Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Абрикосовая дала обильную желтую пену, в воздухе запахло оде колоном. Напившись, литераторы немедленно начали икать, рас платились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиною к Малой Бронной.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Мирцева. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но тупая игла засела в нем; кроме того, Мирцева охватил необоснованный страх и ему за хотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки.

Мирцев тоскливо оглянулся, не понимая, что его встревожило. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мною? Это го никогда не было… сердце шалит… я переутомился. Пожалуй, пора бросить все – и в Кисловодск…»

И тут знойный воздух сгустился перед ним и соткался из воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок, ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Мирцева складывалась так, что к необыкновенным явле ниям он не привык. Он еще больше побледнел, вытаращил глаза, в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражда нин, не касаясь земли, качался перед ним и влево, и вправо.

Тут ужас охватил Мирцева, и от ужаса он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево, очевидно, раствори лось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты, черт! – воскликнул редактор. – Ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцина ции было, – он попытался усмехнуться, но глаза его были тревожны и руки еще дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, сказав довольно бодро: «Ну-с, итак…», – повел речь, прерванную питьем аб рикосовой.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что Мирцев заказывал Поныреву большую антирелигиозную поэму для очередной книжки и вот теперь читал поэту нечто вроде лекции, с тем чтобы дать ему кое-какие установки, необходимые для сочинения этой поэмы.

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело ссылался в своей речи на разных древних историков, напри мер, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще обра зованного Иосифа Флавия и на Корнелия Тацита.

Говоря о последнем, Григорий Александрович с большим знани ем дела и обнаруживая солидную эрудицию, сообщил поэту о поддел ке 15-й главы известных «Анналов» и о многих других важных и ин тересных вещах. Делалось все это затем, чтобы доказать Поныреву, что Иисуса Христа вообще никогда на свете на существовало.

Поэт, для которого все сообщаемое редактором являлось ново стью, внимательно слушал Григория Александровича, уставив на не го свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом про клиная абрикосовую воду.

Высокий тенор Мирцева разносился в пустынной аллее, и поэт узнал очень много полезного и интересного и про египетского Ози риса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и про грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали ацтеки в Мексике. Чем больше говорил Мирцев, тем яснее становилась картина: хочешь не хочешь, а прихо дилось признать, что все рассказы о существовании Христа – про стые выдумки, самый обыкновенный миф.

И вот как раз в то время, когда Григорий Александрович расска зывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигуру Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, раз ные учреждения представили свои сводки с описанием этого чело века. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел зо лотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Тре тья лаконически сообщает, что особых примет у человека нету.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касает ся зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой золотые.

Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костю ма, туфлях. Серый же берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорок с лишним. Рот кривой какой-то. Выбрит гладко. Брюнет. Один глаз черный, другой почему-то зеленый. Брови черные, но одна вы ше другой. Словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на сосед ней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Мирцев.

«Англичанин, – подумал Понырев, – ишь, и не жарко ему в пер чатках».

А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окайм лявшие Пруды, причем заметно стало, что видит это место он впер вые и что оно его заинтересовало. Сперва он остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное, навсегда уходящее от Григория Александровича солнце, затем пере вел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снис ходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдаш ник, а подбородок на руки.

– Итак, резюмирую, – говорил Мирцев, – нет ни одной восточ ной религии, в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Христа, которого на самом деле никогда в живых не было. И вот на это и нужно сделать главный упор в поэме…

Тут Понырев сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче.

В этот момент Мирцев прервал свою речь, потому что иностра нец вдруг поднялся и направился к нему. Литераторы поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с яв ным иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее француз…» – подумал Мирцев.

«Поляк?» – подумал Понырев.

Необходимо добавить, что на Понырева иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Мирцеву, наоборот, очень понравился.

– Разрешите мне присесть? – так же вежливо попросил иностра нец, и приятели как-то невольно раздвинулись, а иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор: – Если я не ослышал ся, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете?

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Мирцев, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«Какого черта ему надо?» – подумал Понырев и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неиз вестный, повернувшись к Поныреву.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фи гурально.

– Изумительно! – вскричал непрошеный собеседник и, воров ски почему-то оглянувшись и снизив почти до шепота свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы и вообще не верите в Бога? – он сделал испуганные глаза и приба вил: – Клянусь, я никому не сажу.

– Мы не верим в Бога, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, от ветил Мирцев, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы -атеисты?!

– Да, мы атеисты, – весело ответил Мирцев, а Понырев подумал, рассердившись: «Вот прицепился гусь заграничный!»

– Ах, какая прелесть! – вскричал странный иностранец и завер тел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.

– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Крицкий, – большинство нашего населения созна тельно и давно перестали верить сказкам о Боге.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом такие слова:

– Позвольте вас поблагодарить от души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Понырев.

– За очень важное сведение, которое мне как путешественнику чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояс нил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Крицкий, а Понырев поду мал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интерес но!» – и нахмурился.

– Но позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заго ворил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?