содержания: Самойлович должен был объяснить Алмазову
обстоятельства и причины Рославцевой затеи.
Алмазов спросил Самойловича: <с твоего ли гетманского
ведома архиепископ Лазарь Баранович положил на него клятву, как
он жалуется?>
- Без моего ведома, - отвечал гетман, - но мне было
известно, что Рославец приказал бить перед церковью дубинами
священника и притом в тот самый день, когда священник служил
литургию. Я писал Рославцу, чтобы -он просил у архиепископа
прощения, архиепископа же письменно просил, чтобы он положил
милость на Рославца и разрешил от клятвы. Рославец мое
благорасположение ни во что поставил и злословил меня. Дивно мне, что Рославец задумал мне учинить зло, когда я был всегда с ним
хорош и обещал не сменять его с полковничьего уряда.
Алмазов сказал: Рославец учинил так своею дуростью. Буде
возможно, ты бы, гетман, простил его, а он тебе учинит
послушание. Только я это от себя говорю и советую, а великий государь
в наказе не велел мне так тебе говорить>.
На самом деле у Алмазова в наказе велено было так говорить; но как будто от себя. Гетман на это отвечал: - Хотя бы ‘Рославец учинил мне и большую досаду, я бы ему
отпустил, а такого дела нельзя отпустить, потому что Рославец
говорил, что у него в том деле много советников, и будто-^еня на сей
стороне Днепра не любят и гетманом иметь не хотят. Пусть
старшины разберут это дело по нашим войсковым правам и допросят
его, какие у него были советники и кто не любит меня и гетманом
иметь не хочет? Не только у нас есть плуты и своевольники, много
их и в других странах, и у вас в великороссийских городах есть
они; только у вас все под страхом пребывают, а у нас в
малороссийских городах вольность. Кабы не было мне государской
милости, то у нас бы на всякий год было по десяти гетманов.
Прощаясь с Алмазовым, Самойлович вручил ему-грамоту в
Приказ, в которой просил прислать Рославца на войсковой суд
всех старшин, и вместе с нею дал Алмазову для передачи
Рославцу письмо такого содержания:
308
<Рославец! Что это пришло тебе? Без всякой данной от нас
причины,, сверх ожидания моего и всех украинских людей, учинился ты нам противником, направился туда, куда не должен
был ехать, и дерзнул без стыда и страха Божия оговаривать нас
пред,царским престолом в том, чего нам и не грезилось! Не
думаю, чтоб сам собою ты затеял такое шалопутное дело. Кто-то
подал тебе в том совет. По чьим возбуждениям ты схватился за
такое малоумие? Исповедай все по святой правде перед синклитом
царского величества, и тебе самому будет легче. Прежде
желательный тебе Иван Самойлович, гетман Войска Запорожского>.
Рославец, получивши это письмо, подал в Приказ челобитную, в которой приносил раскаяние и сознавался, что прогневил
гетмана и архиепископа Лазаря, но уверял, что поступал так без
злого умысла и без хитрости, единственно от страха не поехал
к ним, а убежал в Москву. Он умолял государя написать к
гетману и к архиепископу о прощении ему вины против того и
другого. По этой челобитной послана была прямо к гетману
царская грамота, в которой говорилось уже от имени царя то, что
прежде Алмазов советовал как бы лично от себя: чтоб гетман
простил преступление Рославца в уважение к его слезному
раскаянию. Но эта грамота посылалась уже разом при отправке
самого Рославца, которого велено было везти к гетману в оковах за
крепким караулом из московских стрельцов. Гетман, давши ему
прощение, должен был написать к архиепископу, чтоб и тот
поступил так же милостиво с виновным1.
10-го сентября вывезли из Москвы скованного Рославца. Разом
поехал и Алмазов для передачи преступника гетману. Алмазов не
* При отправлении Рославца взяты были у него вещи, находившиеся
при нем в Москве: шкатулка польская с четырьмя мешками, наполненными деньгами: орлянками, польскими ортами, чехами и левками; другая
шкатулка с чехами и рублями; третья с письмами. Сундучок с платьем: ферезея алая, суконная на рысях, пять кафтанов, два бархатных
вишневого и червчатого цвета; два покрытые атласом и байберековою тафтою
с золотою нашивкою и один суконный червчатый кафтан на куницах.
