Но сколько бы он ни твердил это себе, легче не становилось. Иммеле … есть вещи, за которые она никогда его не простит. Теперь к ним прибавилась ещё одна. И почему каждый раз причиной становится Ройс?
Когда бубнёж за стеной перерос в галдёж и брань, пришла мать и пыталась внушить сыну своё неодобрение его решения – дескать, где это видано, чтобы представители королевской семьи подвергались наказанию, как простолюдины, – но он её выгнал. Улисса, вездесущая Улисса, которая не преминула донести до внука своё мнение и по этому поводу, которое было диаметрально противоположным мнению дочери, вопреки её ожиданиям, также подверглась изгнанию.
Приказав охраннику никого к себе не пускать, кроме Корвена, Теабран пытался отвлечься мыслями о казни конюха, решение о которой ему далось ненамного проще.
Теабран уже искренне жалел о своём решении взять на себя роль судьи. Отмотать бы время назад и оставить всё как есть. Тогда судьбу Инто сейчас бы решали в ратуше, а не он сам. Но тогда и судьбу Дитя решали бы там же. В любом случае пути назад уже не было. Закон был подписан и оглашён.
Как же сложно было приговаривать кого-то к смерти. Навсегда, без права помилования. Куда проще и легче для совести было казни отменять, как в случае с Гаалом, и продолжать держать его в темнице, ожидая, что потом, когда пройдёт достаточно времени, он всех отпустит. Вообще всех.
Господи, ну неужели мальчишка не мог просто украсть коня и исчезнуть в ночи, будь он неладен? Лошадь! Подумаешь, лошадь! В конюшнях их сотни, подарили бы младшему Корбелу другого скакуна! Тоже мне потеря для короны! Ну, поймали бы мальчишку, дали бы десять ударов плёткой да отпустили! А он что натворил?
А девочка? И почему она решила переночевать в этой проклятой конюшне именно в эту ночь? Гурт – бог с ним, с этим пьяницей и дебоширом, – вот уж кого было не жаль, но ребёнок! Флавию он помнил. Во время пира по случаю коронации она с остальными детьми слуг подносила придворным кубки и надушенные платки. Улыбчивая милая девочка с деревянными бусиками в косичках. А теперь от неё осталась только обугленная плоть. Теабран уже заплатил Делии десять серебряных крефов и два золотых в знак компенсации, но что значили для скорбящей матери деньги? У самого Теабрана холодок бежал по спине при одной только мысли, что и ему однажды кто-то может заплатить за Дункана. Ничто эти деньги по сравнению с болью утраты и скорбью.
Нет, за смерть детей нужно платить, и платить полноценно. Виселица. Так всегда казнили простолюдинов за убийство. Справедливо, по суду – он читал. Через две недели, сразу после праздника Возвращения святой Имолетты Инто повесят. Кто знает, может быть, великая заступница смилостивится перед этим мальчиком, молвит за него слово перед Самим и вымолит прощение для него за убийства?
Наказание будто не кончалось. Теабран сидел один и ждал, убеждая себя, что не слышит ни приглушённых толстыми стенами криков Дитя, ни плача Иммеле, который эхом разносился по коридорам, и вслушивался в шаги за дверью. Спустя несколько минут в коридоре послышалась какая-то суета и беготня, но всё быстро стихло. Корвена по-прежнему не было.
Но он же приказал ему явиться, как только всё закончится!
Вместо камергера пришёл Виллем и донёс королю известия, что хранитель ключей после объявления о скорой казни Инто внезапно слёг с сердцем, и им сейчас занимается Гарай, а Дитя отвели в лабораторию Алмекия, где уже перевязывают раны.
– Как всё прошло? – спросил Теабран, отрицая то, что его терзает самое настоящее чувство вины.
– Я бы не хотел рассказывать о том, как палач превращал руку Дитя в кровавый кусок мяса. Алмекий говорит, что Бен сильно рассёк кожу, но порезы быстро заживут, а вот с мизинцем всё сложнее, но кровь он остановит. Впрочем, понадобится много обезболивающих и частая перевязка, чтобы не случилось заражения крови.
– Я поступил справедливо? – Теабран поднял глаза на советника, ожидая увидеть одобрительный кивок. – Оба убийцы теперь будут наказаны в соответствии с тяжестью своих преступлений. Так ведь?
