для охраны императорской семьи.
Нам еще предстоит встретиться с ними, с этой Варяжской стражей. Но сначала нужно вообразить себе, какое впечатление произвел Константинополь на этих чужеземных разбойников, которые почти наверняка и нарисовали те самые корабли на стенах Софийского собора, а также представить, что они видели, шагая по улицам их новой родины. Например, некий Болли Болласон, приехавший в Константинополь где-то в 1020 г., чтобы пополнить свою мошну и расширить кругозор. «Мне всегда хотелось в один прекрасный день отправиться в южные земли, ведь считается, что если человек нигде не побывал, он – невежда»{549}.
Глава 43. За стенами
Примерно 1000–1100 гг.
Константинополь гораздо больше, чем утверждают выдающиеся его жители. Да будет на то милость и щедрость Аллаха – и город станет столицей ислама.
Хасан Али аль-Харави, арабский сочинитель XII в., «Путеводитель по местам паломничества»{550}
Труды индийцев переводят [на арабский], толкуют мудрость греков, [нам] стали доступны сочинения персов… и от этого красота некоторых произведений только выиграла.
Аль-Джахис, родился в Басре в 159/60 г. по исламскому календарю (776 г. н. э.), «Китаб аль-хайван» («Книга животных»){551}
В самом сердце Афин, где туристы ковыряются в греческом салате, глядя на развалины агоры и здание суда, где судили Сократа, археологи извлекают на свет великолепный памятник, Расписную стою. Это – галерея с колоннами, в честь которой назвали философское направление, стоицизм. Чтобы добраться до этого впечатляющего античного сооружения из известняка, археологам пришлось подкопаться под греческую таверну, сквозь слои XIX в. и ранней современности, а также времен Османской империи и снять «соты» византийских построек, пристроившихся на образчике великолепия Греции.
Тут-то и кроется одна из проблем Византия. В XVIII–XIX вв., когда Европа страстно увлеклась античностью, византийские развалины зачастую уничтожали или небрежно относились к ним, чтобы обнаружить лежащие под ними следы античности. Развалины из христианского прошлого совершенно не заботили страны, где большинство жителей придерживались ислама. Так что в мире археологии Византий – бедный родственник.
Однажды, жарким августовским днем я возилась на раскопках агоры. Там обнаружили большие византийские сосуды для хранения продуктов, а также крошечные растворы дверей и очаги (все это еще предстояло аккуратно извлечь и отправить на хранение). И тут мне пришло в голову, сколько же фактов о повседневной жизни византийцев в Константинополе остаются неизвестными из-за неизбежных потерь во время археологических раскопок. Какой поистине огромной ценностью обладают находки, свидетельствующие о кустарном и мелкотоварном производстве, из Афин – некогда украшенного «фиалковыми венцами», «елейного» города Сократа и Платона, Ксенофонта и Алкивиада (вплоть до XI в. Афины были на задворках Византийской империи, однако начиная с XII в. город снова стал процветать как центр высочайшего ремесленного мастерства Византии){552}.
Однако, несмотря на археологические трудности и историческую предвзятость, из письменных документов и отдельных находок складывается общая картина повседневной жизни обычных константинопольцев. Довольные жители писали о том, что в городе растет множество оливковых деревьев, он весь увит виноградом, в воздухе стоит запах кипарисов, а по утрам над городскими огородами гудят пчелы. Константинополь, судя по всему, был местом с весьма резкими запахами: на рынках под открытым небом торговали кедровым маслом, сандалом, мускатным орехом, льняными семенами, нардом и копченой рыбой. Прибавьте сюда еще и испражнения всего населения, составлявшего до 800 000 душ. Кроме того, с началом XI в. город стал центром международной торговли духами. Производством ароматов и мазей, по словам монаха-историка Пселла, забавлялась даже одна из императриц, Зоя, которая умерла в 1050 г. Торговцам духами разрешали выставлять лотки со своим товаром у ворот Большого императорского дворца, чтобы на подходе к императорскому жилищу пахло еще приятнее.
Приезжавшие в Константинополь арабы описывали его «чудеса»: финиковые пальмы, мед, лавандовая вода, бьющая из статуй, окружающих цистерну. Большой популярностью пользовались сушеное мясо и соленая ветчина. Также неудивительно, что в поселении, где столько водных ресурсов, много свежей рыбы. Но, кроме того, город заслужил сомнительную славу за свою унаследованную от римлян любовь к сквашенному рыбному соусу garum (гарум – который нам кажется отвратительным). А еще именно Константинополь стал одним из первых мест, где в XII в. стали есть икру. В судовых документах упоминаются сушеные фрукты из Сирии, льняное полотно из Египта, воск, оливковое масло, ювелирные украшения, книги и кожи – всеми этими товарами торговали в константинопольских портах. Если торговые пути были открыты и не велись военные действия, на улицах Константинополя можно было найти и экзотические товары из более отдаленных восточных земель: апельсины, лимоны, иногда – баклажаны. Самые крупные городские хозяйства выращивали различные культуры на полях и в огородах как в пределах городских стен, так и за ними – властям Константинополя вменялось в обязанность запасти столько продовольствия и воды, чтобы жителям хватило на год.
Крики уличных торговцев (зачастую это были женщины) перекрывал гул литургических песнопений из городских церквей и монастырей. Апостол Павел завещал христианам «молиться непрестанно», и константинопольские монахи истово исполняли этот завет. Один из ранних радикальных примеров тому – орден бодрствующих монахов, где три хора в три смены продолжительностью по восемь часов пели круглые сутки. На улицах звучали лютни, флейты и ударные инструменты. То, что существует мало документальных записей византийских мелодий, вовсе не означает, что в городе не звучала музыка. Совсем наоборот – песни и музыка были столь неотъемлемой частью повседневной жизни города, что жители попросту держали их в памяти{553}. Музыкальная картина города – во всех своих проявлениях – была пронизана духовностью. Кастраты одевались и пели «как ангелы». Мусульманский пленный, Харун Яхья, описал театральные представления, которые давали по праздникам. Особенно его поразил орган, на котором играли во время уличного пира. Поскольку в городе было множество крытых и открытых цистерн, где хранились запасы воды, многие подземные помещения оглашала зловещая капель. Розовые жуки летают и сейчас, донимая, как прежде, слух своим басовитым гудением и поражая зеленовато-радужной переливчатостью. А в заброшенной Студийской обители раздаются голоса курдских беженцев, напевающих народные песни, которые на этих же улицах пели тысячу лет назад.
Кроме того, в городе вовсю торговали всяческими религиозными сувенирами. Это – общая черта Константинополя и Кордовы, Дамаска и Багдада{554}. Паломники – и христиане, и