Чемодан с восемью кафтанами суконными, цвета коричневого и черного, тафтяной белый, атласный зеленый и камчатный лазоревый кафтаны на
белках, один изуфреневый (?.) кирпичного цвета, и два кафтана объя-
ринных на соболях, один цвета вишневого, другой зеленого; четыре
польские книги; лубяная коробочка с порохом, два седла немецкие, окованные
серебром по краям, три узды, оправленные серебром, два саадака, две
сабли оправленные, две простые, девять пищалей и в том числе четыре
винтовки, три крашенинных палатки. Сверх того, бил челом Рославец, что Солонина, приехавши в Москву, отнял у него насильно образ
Воскресенья Христова, золотую панагию в 140 червонцев, два суконных
кармазинных кафтана, один коричневого, другой голубого цвета. Солонина
воспользовался пребыванием своим в Москве,, чтобы выпросить
подтверждение гетманских универсалов на пожалованные ему маетности в Ос-
терском повете - села: Евминки, Боденки, Кряжева, Воропаева, а в Ко-
зелецком - село Вовчаки.
309
застал гетмана в Батурине, но от гетманского наказного услыхал
радостную весть, что Дорошенко, наконец, добил великому
государю челом и сдал Чигирин. Алмазов поехал в Переслав, прибыл
туда 2-го октября, застал там гетмана и подал царскую грамату, где говорилось о помиловании Рославца.
Гетман прочитавши грамоту, сказал:
<Без указа великого государя я Петра Рославца не только смер-
тию казнить не буду, но и-никакого наказания не учиню ему.
Только теперь новое открылось у нас. Был у Рославца тайный
совет с протопопом Адамовичем и нежинский протопоп-
списывался с Дорошенком, советуясь как бы меня погубить, а гетманом
на обеих сторонах быть Петру Дорошекку. Теперь как Дорошенко
с себя гетманство снял, его генеральный писарь Воехович мне
все открыл и сказку на письме подал: присылал Адамович боро-
вицкого козака Дубровского и передавал через него, что на левой
стороне желают гетманом иметь Дорошенка, а меня не хотят, и
знатные особы с ним,, протопопом, в соумышлении: полковники: стародубский Рославец, переяславский Дмитрашко Райча, при-
луцкий Горленко и бывший генеральный писарь Карпо Мокрие-
вич. Обещали они с Самойловичем поступить так, как Дорошенко
прикажет: либо убить, либо учинить ему то, что Многогрешному.
На том целовал протопоп крест и отдал крест этот козаку для
передачи Дорошенку. Дорошенко, добивши челом великому
государю, мне сам все это рассказал и крест этот мне передал>.
На другой день, 3-го октября, Алмазову было передано
письменное показание Воеховича, и Алмазов говорил Рославцу: <повинись, скажи правду! гетман вину твою тебе отпустит>.
- Ничего я не знаю, - говорил Рославец, - с протопопом
совета не держал, с Дорошенком не ссылался.
Привезли Рославца караулившие^ его в дороге стрельцы перед
гетмана. И Алмазов пришел к гетману. С гетманом находились
все генеральные старшины, кланялись Алмазову, благодарили
царя за милость, оказанную присылкою Рославца, а гетман после
того, обратившись к Рославцу, сказал:
<Не так ты, Петре, учинил, как обещал на первой и на второй
раде великому государю служить, а мне всякого добра хотеть и
ни на какие советы не поддаваться. Я надеялся, что такого другого
приятеля, как ты, мне и не было, а ты за мою добродетель хотел
меня сгубить; но видишь Бог мздовоздаятель не помог тебе!>
- Я, - говорил Рославец, - в совете с нежинским протопопом
не был и дел никаких не знаю. В том только перед тобою виноват, что поехал в Москву без твоего отпуска и ведома, а сделал я это
оттого, что боялся черневой рады, чтоб на ней меня не убили.
Рославец повалился на землю, лежал распростершись, рыдал
и просил помилования.
310
Самойлович поручил генеральному бунчужному Полуботку
держать Рославца под караулом, отыскать протопопа и доставить
к суду. Суд над ними назначен был к.6 января 1677 года.
Рославца отправили в Батурин, а в конце октября доставлен
был туда же взятый в Оболони протопоп Адамович.
Суд производился после Богоявления 1677 года в Батурине.
Заседали генеральный обозный Забела, генеральные судьи До-