Гермиона еще ни с кем так не целовалась. Она вообще делала это, по большому счету, совсем не часто. В период, когда недолго встречалась с Виктором Крамом — была еще совсем ребенком, с Роном в прошлом году — об этом даже думать не хотелось, а Люциус — это были не поцелуи. Это была игра — секс во время игры выходил естественный, а вот поцелуи не получались совсем. Скорее, борьба, борьба за первенство и главенство — даже в этом. А Генри… Тогда, перед Рождеством, опьяненная силой пентаграммы–портала она не почувствовала такого… Этой… Нежности? Может быть. Нежности ей очень не хватало. Не хватало давно, еще той, забытой, размытой и нечеткой сейчас Гермионе Грэйнджер. А Кадмина Гонт–Блэк почти сразу надела маску. Она чувствовала в ней и в своем новом мире привязанность, откровенность, заботу — но не нежность.
И это новое ощущение вскружило голову сильнее любых черномагических пентаграмм.
Она не хотела отпускать его, хотя песня кончилась, сменилась другой, и затем вновь… Казалось, время погибло. Они как‑то плавно вернулись за столик, всё еще безраздельно владея друг другом. Гермиона просто растворялась в этом новом ощущении.
У Генри очень глубокие, зеленые глаза. Она как будто тонула в них.
— Ты заколдовал меня? — прошептала девушка почти неслышно.
— Это ты меня околдовала. Стыдно признаваться… И страшно подумать.
— Генри… Кажется я… Люблю тебя.
Слова вырвались сами. Даже не вырвались — вытекли, вылетели, освободились. Он не отвечал, глядя ей в глаза. И улыбаясь.
Конечно, они не выпали из времени в этом уютном маггловском ресторанчике — оно утекало с быстротой горного потока, унося минуты и часы вдаль; пришлось возвращаться в замок. Хогвартс. Школа.
Школа… Такое забавное слово. Такое простое и детское. Как в прошлой жизни.
События в ресторане настроили Гермиону философски. Даже вызвали какую‑то ностальгию о прошлом. Таком недавнем прошлом, которое безвозвратно утеряно.
Она думала об этом, поднимаясь по каменным ступенькам сумрачных замковых переходов. Стемнело. Зимой вообще темнело рано, а она к тому же задержалась «в Хогсмиде». От Филча ее «спас» Генри, «случайно» встретившийся на ступенях, когда она входила в замок, и угомонивший смотрителя. А что сказать Рону и Гарри? Не важно. Совсем не важно…
— Гермиона! — рассерженный голос выхватил ее из плавного вихря мыслей аккурат около поворота в коридор, оканчивающийся портретом Полной Дамы.
Джинни резко встала с постамента одной из статуй, с колен девушки слетел листаемый до того журнал, и не сильно одетая колдунья, украшавшая обложку, недовольно оправила свои волосы.
— Я сейчас тебя убью, честное слово!
— А, Джинни…. Что‑то случилось?
— Случится! Сейчас. Сейчас… Гермиона! Я из‑за тебя полдня — субботнего дня, обрати внимание, — просидела в углу, шифруясь от окружающих!
— Зачем? — моргнула молодая ведьма.
— Зачем?! Тебя прикрывала! Пришлось плести Рону всякий бред про «Гермиона ждет там‑то», благо, Гарри вернулся, когда я уже «ушла»… Ты задержалась на три часа!!! Садись, — уже спокойнее девушка указала на мраморный постамент у ног статуи. — И рассказывай, что там у тебя было с Саузвильтом.
— Ничего не было! — стушевалась Гермиона. — Так…
— Ах, «так»? — подняла бровь Джинни, картинно махнув рукой. — Смотри, чтобы опять дети не получились!
— Джинни! Ничего такого не было!!! Мы так… Немного… Целовались…
— Ба! — Джинни опустилась на черный мрамор. — С профессором Саузвильтом? Ты должна мне всё подробно рассказать!
— Вирджиния, тебе что, наглядных картинок не хватает? — Гермиона подняла журнал с кокетливо теребящей бретельки от белья колдуньей. — Не хочу ничего рассказывать!
— Ага.
— «И тут мы скажем “ага”[59]», — вспомнила Гермиона. — Ну что ты на меня так смотришь? Пошли в гостиную.
— Пошли–пошли, — недоверчиво пробормотала Джинни. — Ты у меня теперь точно тремя домашними заданиями не отделаешься…
Но ее сладостным планам о повышении собственной успеваемости путем листания журналов не суждено было осуществиться. Потому что в гостиной их поджидал сюрприз. И какой!
— Джинни! Гермиона! — Гарри подскочил к ним, как только портрет Полной Дамы встал на место. — Наконец‑то! Гермиона, мы можем поговорить?
— Оригинально, — громко отметила Джинни.
— Прости, это касается Ордена, — потупился мальчик, который выжил.
— Ну, конечно! Какие проблемы? — сарказм в голосе девушки бил через края. — Пойду, найду свою погремушку и накормлю мишку ужином! — и она застучала каблуками по лестнице в девичьи спальни с такой силой, что оставалось только гадать, как камень не пошел трещинами.
— Что случилось? — провожая Джинни взглядом, спросила Гермиона недовольным тоном. — Ты нашел подробный план расположения Хоркруксов, нарисованный Волдемортом в часы меланхолии?
— Не время острить, Гермиона! — счастливо улыбнулся Гарри. — Чаша уничтожена!
* * *
— Что? Как? — рука инстинктивно метнулась к кулону на шее и сжала его.
— Пошли, я всё тебе расскажу.
Нельзя было не отдать должное Ордену Феникса. Чистая, быстрая и точная работа. Вот вновь — очередная ошибка Дамблдора. Секретность? Зачем?
И какая это ошибка?
Действительно ли опасение за жизнь орденовцев, желание оградить их от таящейся в Хоркруксах опасности; боязнь утечки информации к Волдеморту? Или Темный Лорд прав — и Дамблдор виртуозно строил свою шахматную партию, не желая давать кому‑либо еще верховодить фигурами, да и опасаясь приблизить эндшпиль[60]?
Неважно. Суть в том, что сам Дамблдор действовал медленно и с потерями для себя (в итоге — колоссальными). Целая же группа свежих голов — сильных и умных волшебников, справилась с поставленной задачей в кратчайшие сроки. Достойно восхищения.
Это с самого начала было опасно и всего лишь пришло к логическому концу. Раньше ли, позже ли — не так уж важно. Тем более больше ни один Хоркрукс Темного Лорда в руки Гарри Поттера не попадет.
Наверное, Гермиона всё же была ужасной эгоисткой, потому что даже прогремевшая громом среди ясного неба новость не смогла омрачить ее поистине прекрасного настроения.
Осознание случившегося пришло утром. И на некоторое время просто парализовало Гермиону в постели. Все силы покинули тело.
Чаша Пуффендуй уничтожена. Медальон Слизерина, Нагайна, кулон на ее шее — вот и всё, что осталось на страже жизни ее отца. Отца, который даже еще не знает о том, что в отряде его надежной охраны пал один воин, находившийся доселе в плену.
Гермиона прибежала к Генри еще до обеда. Она помчалась в его кабинет сразу, как только нашла в себе силы подняться с постели и принять решение. Теперь она ждала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});