Виллем по-отцовски улыбнулся.
– Боюсь, что я не совсем тот человек, который вправе давать оценку вашим решениям касательно Дитя, ваше величество. Слово короля не обсуждают.
– А слово друга?
– К сожалению, я всё равно буду вынужден дать тот же ответ. Но если вам важно услышать моё мнение по поводу казни, мне искренне жаль этого мальчика. Моя Идэ сказала, слуги за него сильно переживают, как и палач, который затянет на его шее верёвку. Признаться честно, я впервые встречаюсь с подобным единодушием.
– И мать погибшей девочки?
– К сожалению, Делию я не встречал. Говорят, она готовится к похоронам, они пройдут на закате. Двое детей погибли, муж и двое сыновей в темнице, боюсь представить, что сейчас чувствует эта несчастная женщина.
Теабран и сам задавался этим вопросом, ещё более удивляясь тому, что ему вообще есть дело до какой-то служанки.
– М-да, – вздохнул Теабран, согнувшись пополам на стуле, будто у него разболелась спина. – Скорее бы этот паршивый день закончился, правда?
В дверь тревожно постучали.
Надеждам короля не суждено было сбыться – для него день только начался.
Глава 25 Кирасирская кровь
– Ая с самого начала говорил – надо сжечь чёртово Редколесье к чёртовой матери, туды её гангрена! – разглагольствовал граф Корбел, размахивающий пивной кружкой, как ядром, то и дело проливая её содержимое на каменный пол комнаты Советов. – Но вместо того, чтобы спокойно почивать на горе обугленных кирас Альвгреда и остальных скотоложцев, мы пожинаем плоды нашего, мать его, бездействия!
– Ваше сиятельство, – едва успел увернуться от летящих в его сторону пивных брызг сидящий рядом сэр Виллем, – мне кажется, на произошедшее не стоит реагировать так остро. Мы давно знали, что кирасиры прячутся в лесу.
– Они. Перехватили. Обоз с оружием! – Протектор Приграничья застучал пивом по столу, будто не видя различий между кабаком, затерянным в долине Рассыпанных Бус, и королевским дворцом. – С оружием из Перевёртышей! Вообще-то я думаю, что остро реагировать сейчас самое время!
– Сколько они захватили? – спросил король, нервно подёргивая ногой.
– Сто двадцать мечей, вашвеличество, пятнадцать ксифосов, тридцать луков и пять секир, – зачитал граф Корбел список утраченного, перегнувшись через стол.
– Итого сто семьдесят единиц оружия, – Теабран зажевал губу. – Та-а-ак.
– И это, если не считать того, что они прихватили с собой во время своего трусливого побега во время битвы! – распалялся хмелевший на глазах граф Озёрного замка и даже прикрикнул: – Вы понимаете, что это значит, вашвеличество?! Эти сукины дети совсем оборзели, раз высунули морды за пределы леса и начали грабить нашу собственность!
– Не нашу, а мою, – исправил неточность в претензиях графа Теабран.
Крикун не слушал.
– А что потом, вашвеличество? Они же нападут на Паденброг и намотают наши кишки на вертел!
– Допустим, стены города выдержат осаду двух сотен кирасиров, – засомневался в реальности сей угрозы советник. – Или сколько их там?
– А тайные ходы? – не унимался граф, и глаза его влажно заблестели, как у помутившегося рассудком. – А Сумеречные ворота? Ворота Молота? Ворожеи? Через них в город каждый день ходят целые толпы: торговцы, бродячие актёришки, проститутки, ведьмы, просто нищета. А что, если эти две сотни прикинутся ими и войдут в город, перебьют охрану на входе, проберутся в замок? Это же кошмар! – он опрокинул в себя остатки пива и с треском опустил кружку на стол. – Кошмар!
Дверь в комнату Советов отворилась, и на пороге возникла встревоженная Петра.
– Так это правда? – она бросилась к сыну и коршуном вцепилась в его предплечье. – Теабран, ты должен что-то сделать!
– Не устраивай, пожалуйста, сцен, – мгновенно рассердился король. – На сегодня с меня хватит истерики Иммеле. Сядь.
– И всё же я считаю,