с гонором», которых на протяжении 400 лет до того отправляли в далекие края, за море – грабить и насильничать. Впоследствии его придворный поэт, Бёльверк Арнорсон, описал первые впечатления Харальда от Константинополя:Шли вперед одеты В сталь – и снасть блистала Богато – под ветром Крепким ветром моря. Узрил златоверхий Град герой, там стройных Стругов мимо башен Череда промчалась{569}.
Самого Харальда возвели в должность spatharokadidatos – высокий пост при императорском дворе с правом ношения золотой цепи на груди. Его свершения за девять лет службы византийским императорам сравнимы с подвигами нашего Джеймса Бонда. По преданиям, Харальд сражался с пиратами в Эгейском море и захватил 80 мавританских городов. Прослужив более десятка лет, он впал в немилость, но впоследствии ему удалось вновь заслужить благосклонность монарха, ослепив, по словам скальда Тьодольва, одного пленного императора –
Выколоть друг волка, Мир презревший, вежды Повелел – вот повод К лязгу копий – князю.
Оказавшись в заключении в городской темнице с огромным змеем, Харальд совершил отчаянный поступок и вырвался на свободу. Он преодолел натянутую в Золотом Роге цепь, перетащив весь груз на корму корабля, от чего нос приподнялся. После этого он приказал своим людям бежать к носу. И вот Харальд вновь оказался в Роскилле (гавани в Дании, из которой не так давно вышло прекрасное судно викингов). И, вполне возможно, он, поделившись полученными во время пребывания в городе знаниями, посоветовал викингам совершить последний набег на Константинополь. И в 1043 г. Владимир[13], сын Ярослава, бороздил платиновые воды Босфора, а затем наблюдал, как «греческий огонь» сокрушает его флот{570}. Совершив свой злополучный поход, Харальд замыслил очередную авантюру – завоевание Англии.
Тут-то и скрывается еще одно важное «что, если бы». Что, если бы бывшему варяжскому стражнику Харальду Суровому удалось захватить Британию? Что, если бы в 1066 г. в битве при Стамфорд-Бридже он не пал, сраженный стрелой прямо в горло? Эту битву выиграл Гарольд Годвинсон, который и сам менее чем через месяц погиб, когда в битве при Гастингсе стрела попала ему в глаз. Если бы Британию завоевал Харальд, а не его дальний родственник Вильгельм, то мир, в котором мы живем, был бы немного иным. Византий был бы не экзотической и непонятной «чужой» страной, а своего рода феей-крестной, тренировочной площадкой нового правителя Англии.
Однако завоевателем стал Вильгельм, Харальд же пал. И вскоре в Константинополь, в лагерь варяжских стражников по соседству с ипподромом, прибыли новобранцы. Вынужденная покинуть насиженные места знать и молодежь, которая не хотела и не могла жить под властью норманнов, отправлялась на восток, по пути совершая набеги и пиратствуя. Имеются свидетельства об их разгульных подвигах на Балеарских островах, Сардинии и в Марокко. В Константинополе эти воинственные авантюристы объявились где-то, наверно, в 1075 г. (а, возможно, даже в 1040 г.). Их якобы привлекли туда вести о том, что на «град герой» Миклагард напали «безбожники». Ордерик Виталий, английский летописец и монах-бенедиктинец, рассказывал об этом так: «Греки радушно встречали английских изгнанников, тут же отправив их сражаться с норманнами, которых в одиночку грекам было не одолеть»{571}.
Византийка пронзает копьем варяжского стражника
Теперь мы имеем о них полное представление: одиозные, привилегированные, стоящие особняком – одним словом, идеальные секретные агенты. Эти воины, покинувшие родину, своих родных и близких, по обыкновению, приносили присягу хранить верность своему владыке. Англосаксы называли их hearthwerod, или хранителями очага, королевской стражей. Здесь же они были варягами, поклявшимися (на этот раз как элитные наемники) защищать своих товарищей и нести погибель врагам.
Очевидно, что тут были и свои трудности. На иллюстрации 1034 г. в чудесной хронике Иоанна Скилицы изображена византийская женщина из Анатолии – варяжский стражник плохо обошелся с ней. Нахмурив брови и хорошенько прицелившись, обиженная женщина пронзает солдата копьем. А на следующей картинке к этому средневековому повествованию жалкие варяги в качестве извинений приносят женщине одежду обидчика.
Это личное войско бывало и несговорчивым – в 1041 г. варяги восстали против императора Михаила V Калафата. Скорее всего, именно варяги в IX в. нацарапали руны на Пирейском льве{572}. Но, в целом, Варяжской стражей, похоже, восхищались, а к ветеранам относились с большим почтением. Известно, что император Алексей I Комнин для своих английских богатырей основал небольшой городок под названием Кивот{573}, потом, правда, тут же призвал их обратно в город, чтобы «охранять главный дворец и императорские сокровища»{574}.
Кроме того, имеются сведения, что варягам позволили забрать себе земли в нынешнем Крыму и основать там nova anglia. Один миссионер-францисканец писал, что в XIII в. эти места называли terra Saxorum. Еще лет сто каталонские мореплаватели писали о варяжских поселениях на берегах Азовского моря. Названия этих поселений указывали на западные корни их обитателей: Варангидо, Сусако (Саксон, или Суссекс) и Лондина{575}.
Такая договоренность, безусловно, способствовала развитию отношений между Константинополем и англичанами, которые терпеливо ждали своего часа, по крайней мере, со времен тех самых первых торговых путешествий в Саттон-Ху и Тинтагель. Вильям Мальмсберийский в своем сочинении De Gesta Regum Anglorum говорил, что Алексей I Комнин «чтил преданность англов… и сообщил это чувство своему сыну». В 1176 г. из Константинополя к Генриху II прибыли послы с предложением сочетать браком принца Иоанна с дочерью императора Мануила, при этом оба наследника должны были проживать в Константинополе. В ответ на это предложение Генрих послал охотничьих псов в дар императору. И эта «особая связь» прошла не совсем даром: в 1204 г. во время IV Крестового похода именно английские солдаты попытались защитить стены Константинополя от атакующих их снаружи французских христиан. Пусть в константинопольских источниках англов