Алексеевичу.
По этому представлению велено было всех приедавших с
Рославцем отпустить, а Рославца посадить под стражу до царского
указа.
15-го августа отвели Рославца на греческий двор. С ним
велено сидеть безотходно стрелецким начальным людям, сотнику и
пятидесятнику, с двумя караульными стрельцами; у дверей
палаты и у ворот поставлено было 27 стрельцов на карауле: им
306
накрепко было запрещено пускать кого бы то ни было к
арестованному полковнику.
20-го августа были на карауле у Рославца стрелецкий сотник, пятидесятник и рядовые стрельцы - всего 36 человек. В этот день, во время смены дневных часов на ночные, к дневальному голове
Данилу Барашеву прибежал с караула стрелец с вестью: колодник
Петрушка ушел; ходил за ним пятидесятник Никита и упустил его.
Дело происходило так. Бывший при Рославце стрелецкий
сотник Василий Шилов приказал <собрать стол>, чтоб ужинать вместе
с своим колодником. Рославец попросил позволения выйти, сотник
приказал идти за ним пятидесятнику. Чуть переступили они за
двери, как раздался крик пятидесятника: колодник ушел! Бросились в
погоню, но не догнали. Бегство колодника повлекло за собою арест
тех, которые обязаны были его стеречь. Шилов послал стрельца
Митрошку к своей матери известить ее, что он посажен под караул.
Брат Шилова Тимофей пошел за стрельцом Митрошкою навестить
брата, и когда они проходили мимо рядов мясных за Смоленскими
воротами, вдруг Митрошка узнал Рославца, шедшего из
Белого-Города в Земляной-Город, нагнал его, схватил, привел к Смоленским
воротам и сдал караульным стрельцам. Рославца привели в
Малороссийский Приказ. Там он показал:
<Как вышел я на двор, взошел на церковь* а с ней спустился
на улицу и пошел. Хотел я пробраться к карачевцу Григорию
Юрасову, но двора его не нашел и хотел идти в Новодевичий
монастырь, чтоб там перебыть, пока не уедет из Москвы
гетманский посланец Солонина, который домогался, чтоб ему отдали
меня отвезти к гетману. Как бы только Солонина уехал, я опять
пришел бы в Приказ. Не нашедши Юрасова двора, я ночевал
подле церкви, не знаю какой, а утром пошел за Смоленские
ворота; там встретил меня стрелец и привел сюда. Из Москвы я
бежать не думал, советников к побегу не было у меня и подкупа
никому не давал. Взял я с собой на харч пять рублей, и те целы>.
По розыску оказалось, что Григорий Юрасов умер, а сын его
Афанасий объявил, что не знает Рославца.
Указано держать Рославца за караулом.
Вслед затем произошел случай, который не мог послужить в
пользу Рославца. Жена его Анна, урожденная Васютинская, жившая в Брянске, послала на подводе стародубского мещанина Ясь-
ка Ничипоренка, приехавшего к ней от Рославцева благоприятеля, Ивана Киселевского, священника села Гордова, в двадцати
верстах от Стародуба, с поддельною челобитною, будто бы
составленною от жителей Стародубского полка, ходатайствующих у царя
за своего любимого полковника, на самом же деле сложенною
самим Киселевским, без всякого участия тех, от имени которых
посылалась. Рославцева приложила и от себя письмо к мужу и
307
отдала мещанину, ехавшему с челобитною. Мещанин <кравец>
Ясько Ничипоренко, достигнувши Москвы, отправился прямо на
посольский двор, спрашивать полковника Рославца. Его схватили
и привели к Солонине, а Солонина, отобравши у него все бумаги, представил их как доказательство плутней Рославца, которого бла-
гоприятели составляют в его пользу фальшивые челобитные от
всего поспольства Стародубского полка.
Рославца держали в оковах, а по делу о нем послали к Са-
мойловичу стольника Семена Алмазова. 19-го августа Алмазов
подал Самойловичу царскую грамоту самого милостивого