раз беседовал с ним в присутствии старшин. <Вот, - сказал
он, - я мыслил со старшинами о тех делах, о которых я с тобою, князь, говорил: никак нельзя послать теперь Дорошенка за
вышесказанными причинами! Притом, теперь Дорошенко нужен для
суда над Рославцем и Адамовичем, а после суда я стану его
наговаривать: пусть сам добровольно пожелает ехать в Москву и
видеть царские очи. Ты же, князь, поезжай в Москву, а я в
грамоте своей к великому государю напишу, за какими причинами
невозможно посылать Дорошенка>.
<Без указа великого государя, не привозя Дорошенка, мне
ехать нельзя, — сказал князь Волконский, - не смею этого
сделать, а стану писать к великому государю, то заранее ведаю
подлинно, будет тебе царский указ таков, чтоб Дорошенка послать
со мною. Через это делается одно мешкание. Лучше бы ты, гетман, послал Дорошенка со мною без всякого сумнительства, надеясь
на милость великого государя>.
<Обожди царского указа, князь Иван Федорович, - сказал
Самойлович. - Я пошлю в Москву своего посланца с грамотою
и в ней объясню, почему невозможно посылать Дорошенка. Чаю
себе за то царской милостивой грамоты, потому что и прежде
указано было мне послать к Дорошенку в Чигирин стольника
Деримонтова, а я написал к великому государю, что этого
стольника послать невозможно, и за то мне выговора не было, а
прислана была от великого государя милостивая грамота>.
В заключение всего, князь Волконский остался в Батурине, а
Самойлович отправил в Москву канцеляриста Ивана Дорошкевича
с грамотою, в которой излагались причины, по которым не следо-
317
вало отсылать Дорошенка в Москву. Кроме доводов, изложенных
словесно в беседе с князем Волконским, гетман указывал еще и на
обстоятельства, случившиеся недавно в Польше. С Турциею
возобновилась у поляков война, но скоро окончилась новым миром -
Журавницким, который был повторением Бучацкого мира с
некоторыми изменениями: часть Украины - Полесье и Белоцерковщи-
на возвращалась под державу Речи Посполитой, и король Ян Собе-
ский положил назначить там жительство козакам, признававшим
над собою польскую власть. Гетманом над этими козаками король
назначил Гоголя, бывшего поднестранского полковника, несколько
раз изменявшего и Польше, и Москве, и Дорошенку. Гоголь должен
был, собравши своих Козаков, которых у него было тогда четыре
полка, расположить в Полесье на жительство, разделить по сотням
и пополнять убылые места новыми козаками из малороссийских
жителей Волыни * и других краев. Города: Димер, Черноград, Коростышев, Чернобыль, по королевскому универсалу, отдавались
в ведомство нового козацкого гетмана. Гоголь сносился письменно
с печерским архимандритом Иннокентием Гизелем. уверял его, что, как истинный сын православной церкви, он более всего желателен
престолу православного монарха: по таким сношениям Самойлович
надеялся перезвать Гоголя под царскую державу с его козаками и
этим путем опять соединить все козачество под единою властью
царя и под единым управлением утвержденного царем гетмана. Это
казалось тем удобнее* что часть Козаков, подчиненных Гоголю, уже
тотчас после падения Дорошенка признала над собою власть Са-
мойловича. И в этих видах, чтоб не подать Гоголю и его козакам^
опасений, Самойлович находил вредным отправить Дорошенка в
Москву и нарушить данное ему Царским именем обещание оставить
его жить в Украине.
Московское правительство на время приняло соображения Са-
мойловича, и 24-го декабря Волконский объявил гетману, что ему
указано ехать в Москву, а Дорошенка не указано везти с собою.
- Великий государь, - сказал Волконский, - не для иных
причин хотел было взять в Москву Дорошижа, как только жалеючи
тебя, чтоб Дорошенко к прежним своим делам не обратился.
- Бью челом великому государю за такую милость, - сказал
Самойлович - только Дорошенка никак не следует отправлять в
Москву: у него здесь и теперь найдется более ста друзей, а те
могут наговорить ко злу не одну тысячу. Дорошенко же, согласно
Своей присяге, ничего дурного здесь не сделал и обещается вперед
ни к какому злу не приставать.
Действительно, Дорошенкс-, живя в Соснице, держал себя
самым надежным образом. Он писал к гетману, что ничего так не
желает, как жить в дружбе с Самойловичем, сколько возможно к
нему поближе и быть ему во всем полезным. Зная положение Тур-
318
ции, Дорошенко первый сделал гетману предостережение, что
султан держит Юраска Хмельниченка не для чего иного, как для того, чтобы его провозгласить козацким гетманом под турецкою
верховною властью и теперь сделает это, когда Дорошенко от него отпал; уже назначена сумма 15.000 червонцев на подкуп, чтобы склонить
запорожцев на сторону Хмельниченка: у Хмельниченка же в Чиги-
рине, Жаботине и Медведовке найдутся и приятели, и родные.
Дорошенко указывал также, что не следует в Чигирине держать жены
бывшего Дорошенкова полковника Шульгй, после перехода Доро-
шенкова приставшего на польскую сторону: <женщина эта сама
дьявол во плоти>, выразился о ней Дорошенко. Затем Дорошенко
обещал еще сообщать гетману, если что-нибудь услышит новое или
припомнит прежнее.
Вскоре опасность, о которой предостерегал Самойловича
Дорошенко, оправдалась. В Константинополе, узнавши наверное, что
<негодный и неблагодарный Дорошенко> - как выражается
турецкий источник,- - забывши все, благодеяния падишаха, изменил ему
и отдался московскому государю, положили отправить войско для
удержания Украины под турецкою властью. Надобно было
назначить нового гетмана для Козаков от руки турецкого падишаха. Тогда
пришел черед сидевшему в темнице Хмельниченку. Его вывели из
Едикула, привели к великому визирю, возложили ему на голову
бархатный колпак, а на плечи соболью шубу и провозгласили
гетманом и <князем малороссийской Украины>. Турецкая политика
выдумала этот новый титул, какого еще никому не давали, и самому
Дорошенку; турки этим хотели подействовать на украинское
население, так как сыну Хмельницкого давалось как бы наследственное
право. Хмельницкий отговаривался, представляя, что он уже
постригся в монахи, но великий визирь приказал
константинопольскому патриарху разрешить его от монашеского обета. Находясь во
власти турок, и Хмельницкий, и патриарх должны были исполнять
их волю. Визирь приказал сердарю (главнокомандующему
турецкими силами) вручить Юраске знаки гетманского достоинства, бунчук, булаву, знамя и берэт или султанскую грамоту, а при
наступлении лета с войском вести нового князя на владение. Об этом
Самойлович получил известие сперва от немировского старосты Ку-
ницкого, вместе со списком универсала Хмельницкого, а потом от
киевского торгового человека, бывшего в Яссах и там узнавшего, что
сам турецкий султан и крымский хан хотят вести Хмельницкого
под Чигирин и под Киев.
Самойлович, получивши эти известия, тотчас сообщил их в
Москву, и они произвели там большую тревогу. Туча, поднимавшаяся со стороны Турции, на первых же порах внушила
московскому правительству мысль, что теперь уже никак нельзя
оставлять в Украине Дорошенка, недавно еще наводившего в этот
319
край турок. Притом же из Чигирина царский воевода Кровков
писал, что чигиринцы из-за Дорошенка произносят дерзкие слова
против царской власти. К Самойловичу прибыл царским
посланцем знакомый ему стольник Семен Алмазов и привез новое
требование послать с ним Дорошенка в Москву.
Самойлович сказал Алмазову: Народ наш мнителен: как
узнают, что Дорошенко послан в Москву, учнут распускать плево-
сеятельные слова, а как дойдут они до Серка, тот еще и своего
прибавит. Какова будет воля великого государя: чтоб Дорошенко
оставался на житье в Москве, или чтоб он только великому
государю ударил челом и потом ехал назад?
- Того не ведаю, - сказал Алмазов, - но если ты, гетман, напишешь об отпуске его из Москвы, великий государь укажет
его отпустить.
- Пусть бы, - сказал гетман, - коли на то воля великого
государя, оставили его жить и в Москве, но только так, чтоб
мои посланцы и Серковы могли всегда его видеть и знать, что
он живет не в неволе, а при милости его величества. Хорошо